«Спасибо», - бормочу я, потянувшись за его носовым платком, прежде чем ласково и по-женски прикоснуться к своему лицу, делая вид, что я не заставлял замолчать целую комнату аристократических добродушных старичков в одном из самых известных аукционных домов в мире. Боже мой, я абсолютный позор.

Когда я заканчиваю операцию по уборке, я набираюсь храбрости и противостою своим зрителям, опустошенным, видя, что я все еще в центре внимания. Я ничего не могу сделать, чтобы искупить свою вину, поэтому я принюхиваюсь и приподнимаю подбородок, расправляя плечи. Я корчусь изнутри. Положительное умирает. Униженный. Готова поспорить, Беккер сожалеет о том, что взял меня с собой. Если аукционист не возобновит работу с того места, на котором остановился, я сбегу. Я могу сидеть здесь только до тех пор, пока все смотрят на меня.

«Одиннадцать миллионов».

Объявление из пары рядов перед нами делает свое дело. Все в комнате отвлекаются от меня, и я следую их примеру. Брент ловит мой взгляд и улыбается, качая головой. «Одиннадцать миллионов», - повторяет он, отворачиваясь от меня поднимая весло.

Я смотрю на Беккера, глядя на его реакцию. Его внимание не отошло от скульптуры.

«Одиннадцать человек в комнате. Я слышу двенадцать?

'Двенадцать.'

Море голов поднимается на балкон, а затем быстро возвращается в комнату, когда Брент кричит: «Тринадцать».

С каждой ставкой вздохи становятся громче.

«Тринадцать в комнате от мистера Уилсона». Аукционист указывает молотком на Брента. - У меня четырнадцать?

'Вот.' Обратно наши головы снова идем на балкон, где парень по телефону машет своей ракеткой в ​​воздухе. С самого начала видно, что он потеет, а его голова мерцает в свете верхнего света. Я бы тоже была, если бы предлагал такие деньги от чьего-то имени.

Болтовня в комнате усиливается, люди затыкают друг друга, некоторые держатся за руку человека, сидящего рядом, чтобы взять себя в руки. Я полностью захвачен шумихой, получаю прилив адреналина от напряжения и возбуждения. Брент снова ловит мой взгляд, его профиль ясен, когда он смотрит на балкон, хмуро глядя на своего конкурента.

«Пятнадцать миллионов». Он проталкивает слова сквозь стиснутые зубы, медленно поворачиваясь к передней части комнаты и поднимая весло. Его ставка поднимает шумиху на новый уровень. Кто-то впереди встает и оглядывается на Брента, а кто-то выхватывает телефон и начинает неистово стучать по экрану. Это безумие ошеломленной активности. Вы почти можете слышать, как бьется сердце каждого человека в комнате.

Я смотрю на Беккера, отчаянно пытаясь понять, что он думает по этому поводу. Почему он не сделал ставки? Он все еще просто смотрит на стеклянный шкаф, демонстрирующий скульптуру. Я осторожно подталкиваю его колено своим, чтобы привлечь его внимание. Он не смотрит на меня, предпочитая сосредоточиться на потерянном сокровище.

«Пятнадцать», - выдыхаю я, осторожно оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что на меня нет никакого внимания. Мне не о чем беспокоиться. Все взгляды прикованы к двум мужчинам, участвующим в торгах.

«Люди, разговаривающие по телефону, - это музей во Флоренции», - тихо говорит Беккер, не отвлекаясь от скульптуры. «Они не могут подняться выше шестнадцати».

Я перевожу взгляд на балкон, когда человек по телефону кричит: «Шестнадцать».

Но Брент быстро кричит: «Семнадцать», выводя музей во Флоренции из игры. Я смотрю на вспотевшего парня на балконе и вижу, как он качает головой, подтверждая то, что мне сказал Беккер.

«Семнадцать в комнате». Молоток указывает на Brent.

« Беккер». Я превращаюсь в него, и тут вмешивается моя разумная сторона. «Ты не можешь тратить такие деньги». Особенно, если это война эго между ним и Брентом. Это безумие. Мне все равно, Микеланджело это. «Пусть…» Я захлопываю рот, когда я ловлю его палец, медленно поднимающийся ко рту.

«Тссс». Он успокаивает меня, низкий соблазнительный свист заставляет меня замолчать в мгновение ока. «Успокойте свои штаны, принцесса. Я не такой сумасшедший ».

