– Озера забыли упомянуть. Видите, как у нас всего много: лес, горы, озера, а у вас – одна лишь Волга!

– Но зато какая!

– Да какая там «какая»? Уже не такая, – явно поддразнивал он.

– Увы, совсем уже не такая, – грустно согласилась Зоя Васильевна. – Гибнет река. А ваши лес, горы, озера – разве такие же, как прежде?

– Увы, не такие, – загрустил и Андрей Викторович. – И то правда, вот возьму и перееду в ваш Артюховск!

Собеседница улыбнулась.

– А вы все же приходите в гости! – вновь вернулся он к теме. – Вдвоем и приходите, с подругой. А мне, пожалуй, пора. Спасибо за компанию.

– Слушай, Зайка, – сказала Люся, задумчиво глядя вслед Швондеру. – А правда, чего ему от тебя надо? В самом деле, что ли, влюбился? Даже в Артюховск согласен за тобой ехать. Да ты у нас, мать, роковая женщина!

– Отстань ты от меня со своими глупостями, – грубо ответила польщенная Зоя Васильевна. – Он и тебя, между прочим, пригласил.

– Ну, меня-то он пригласил за компанию. Из вежливости, да чтоб ты, не дай Бог, не испугалась, предположив какого-либо черного умысла. К тому же тебя он приглашает уже во второй раз.

– Просто тебя в первый раз рядом не было!

Тут их пикировку прервал топот с другой стороны улицы, противоположной той, куда ушел Швондер. Резво развернувшись, дамы узрели, что по направлению к ним несется Чуча. Они со вчерашней своей лесной прогулки не виделись.

Если бы не топот, могло показаться, что ее несет над землей мощный ураган или даже смерч, сродни тому, что утащил когда-то Вангу. Но только невидимый. Потому что ни одна нормальная женщина ее возраста и комплекции так бегать не сможет.

Подбежав ли, подлетев, Семеновна буквально рухнула на лавочку, где пять минут назад сидел Швондер, еще место не остыло. И просипела, задыхаясь:

– Страуса арестовали!

И зарыдала:

– Из-за меня все! Старая коряга! Вылезла со своим брехливым языком! И этот следователь, этот… Бычок, не бычок он, а клещ натуральный! Как пиявка, присосался!.. Я же тогда в лесу не соображала, что болтает мой поганый язык, меня как ошарашило! А этот… пес молодой… прискребся: почему вы так сказали, кого вы имели в виду? Вы что, отказываетесь сотрудничать со следствием? Да то, да се, да вам вменят пособничество!.. Мне – вменят! Пособничество, слыхали?

– Ну-ка, прекрати! – гаркнула Люся.

Зоя подпрыгнула и схватилась за сердце, а Семеновна захлопнула рот в удивлении. Но тут же снова его открыла и запричитала:

– Люся, ты с дуба, что ли, рухнула? Ты что людей пугаешь? Так ведь я и заикой могу остаться!

– То есть ты считаешь, что ты людей не пугаешь? Что от твоих воплей никто заикой не станет?

– Да ведь я на эмоциях! Генку арестовали, только что! Как будто это он Наташку убил!

– Какую Наташку?

– Да Страусиху же свою, господи! Номер шесть!

– А он ее убил?

Истерика Чучи мгновенно прекратилась. Она с недоверием некоторое время смотрела на Люсю, соображая, не прикалывается ли та. А потом рявкнула:

– Ты точно, Люся, сдурела! Генка – убил?

– Так а почему менты решили, что Генка ее убил? Она же, вроде, от него ушла? То есть, он ее выгнал? Она где пропадала все время, эта Страусиха?

Чуча, буравя Люсю яростным взглядом, отчеканила, делая паузу после каждого слова:

– Страусиху. То есть, Наташку. Номер два и шесть. Мы. С вами. Вчера. Нашли. В лесу. В мешок запакованную.

– А почему ты только сейчас нам об этом говоришь?

– Так меня Колян изолировал! И телефон отобрал! А вы даже не почухались, как я там, жива ли!

– Так и ты же не почухалась, живы ли мы.

– Говорю же, меня Колька изолировал!

– Значит, Наташка после той ссоры вернулась к своему Страусу? Или Генка ее где-то отыскал и убил?

– Да не знаю я ничего! Одно знаю: Генка не убивал!

– Понятно. А зачем следователь к тебе приезжал?

– Я, якобы, вчера кричала, что я ее знаю! Ну, убитую.

– А ты кричала?

