Он смотрел на жену в волнительном предвкушении, но лицо ее не смягчалось, как обычно после подобных расспросов. Глаза Полины по-прежнему были переполнены подозрением и болью, которые рождало в ней как никогда ясное сознание невыносимой действительности.

– Я позвоню Юре, – вдруг сказала она, решительным шагом направляясь в комнату.

– Звони, – по виду ничуть не смутившись намерению жены, проговорил ей вслед Завязин.

Он находился в полной уверенности, что это одна из многих пустых угроз супруги, но в этот раз Полина была полна решимости. Ее не останавливало уже ни то, что она обратится к Юрию с глупыми и нелепыми, как ей казалось, вопросами, ни то, что делать это она будет в полтретьего ночи. Все ее существо пребывало в таком отчаянии, что она уже не могла успокоиться одними только заверениями мужа.

– Юра, здравствуй, – раздался из комнаты кроткий и смущенный голос Полины. – Я разбудила тебя, наверное?.. Извини, пожалуйста… Слушай, ты не знаешь, где Глеб? Он до сих пор еще домой не вернулся… А вы когда разошлись?.. Раньше?.. Ты не знаешь, куда он пошел?.. Ясно. Спасибо.

Голоса Полины больше не было слышно. Прекратив натирать сковороду, Завязин замер всем телом и затаил дыхание, пытаясь сквозь шум воды понять, что делает супруга, но из комнаты не доносилось ни единого звука. Оставив посуду, он вышел в коридор: Полина с телефоном в руках сидела на диване, опустив голову. Осторожным движением Завязин переступил через порог комнаты и, сделав два шага, остановился возле стола.

– Он сказал, что я в гараж поехал?.. Завтра снег обещают, а на машине летние шины. Ты же знаешь, что меня на объекте в А-ске с самого утра будут ждать. Нужно было обязательно резину поменять…

Завязин начал неуверенно, но, почувствовав по ходу, что все получается очень даже складно, вновь приободрился. В надежде, что его подробные и твердые объяснения в этот раз убедят супругу, он расходился все больше, пока окрик жены не ошеломил его:

– Хватит мне врать!!! – вскинув голову, воскликнула Полина, вся пылая от охватившей ее ненависти к мужу. – Ты ушел из клуба в девять часов!

– Я менял резину в гараже…

– До двух часов ночи менял резину?! Кому ты рассказываешь сказки?! Посмотри на свою одежду, на руки посмотри! Ни в каком гараже ты не был!

– У меня вода там есть. Я руки помыл, – не понимая уже, что говорит, в смятении продолжал объясняться Завязин.

– Ты пять минут назад клялся, что до двух часов играл с друзьями в боулинг! Почему ты тогда не сказал, что резину в гараже менял?! Все твои слова – ложь! У тебя другая женщина! – вдруг воскликнула Полина.

– Не-ет! – пылко возразил Завязин. Голос его прозвучал громко и категорично, но во взгляде отчетливо был виден испуг. Впервые он услышал от жены о любовнице, и страх того, что она обо всем знает, невольно отразился в его глазах.

Полина все прочла и все поняла. От боли, защемившей ей сердце, у нее хлынули слезы. Вскочив с дивана, она выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь.

Расстелив постель, Завязин лег под одеяло и долго еще не мог заснуть, напрягая слух и смотря на пробивающийся с кухни свет, в попытке уловить какие-нибудь звуки или увидеть тень перемещения супруги по комнате, но до него доносился лишь приглушенный закрытой дверью шум льющейся из крана воды, которую он забыл выключить.

«Вот ты прошел мимо малого ребенка, прошел злобный со скверным словом, с гневливой душой; ты и не приметил, может, ребенка-то, а он видел тебя, и образ твой, неприглядный и нечестивый, может, в его беззащитном сердечке остался. Ты и не знал сего, а может быть, ты уже тем в него семя бросил дурное, и взрастет оно, пожалуй…», Ф.М.Достоевский, «Братья Карамазовы»

С-ск, где родился и вырос Ринат Гатауллин, был небольшим, в пятьдесят тысяч жителей, провинциальным городом, до которого не доходила даже железная дорога. Родители его перебрались туда сразу после свадьбы по инициативе матери, у которой в С-ске уже жила большая часть ее многочисленной родни. Молодожены получили квартиру в только что отстроенном панельном доме, а спустя год в семье появился первенец.

