Литмир - Электронная Библиотека

Коля: Теперь – sweet-балэйу, по-правильные когэру!

Маша: Плюс-директ!

Mashenka: Плюс-директ!

Коля достает из панциря синий член с переливающимися под кожей вставками из жидкого золота, Маша открывает мэньсо, Коля запихивает член ей во влагалище, совершает 69 фрикций, Маша кончает; Mashenka открывает свой мэньсо, Коля запихивает член ей во влагалище, совершает 69 фрикций, Mashenka кончает. Маша и Mashenka берут член Коли в ST-пласт, Коля кончает.

Коля: Бу цо, когэру!

Маша: У тебя по-правильный тивэньцзи, mаlечик.

Mashenka: Sladкий!

Маша: Где ты поимел liquid-gold-vstavka?

Коля: В “ASIA”.

Маша: Гуй?

Коля: 3000 плюс 1000 вайхуй.

Маша: Гуй!

Mashenka: Гуй! Я поимела сенсор-пакет за 1500 вайхуй. В “DINAMO-DINAMO”.

Коля: Liquid-gold не сенсор-пакет, yebi tvoю!

Маша: Devoчкa понесла хушо бадао!

Коля: Хушо бадао, yebi tvoю!

Mashenka: Fuck up, вамбадан! Имею 9 на плюс-пропоз!

Коля: Ты поимела плюс-похорошо в минус-hоchу!

Mashenka: Я по-плюс-имею плюс-похорошо, шагуа!

Маша (трогает член Коли). Коля-ван, у тебя sladкий.

Mashenka (тоже трогает): Sladкий тивэньцзи.

Коля: У вас плюс-директ в мэньсо.

Маша: Ты поимел шен-шен?

Коля: Я поимел шен-шен.

Mashenka: Шен-шен в плюс-hochu?

Коля: Шен-шен в hochu.

Маша: Trip-корчма – не govnero.

Коля: Litera-trip – не govnero, concretные когэру.

Маша: Не govnero, по-правильный mаlечик.

Коля: Имею пропозицию: двинем в ецзунхуй?

Маша: Двинем в ецзунхуй!

Mashenka: Двинем в ецзунхуй!

Коля: Топ-директ, concretные!

Краткий китайско-русский словарь

Байтянь – день

Балэйу – балет

Бу цо – неплохо

Вайхуй – валюта

Ван – князь

Вамбадан – черепашьи яйца (ругательство)

Ваньшан – вечер

Во баолэ – Я сыт

Во элэ – Я голоден

Вэйкоу – аппетит

Гуй – дорого

Гунян – девушка

Ецзунхуй – ночной клуб

Жукоу – вход

Иньхан – банк

Куйсунь – убыток

Кэкоу кэлэ – кока-кола

Мэньсо – замок

Ни ха – Здравствуй!

Ни хэдянь шэньмэ? – Что будете пить?

Ни цзяо шэньмэ? – Как вас зовут?

Пицзю – пиво

Пяо – билет

Ти — доза

Тивэньцзи – градусник

Уфань – обед

Хаочи – вкусно

Хуайдань – мерзавец

Хушо бадао – чушь

Хэнь гаосин – с удовольствием

Цаньтин – ресторан

Цзинцзи – игра

Цзюба – бар

Чоуди – вонючий

Чукоу – выход

Шагуа – дурак

Шаонянь – парень

Шен-шен – жизненная сила

Шэбэй – оборудование

Юйи – плащ

Аварон

Андрею Монастырскому

9 сентября 1937 года немке Эсфирь Семеновне опять сорвали урок: только она принялась диктовать диктант “Mein Lieblingsbuch”, как весь 5-й “Б” загудел. Она выбежала в слезах.

– Робя, фашизм не пройдет! – закричал Петух и поднял сжатый кулак.

В классе все знали, что у Петуха отец воюет в Испании.

– Пошли в “Ударник” на “Арсена”! – предложил Вовка Фрумкин.

– Уже дважды смотрели, – зевнул Серега Голова. – Айда по домам.

– Робя, она за директором поползла, – сел на парту Сальников. – Лучше остаться.

– Вот и сиди здесь, Сало. – Петух вытянул из парты портфель. – Петьк, пошли с девятым домом в расшибец порежемся. Они там за котельной с утра до ночи духарятся.

– Я – домой. – Петя положил учебник и тетради в свой портфель желтой кожи, застегнул.

– Петь, оставайся. – Сальников качался на парте. – Будем с фашистской гадиной воевать.

– Guten Tag. – Петя вышел в пустой школьный коридор.

В нем было прохладно и сильно пахло краской. Возле двух белых бюстов Ленина и Сталина стояли корзины с цветами.

