Илья объявился в июне, на её шестнадцатый день рождения – передал проезжим купцом письмо и зримое блюдце . Писал, что уже почти год, как не служит в княжеской дружине, работает теперь заклинателем по ту сторону и в Новограде бывает редко, что работа нелегкая, но платят хорошо, и пора бы ему жениться.
Ванду тогда словно укололи булавкой. Какое-то доселе неведомое чувство долго жгло в груди, а потом просто обвилось вокруг грудной клетки змеей и давило.
***
Высокие терема и маленькие избушки потихоньку тонули в сумерках. В окнах домов тускло горели масляные лампы. Улицы пустели. Ничто не нарушало полудрему провинциального городка. Ванда ждала Илью в условленном месте, у третьего окна самоварной, барабаня по столу пальцами и даже не притронувшись к медовым пряникам, хотя желудок жалобно урчал.
В другой день Ванда обязательно заметила бы, как изменилось старое заведение при новом хозяине. После смерти господина Ждана кондитерскую выкупил какой-то молодой барчук, того и гляди – в убыток придет. Ан нет! Он тут же из столицы рабочих заказал, мебель новую привез, резную. Картины с известными людьми на стенах развесил (где каждому руку пожимал, чтобы гости видывали, что отнюдь не простак). Свечи ароматные приказал жечь, только запах у свечей горьковатый, навязчивый.
– Невкусно?
Холодная ладонь коснулась её плеча. Сердце даже не екнуло – у Ильи руки всегда тёплые. Обернувшись, Ванда увидела Ивана.
– Добрый вечер.
Косматый плюхнулся на стул рядом и погрозил пальцем:
– Меня не обманешь, Ванда. Вечер-то может и добрый, да ты вон чернее тучи. Стряслось чевой?
Ванда покачала головой.
– Всё хорошо, я жду… Эээ… Одного человека. Он задерживается.
Косматый пригладил усы и снизив голос до шепота, сказал :
– Знаю я этого человека. И ещё знаю, что не моё это дело, Ванда, да только ты зря надеешься. Видел я вчера бабку его, она посекретничала – свадьба уже назначена. – Он внимательно смотрел в её лицо и гримаса боли мгновенно отразившаяся на нем, не осталась незамеченной . – Прости, коли обидел, но мне кажется ты имеешь право знать…
Словно порыв ледяного ветра, новость заставила её вздрогнуть. Мир рухнул. Илья не едет к ней, чтобы признаться. Он едет, чтобы… почему он вообще решил приехать ? Пригласить на свадьбу? Попрощаться?
Предательские слезы не желали сдерживаться и обжигали щеки. Иван по-отцовски сжал её руку со всем сочувствием на которое был способен. Он жестом подозвал разносчика и спустя пару минут на столе появилась круглая чаша с зелёным напитком.
– Выпей. – Сказал он. – Оно притупит чувства.
Ванда нехотя сделала глоток, потом ещё один, к своему удивлению обнаруживая почти волшебные успокаивающие свойства.
– Мой рецепт, – с гордостью поделился Косматый, поправив сдвинувшийся набок поварской колпак. – Я ведь тоже помучился, прежде чем Милка согласилась за меня выйти. – Смех зазвучал хрипло, что-то вроде «хох-хох» и оборвался, сменившись выражением ужаса. Ванда проследила за направлением его взгляда.
В кондитерскую входил человек, ростом с дерево; при довольно высоких потолках, ему приходилось двигаться очень пригнувшись. На землистом лице незнакомца читалась ярость. Обшаривая завсегдатаев рыбьими глазами, он на несколько секунд задержал взгляд на лице Ванды, отчего по её спине пробежал холодок, а потом поманил Ивана толстым, как сарделька, пальцем. Пошатываясь, Иван направился к вошедшему. Весь скукоженный, точно нашкодивший ребёнок, он стоял перед громилой, понурив голову. Время от времени кивал, и никак не мог контролировать пальцы – они дёргали пуговицы на рубахе, теребили мочку уха, разглаживали несуществующие складки на льняных брюках.
Ванда прислушалась. До неё долетали обрывки фраз, но угроза, исходящая от человека-горы и без того отчётливо читалась в его мимике.
–… Время вышло.
– Я отдам, клянусь…Я…был уверен, что… получится. Дурак… глупый дурак…
– Вышвырнуть бы тебя на улицу, Косматый, – просипел громила, – да твой дом не покроет и половины. Сроку тебе семь дней или приведешь ко мне дочь под белы рученьки.
