Олег давно не называл мать «мамочкой». Для этого он считал себя слишком взрослым, серьезным и самостоятельным. Девять лет – не возраст для сюсюканья и фамильярностей. «Мамочка» – это для лялек с их машинками, кубиками и плюшевыми зверушками. Олег давно перерос ребяческие забавы и телячьи нежности. Год-другой, и для него настанет пора учиться водить самый настоящий автомобиль! А от автомобиля рукой подать до корабля, самолета… И, чем черт не шутит, быть может годам к двадцати ему удастся освоить звездолет или, скажем, межпланетный глайдер! Свою жизнь в двадцать лет Олег представлял весьма смутно, но был уверен, что к тому времени ему предстоит совершить нечто грандиозное.

-Мама! Мама!! Мамочка!!!

Он стоял посреди маленькой, заросшей осокой поляны, и кричал что есть мочи, совсем охрипнув от ужаса и натуги. Олег не знал, где находится, где искать родителей или хотя бы кого-нибудь, кто смог бы ему помочь. Он лишь чувствовал, что потерялся, и от этой мысли все в нем сжималось, а из глаз непрерывным потоком хлестали слезы.

Справа и слева простиралось бесконечное клюквенное болото. Редкие елки торчали над кочками то там, то тут. Вдалеке, страшно далеко, мрачно темнел лес. И нигде, совсем нигде не было видно ни единого человеческого существа.

Наконец, совсем осипнув и ослабнув от крика, Олег замолчал. Он присел на кочку, подпер голову рукой, и попытался рассуждать спокойно и обстоятельно, как учил отец.

Итак, он потерялся. Совсем потерялся. Давно. Если бы он потерялся недавно, то родители, разумеется, уже нашли бы его. Но его не нашли. Наверное, он засиделся в малиннике, а затем спутал тропинку, ушел в сторону и теперь папа с мамой, папочка с мамочкой – тут из глаз Олега опять поневоле брызнули слезы – разыскивают его где-нибудь совсем в другом месте.

Лучше всего будет сидеть и ждать. Папа всегда говорил: если потеряешься, ни в коем случае нельзя нестись куда-то сломя голову. Ведь искать-то его будут там, где потеряли…

Он стал сидеть и ждать. На болоте было холодно, сыро и неуютно. Солнце, как назло, все время заслонялось тучами и время тянулось неправдоподобно долго.

Олег ждал, ждал, но кругом была лишь все та же зловещая тишина, мрачное суровое молчание увядающего осеннего леса.

Значит, его ищут не там. Кто знает, сколько он уже успел пройти по неправильной тропинке совсем в другую сторону? Скоро вечер. Ночью в лесу папа с мамой его не найдут. Они пойдут на станцию, будут звать подмогу, приедут спасатели, прилетит вертолет… Но все это будет утром. Олег представил, что ему придется ночевать в лесу и с трудом подавил рыдания. Потом взял себя в руки.

Нет смысла сидеть тут, одному, на сыром промозглом болоте. Если он промочит ноги, подхватит насморк и заболеет, лучше от этого никому не станет. Нужно идти в лес, где посуше, найти там хорошую солнечную полянку… Какая разница, где его найдут – там или здесь: вертолет летит быстро и видно с него далеко.

Осторожно перепрыгивая с кочки на кочку, тщательно избегая ровных заросших мхом прогалин – на болоте, он знал, легко можно провалиться в трясину, а оттуда не вытянешь себя за волосы, если, конечно, ты не Мюнхгаузен – Олег выбрался на высокое место. Дальше начинался глухой сосновник, заросший черничными и брусничными кустиками и сплошь покрытый упавшим, или еще торчащим над землей сухостоем.

Найти подходящую поляну оказалось непросто. Иногда Олегу казалось, что впереди, то справа, то слева, между плотно стоящими соснами виднеется просвет, и он направлялся туда, с усилием пробиваясь через валежник, обходя вырванные с корневищем сушины и стараясь избегать низких мест, чтобы не промочить кроссовки. Наконец, впереди заиграло солнце, и с трудом перебравшись через пару особенно гнилых стволов, Олег выбрался на прогалину. Здесь он остановился и осмотрелся по сторонам. Первая волна страхов уже отхлынула, и настроение постепенно начало улучшаться. Один в лесу – это все-таки какое-никакое приключение.