Внешностью Ринат полностью пошел в отца – чистого татарина, невысокого роста, плотного, темного, с густыми черными волосами и усами. По характеру это был строгий, выдержанный мужчина, не желавший обесценивать свои слова и потому не раздававший их просто так. Он работал машинистом электропоезда на крупной железнодорожной станции в сорока километрах от С-ска и в силу специфики профессии по несколько суток подряд находился в поездках; в те же дни, когда бывал дома, часто спал, отдыхая после работы или, наоборот, готовясь к очередному выезду, и дети по большей части воспитывались матерью.

Мама Рината была наполовину татаркой, наполовину русской. Обладая впечатляющей внешностью восточной красавицы – смуглой кожей, большими черными глазами и черными же длинными пышными волосами, – она вдобавок имела стройную фигуру и приличный для женщины рост, так что была на голову выше супруга. Лишь несколько лет до замужества мать успела поработать в столовой, после чего появился Ринат, и она ушла в декретный отпуск, а когда мальчик подрос, родила второго сына, окончательно оформив за собой статус домохозяйки.

Несмотря на отсутствие работы и частые отъезды мужа, скучать матери Рината никогда не приходилось. Дня не выпадало, чтобы в гостях у нее не побывал кто-нибудь из родственников или знакомых; если же никто не приходил, то она сама совершала по несколько визитов зараз. Пересуды и дискуссии на всевозможные бытовые и семейные темы, в обсуждение которых мать Рината пускалась при первой возможности со всеми подряд, от родных сестер до соседей по лестничной площадке и продавцов в магазинах, были важной составляющей ее жизни, играли в ней значительную роль, и за многие годы практики она успела очень хорошо поднатореть в мастерстве их ведения. Представляя собой по-настоящему интересную собеседницу, любящую и умеющую завести и поддержать легкое непринужденное общение, она в полной мере передала эту способность сыновьям, которые уже с самых ранних лет становились свидетелями каждодневных разговоров матери с нескончаемыми гостями.

Разговоры эти по большей части велись об общих знакомых, о том, что у кого случилось или планирует случиться. Часто они касались мужских измен, и, что характерно, всегда в таких случаях непосредственно факт измены мужчины воспринимался как нечто обыденное, даже естественное, внимание на этом почти не заострялось, а обсуждались в основном любовницы или какие-нибудь подробности измены.

Когда Ринату шел пятнадцатый год, он случайно застал отца в машине с незнакомой женщиной. Тот попросил его не говорить ничего матери, и он выполнил просьбу, но с немалой гордостью сообщил об увиденном всем своим товарищам. Это был как раз тот период жизни мальчика, когда сексуальное влечение уже полностью сформировалось в нем, но реализовать его не имелось никакой возможности. Мысли Рината и его сверстников занимал тогда только один предмет – покорение девушки и последующий секс с ней, представлявшийся им наивысшим достижением мужчины, а ребята постарше, которым, по слухам, это удавалось, казались истинными героями. На фоне всего этого Ринат преподносил свой рассказ о том, что видел отца с любовницей, как что-то очень важное, значительное, как подтверждение его состоятельности в качестве настоящего мужчины. Он чувствовал, что этот случай возвышает отца, а значит, и его самого в глазах товарищей.

Что же касалось непосредственно процесса обучения в школе, то он совершенно не интересовал Рината. Ни один предмет, кроме физической культуры, не занимал его внимания и потому не оставил в нем никакого следа. Родители тоже не прикладывали сколько-нибудь значимых усилий к тому, чтобы ребенок получил хотя бы элементарные знания, а все их участие ограничивалось выговорами и наказаниями после посещения родительских собраний или когда классный руководитель вызывал их на индивидуальные беседы. Начиная с восьмого класса Ринат вовсе перестал брать учебники в библиотеке, а единственная его тетрадка, служившая для записей одновременно по всем предметам, к концу учебного года никогда не была исписана даже до половины. С горем пополам окончив школу, он глубоко и облегченно выдохнул, будто сбросив тяжеленный груз, который тащил десять лет, а затем собрал вещи и поехал в N-ск учиться в университете.