Все во мне расслабляется. «Хорошо, пусть идиот испортит свое состояние».

'Точно.' Беккер смотрит на меня и позволяет легкой улыбке треснуть уголки его рта, затем я в замешательстве наблюдаю, как он медленно поднимает свою ракетку в воздух. «Двадцать миллионов», - говорит он.

Мой рот открывается. Что за хрень?

Он смотрит на меня, эта мальчишеская дерзкая улыбка украшает его красивое лицо, в то время как я смотрю на него, чувствуя, как внимание в комнате переключается на нас. Люди кричат ​​от восторга, шока, трепета.

«Двадцать миллионов в комнате».

- Беккер, что ты делаешь? - спрашиваю я, не беспокоясь о громкости моего голоса. Нет ни малейшего шанса, что кто-нибудь мог бы услышать меня сквозь суету.

Он опускает весло и наклоняется ко мне, прижимаясь губами к моему уху. Мои глаза закрываются, и все вокруг превращается в ничто. «Я ненавижу его, Элеонора».

Я хмурюсь в темноте, совершенно сбитый с толку, но когда я открываю глаза, Беккер улыбается, снова устраиваясь на своем месте. Он подмигивает мне и снова смотрит на стеклянный шкаф.

«Твоя ненависть должна быть грандиозной, если ты готовы расстаться с такой суммой денег, чтобы не дать Бренту заполучить скульптуру».

«Эпичность не покрывает это», - говорит Беккер.

С трудом сглотнув, я усаживаюсь на стул и изо всех сил стараюсь не обращать внимания на взволнованные лица, смотрящие на нас. Все взволнованы, кроме Брента. Он хмурится.

Аукционист смотрит через очки на Брента. «У меня есть двадцать один?»

Плечи Брента напряжены, почти касаясь мочки ушей. Он был недоволен пятнадцатью миллионами. Могу только представить, что в двадцать один год он совершенно обезумел от разочарования. Быть переброшенным такой огромной суммой и его заклятым врагом, не меньше? Черт возьми, я не удивлюсь, если он прыгнет через стулья и нападет.

«Двадцать один», - выплевывает Брент, протягивая руку к лицу без весла. Я думаю, он вытирает пот со лба.

«Тридцать», - холодно говорит Беккер .

Я не двигаюсь. Я не говорю ни слова. Я подражаю уравновешенности Беккера и смотрю на бесценную скульптуру. Почему Беккер так ненавидит Брента? Его объяснение в гараже сегодня утром кажется бессмысленным. Держите врагов близко? Он предпочел бы сжечь бесценный предмет, чем увидеть, как Брент Уилсон получит его в свои руки? Что, даже если это будет стоить ему миллионов? Должно быть, есть еще кое-что, но сейчас действительно не время спрашивать.

«Тридцать один», - ревет в ответ Брент. В комнате тихо. Даже не аукционист может читать ставки до того, как счетчик ставки будут объявлены .

«Сорок миллионов». Беккер излагает это ясно и лаконично, без намека на его психическое состояние, которое я бы сказал сейчас чертовски чокнутым.

На этот раз раздаются крики. Все это проклятое место погружается в полный хаос. В этом нет ничего удивительного. Ничто не могло помешать мне отреагировать и на это. Сорок миллионов? У кого такие деньги? Надо посмеяться над своим безмолвным глупым вопросом. Хант. Вот кто. Беккер не бездельничает. Брент ползет вверх жалкими шагами в один миллион фунтов, в то время как Беккер опускает долбаные колоссальные ставки. Он действительно не хочет, чтобы у Брента была голова фавна.

Среди безумия окружающих нас людей Брент взлетает со своего места. Он в ярости. «Пятьдесят миллионов», - кричит он. Его волосы растрепаны от резких движений. Он выглядит разбитом состояние, тогда как Беккер выглядит идеально собранным и сосредоточенным.

Ситуация выходит из-под контроля, и я начинаю задаваться вопросом, где это закончится. Беккер хочет этот кусок, и Брент тоже. Я не ожидаю, что ни один из них уступит и потеряет лицо, поэтому я успокаиваюсь и смотрю вперед, на сокровища, которые отправили этот аукционный зал в пандемониум.

Аукционист указывает на Бранта. «Пятьдесят миллионов от мистера Уилсона».

Я жду этого. Приближается.

Любой.

Момент.