Прогалина оказалась длинной и, к большому удивлению мальчика, необычной. Посреди ее виднелась отчетливая глубокая колея – след колес. Давнишний, может прошлогодний, а может и еще более старый – Олег, городской житель, был, разумеется, никудышным следопытом, но вполне недвусмысленный. Когда-то здесь была дорога. Не шоссе, нет, но узенькая грунтовка по которой легко мог бы проехать трактор, а может даже и грузовик.

Олег немного подумал. Вертолет, очевидно, полетит надо дорогой. Спасатели тоже пойдут по ней. Значит и ему тоже следует идти по дороге. Нет смысла стоять тут, как истукан: если он пойдет вперед, все-равно в какую сторону, то либо рано или поздно выйдет к людям, либо люди сами его найдут. И мальчик решительно зашагал на восток.

Шел он долго. Несколько раз ему приходилось останавливаться – иногда чтобы обойти поваленное дерево, в другой раз – чтобы набрать немного брусники и подкрепиться. Однажды он заметил в стороне довольно высокий холм. Сперва Олег решил было свернуть и взобраться туда: с холма наверняка можно было увидеть окрестности, но начинало смеркаться, и все детские страхи зашевелились вновь. Олегу не терпелось выбраться к людям до темноты, и он шел все вперед и вперед, постепенно, несмотря на усталость, ускоряя шаг и не замечая, что дорога становится все уже, следы колес куда-то пропали, а деревья, раньше державшиеся на почтительном расстоянии, снова почти сомкнулись над головой. Он остановился лишь тогда, когда от широкого проселка не осталось даже едва заметной тропинки. Олег снова был в лесу, темном и мокром, а солнце между тем уже садилось.

Сперва ему захотелось сесть и заплакать. Потом он решил, что нужно забраться на дерево и переночевать. Это была хорошая идея: Робинзон Крузо на месте мальчика непременно поступил бы также. Но Олег чувствовал, что устал, его руки и ноги вовсе не горели желанием взбираться по веткам, и он был далеко не уверен, что сможет просидеть всю ночь на суку и не упасть. С этой мыслью он прошел еще километр, а может два и неожиданно вышел к реке. Речка была неширокая, но в сумерках невозможно было понять, насколько она глубока, и Олег не решился переходить ее вброд. Он побрел вдоль берега, а лес кругом ныл и скрипел, качаемый все усиливающимся вечерним бризом.

Когда по реке уже засновала легкая рябь, а из сумрачных чащ начали чудиться вой, уханье и бормотание, Олег увидел лодку. Она стояла на песчаной отмели под огромной раскидистой елкой, одна-одинешенька без намека на пристань или тропинку вокруг.

Весел в лодке не было. В ней вообще ничего не было, если не считать веревки и увесистого камня, вероятно заменявшего якорь. Мальчик подумал, что если вытолкнуть лодку на середину реки и встать там на якорь, то это будет куда безопаснее, чем ночевать на дереве и, тем более, на земле. Не колеблясь ни секунды он залез внутрь, оттолкнулся от берега и медленно поплыл вниз по течению, только сейчас сообразив, что вернуться назад будет куда сложнее. Делать, впрочем, было нечего. Олег выбросил за борт камень и, убедившись, что его ладья остановилась, улегся на дно и моментально заснул.

Проснулся он от холода. Стоял глухой предрассветный час, когда солнце еще не вышло из-за горизонта и не согрело землю вялыми осенними лучами. Кругом было темно. Олег приподнял голову и к своему ужасу увидел, что лодка вовсе не стоит больше на якоре, но мчится по течению реки, которая в этом месте разлилась, сделалась невероятно широкой и стремительной. Затем, по мере того, как его глаза осваивались с темнотой, мальчик разглядел впереди себя покрытую шерстью спину. Зверь сидел на носу лодки и стремительно гнал ее вперед, поочередно погружая в воду мощные лапы то с левого, то с правого борта. Ему не нужны были весла, каждый гребок толкал лодку так, что казалось, будто она сейчас начнет кружиться, словно волчок. Но следовал новый удар лапы по воде, затем еще, еще… вода вспенивалась вокруг бортов, за корму убегали белые светлячки водоворотов.