Тяжёлый взгляд вновь скользнул по лицу Ванды. Не слушая заверений, громила хлопнул Ивана по плечу и покинул заведение. Иван же как-то безнадежно махнул Ванде рукой и поплелся на кухню.
Ванда отогнала прочь разные мысли, взглянула на круглые настенные часы. Стрелки сомкнулись на отметке «двенадцать».
Ванда обреченно вздохнула, перекинула через плечо сумку, сшитую из грубой холщовой ткани, и направилась к выходу.
Погода портилась.
Что ж, думала Ванда, направляясь к Всеславскому парку, по крайней мере матушка осталась бы довольна. Теперь она может продолжать оберегать ее от поездки за границу и раз в неделю знакомить с очередным женихом – желающих просить ее руки имелось предостаточно. Кто на приданое богатое зарился, кому не терпелось породнится с Бакуней. Сама Ванда интересовала их не более пятого колеса, которое дают в довесок к телеге, груженной золотом. Была ли тому причиной заурядная внешность можно только догадываться.
Ванда непроизвольно коснулась кольца на цепочке и сердце предательски дрогнуло . Илья видел её душу, ценил её настоящую, без притворства и отцовских торговых лавок.
Помимо всех перечисленных «достоинств», а именно бледности и худобы, у Ванды были белые-белые, будто припорошенные инеем ресницы и такие же белые брови. Что, конечно же, не добавляло цвета скучным серым глазам. Нос у Ванды был прямым, без горбинки, не узким и не широким, не длинным и не коротким. Именно такие носы бывают у истинных красавиц и Ванде он не подходил.
Размышляя, она прошла по росистой траве до самого озера. Краешек полной луны тонул в зеркальной глади. Ни всплеска, ни шороха. Даже мошкара не нарушала писком ночного безмолвия. Весь парк в одночасье замер, будто страшась неведомого чудища, скрывшегося за кустарником жимолости.
Ванда набрала в ладонь мелкой гальки и запустила по воде жабкой.
– Не приедет… – сказала она , обращаясь к своему отражению и застыла. Из-за кустов пристально следили два желтых глаза.
Она взглянула на небо, затянутое рыхлыми дождевыми тучами, и поторопилась к выходу. Миновав парковые ворота, Ванда обернулась. Ей вдруг показалось, что позади промелькнула громадная тень. Что кто-то крадется за ней мягкой кошачьей поступью, как охотник, почуявший добычу. С громким вскриком с ветки сорвался филин и улетел прочь.
Прохладный ветер подул в лицо, принеся резкий «кошачий» запах.
Кривая улочка уводила все дальше от парка. Осталось пересечь площадь, свернуть налево, потом пол версты по вымощенному булыжником тротуару…
Весело плясали огоньки факелов под козырьками домов.
«Никто на меня не нападёт. Это только моё воображение» – сказала себе Ванда и почувствовала такое облегчение, что не сразу поверила своим глазам, когда в тот же миг из-за угла выпрыгнуло нечто, размером с лошадь, и преградило путь. Оно имело тело льва, а морду, похожую на уродливое человеческое лицо. Голову венчала рыжая грива.
Ванда застыла, словно тело внезапно парализовало. Ей вдруг захотелось ущипнуть себя. Этого не может быть, не может быть – твердило сознание. Время остановилось. Зверь зарычал, обнажая два ряда кривых, как серпы, зубов. Ванда вздрогнула и рванулась к дому напротив. На крыльце едва дребезжала узкая полоса света. Ванда взлетела вверх по ступенькам и изо всех сил забарабанила по слепым окнам.
– Откройте! Помогите! – Заорала она, с ужасом понимая, что оказалась в ловушке.
Никто не зажег свет, не вышел на шум – дом был пуст. Предупреждающе загрохотал гром. Чудовище не двигалось, только стальные мышцы перекатывались под бронзовой шкурой. Ванда догадалась, чего оно боится, схватила висящий на стене факел и угрожающе выставила перед собой. Зверь опасливо отступил.
Чудище сжалось, не сводя с нее огненных глаз, не желая отпускать добычу, и Ванда атаковала снова. В воздухе повис запах паленой шерсти.
Вдруг небо разверзлось и за шиворот стали стекать холодные струи. Слабый огонь дернулся и потух. Ванда отбросила факел сторону, проклиная себя за неосторожность и в безысходности заметалась по площади. После причинённой боли чудовище просто осатанело и Ванда стала для него не просто лакомым кусочком, а мишенью. Во что бы то ни стало, оно поймает и раздерет её, читала Ванда в его горящих глазах. Несколько раз ей удавалось одурачить зверя, но он все равно настигал ее, как настиг и в этот раз. Нога подвернулась.