– Петьк, погоди! – Андрюша Скуфин догнал Петю. – Чего так рано домой? Пошли выжигать!

– Неохота. – Петя спускался по лестнице, стукая себя портфелем по коленям.

– Чего ты вареный такой? – Скуфин остался стоять наверху. – От отца есть чего?

– Не твое дело. – Петя потянул дверь, вышел на улицу.

В Лаврушинском переулке было чисто и жарко. Солнце серебрило неряшливые тополя, уже тронутые желтизной, сверкало в створе открытого окна писательского дома. Полная женщина мыла другую половину окна.

Петя вышел на набережную.

Здесь тоже было жарко, чисто и пусто.

“Сказал на свою голову, – вспомнил Петя Скуфина. – Теперь каждый раз пристает, дурак. Хорошо, что про мать не знает”.

Он добрел до Малого Каменного моста, посмотрел на работу молодого регулировщика в белом кителе и белом шлеме, перешел через мост.

На “Ударнике” по-прежнему висели две афиши – маленькая “Арсен” и большая “Ленин в Октябре”. Петя уже трижды посмотрел “Арсена” и дважды “Ленина в Октябре”.

Недавно покрашенная крыша “Ударника” сверкала серебром.

Петя направился к большому серому дому, возвышающемуся над куполом “Ударника”, но вдруг остановился.

“Сейчас начнется! – хмуро подумал он. – «Опять из школы сбежал?! Прогуливаешь? В физиономию захотел?!»”

Бабушка шла на него, сворачивая жгут из розового полотенца.

– Ты думаешь, без родителей я тебе шалберничать позволю?!

Петя сплюнул, посмотрел на свои окна. В столовой занавешено, как всегда. В детской открыто. Наверно, Тинга вырезает своих кукол.

Он сделал еще несколько шагов и остановился.

Рядом стоял подвижной лоток с газировкой. С трех мокрых стаканов на алюминиевом подносе стекала вода. Солнце тяжело светилось в перевернутом стеклянном конусе с вишневым сиропом. Худая продавщица с желтыми кудряшками из-под белой пилотки и с папиросой в стальных зубах сонно глянула на Петю.

Он сунул руку в карман и тут же вспомнил, что денег нет.

“Каждую копейку теперь надо беречь!” – Бабушка очень часто стала пересчитывать оставшиеся деньги и прятала их в новом месте – не в китайской шкатулке отца, а в своей коробке с орденом.

– Ну что, истребитель? – хрипло спросила продавщица. – Полный потянешь аль половинку?

Петя повернулся и побрел через проезжую часть – на ту сторону.

Фонтан по-прежнему уже вторую неделю не работал, на скамейках сидели редкие люди. По клумбе ходили голуби.

Петя добрел до ближайшей скамейки и плюхнулся на нагретое солнцем крашеное дерево. Положил желтый портфель на колени. Замок портфеля глупо улыбался.

– Дурак… – Петя плюнул в латунную морду замка.

На лавочке возле клумбы засмеялась девушка. Парень в футболке что-то быстро, но негромко рассказывал ей. Она смеялась, облизывая эскимо, зажатое двумя круглыми вафлями.

– Дура… – Петя зло посмотрел на девушку.

Нагретая полуденным солнцем Москва была полна дураков.

Петя дернул себя за кончик пионерского галстука, посмотрел на портфель. Замок по-прежнему улыбался сквозь слюну.

– Скройся, гад! – Петя плюнул так сильно, что слюна попала на галстук.

– Бесполезно. Слюны не хватит, – раздался спокойный голос рядом.

Петя повернул голову.

На другом конце скамейки сидел мужчина в светло-сером костюме с такого же цвета шляпой на голове.

– Его только плавильная печь исправит. – Мужчина подмигнул Петиному портфелю, снял шляпу и стал быстро обмахиваться ею. – Сентябрь, а духота как в июле. Хоть бы картошкин дождичек ливанул…

Он был неопределенного возраста, лысоватый, с узким сухощавым лицом.

“Кондуктор какой-то”, – подумал Петя.

– Ну что, Петь, допекла тебя бабишка – потная пипишка? – спросил незнакомец. – Ладно бы за дело грызла, старая. А то ведь со страху бесится – как бы завтра за ней не пришли. А была-то раньше неробкого десятка – замначальника политотдела армии. Не баран чихал. В девятнадцатом под Херсоном, когда белые прорвались и Буракявичюса ранило, она шестерых из маузера застрелила. Потом, когда Городовиков с бригадой подошел, она Парфенова перед строем лично расстреляла. А теперь без валерьянки не засыпает. Кому она нужна?

14
{"b":"70248","o":1}