– Может быть, не помню. Наверно, кричала. Иначе с чего бы этот следак сегодня с ранья самого ко мне заявился? Хорошо ли я себя чувствую, типа, очень беспокоится о состоянии моего душевного здоровья. Доктор нашелся!

– Он и мне звонил, справлялся, – вступилась Зоя за следователя.

– Да?.. Ну, неважно! Так вот, в состоянии ли я с ним пообщаться? Я говорю, в состоянии, почему нет? Ну он и вцепился, как клещ. Потрошил меня буквально.

– Таня, давай по порядку, – попросила Люся, морщась от Чучиных децибелов. – Первое: бычок, клещ, пес и пиявка – это все, я так понимаю, следователь? Тот, который в лес приезжал?

– Бычком это я его окрестила, – раздался голосок Василисы.

Возле скамейки уже не было тихо и безлюдно. Пока Чуча бурно и слишком громко, на взгляд Зои Васильевны и Людмилы Петровны, дам довольно сдержанных в проявлении эмоций, изливала свое горькое негодование, на ее вопли к ним незаметно подтягивались жители Новослободской. Вскоре лавочка Комаровых была взята в кольцо лицами обоего пола, но все же преимущественно женского.

Кольцо дружно повернулось на прозвучавший из-за спин Василисин голос, и Вася протолкалась к лавочке.

– Если это тот же, что и в первый раз приезжал…

– Тот же, – подтвердили Люся и Зоя хором.

– Он такой крепенький, коренастенький, кареглазый… смотрит исподлобья… об шею молодую березку сломать можно… Ну, словом, Бычок!

– Да, – опять хором сказали Зоя и Люся, а Семеновна захохотала истерически и тут же объяснила свой смех:

– Коровин его фамилия!

Вася, гордая своей интуицией, покивала удовлетворенно.

– И он же – клещ и пиявка? – нудила Люся.

– Да говорю же, впился, присосался! Кровосос! И выпотрошил меня!

– Так. Дошли до главного, – продолжала Люся. – Когда нас с Зоей грузили в скорую, ты поперлась смотреть на убитую женщину? Тебе мало было того, что мы ее откопали?

– Поперлась, – вздохнула Чуча, трубно шмыгнув носом. – Вернее, не поперлась, меня ноги сами понесли. Но мне же было интересно! Вдруг я ее знаю?

– И выяснилось, что ты-таки ее знаешь. И ты об этом сказала полиции.

– Ничего я полиции не говорила! Я просто закричала, не сдержавшись! Я была в шоке! Ты бы разве не закричала?

– Я бы не поперлась. Ноги бы меня никуда не понесли. Мне бы не было интересно. Что там, возле человеческого трупа, может быть интересного?

– А сегодня утром приехал этот… Бычара и меня выпотрошил, – не пожелала Таня отвлекаться от темы и вступать в дискуссию. – И Генку потом арестовали.

– Ну, пошли по третьему кругу! – пресекла Люся ее вопли.

– Но это точно была Наталья? – вклинилась Зоя. – Ты уверена? Ты успела ее хорошо рассмотреть?

– Да точно, точно. Что я, Наташку бы не узнала? Она ж совсем недавно со мной здоровалась. Когда от Генки уходила. И куртка на ней та же самая. Я и этому… сказала, что больше никуда не поеду удостоверяться, я и так уверена. И Коля сказал: никуда она не поедет, хватит с нее опознаний, и так лекарствами дом провонял!

– А тогда чего ты орешь не по делу? Ну да, ну опознала, и что? Ты в любом случае обязана была признаться, что знаешь убитую. Это твой гражданский долг!

– Да не пошла бы ты со своим долгом? Раз Генку из-за меня арестовали!

– Ну, послушай, Таня, – попыталась вразумить ее Зоя Васильевна, – там разберутся. И если Гена не виноват, его отпустят, я знаю. У меня следователь есть знакомый…

Чуча сардонически захохотала.

– Отпустят? Знаешь? Мы тоже кое-что знаем, хоть у меня и нет знакомого следователя. Знаем мы, как они там работают! Процент раскрываемости повышают!

– Но ведь безо всяких оснований человека не могут арестовать? Значит, какие-то основания есть?

– А как же! Она ведь какое-то время жила в его доме, причем дважды. Чем не основание? Но если Генка такой монстр, зачем она явилась сюда во второй раз? Не разобралась в нем с первого раза?

– Нет, Генка не может убить, – сказал женский голос из толпы.

– Не может, – поддержал мужской голос.