Судя по солнцу, время было около пяти часов вечера. Девушки проголодались и неохотно засобирались домой.
************************************
Немцы заявили о себе громко. Первыми ворвались в город мотоциклисты, потом грузовики, набитые немецкими солдатами, и следом въехали на легковых машинах немецкие офицеры.
Услышав нарастающий рев моторов автомашин, девушки понеслись в сторону города. Чем ближе они подбегали, тем громче нарастал шум машин, тем сильнее стучало сердце и тревожнее становилось на душе. Они быстро пересекли подлесок, который отделял дорогу от речки, и, спрятавшись в кустах, с замиранием сердца наблюдали за колонной техники, которая двигалась в центр города. Пока эта процессия ехала, девчонки с ужасом в глазах, молча наблюдали. Когда же все стихло, они как по команде сели и еще несколько минут молча смотрели друг на друга, боясь нарушить тишину. Первой очнулась Галя.
– Господи, куда ж их так много? – она схватилась за голову и медленно, сдавливая виски, опускала руки, в надежде получить ответ на свой вопрос.
– Девочки, успокойтесь. Сейчас еще посидим немного и дворами будем пробираться домой. Все обойдется, – дрожащим голосом успокаивала подруг Тася. – Зина, Зиночка, ты что? Успокойся. Вот увидишь, наши скоро придут и очистят город от немцев.
Тася легонько потрепала Зину по щекам, так как одноклассница онемела от одного вида колонны и сидела как вкопанная, уставившись в одну точку.
– Папа, мама, Сашка, – тихонько произнесла Зина и закрыла лицо руками. Девушки подвинулись к ней, обняли и начали успокаивать ее. В таком состоянии Зину нельзя было отпускать одну домой.
Полчаса девчонки еще сидели и приводили в чувство Зину. Когда подруга более-менее пришла в себя, девушки решили пробраться к домам и условились при малейшей возможности встретиться вечером или завтра утром у Таисии.
Они выбежали из кустов, пересекли дорогу. Еще немного пробежали вместе по направлению к почте, потом молча посмотрели друг на друга, кивнули и разбежались каждая в свою сторону.
************************************
Казалось, что город вымер. Тася мчалась к дому, что было сил. Когда в поле зрения появился ее дом, ей показалось, что она проделала путь от почты до дома на одном дыхании. Ей оставалось совсем немного, пройти пару домов, перейти дорогу и оказаться под защитой своей дорогой бабушки. «Бедная, она, наверное, уже вся переволновалась. Дернул же черт нас пойти на эту речку. Вот же дуры бестолковые. Война идет, а нам, видите ли, отдохнуть захотелось», – ругалась про себя Тася. Вдруг она услышала мотор мотоцикла, но спрятаться было некуда, а перепрыгнуть забор соседнего дома она не рискнула. Только сейчас она пожалела, что нарядилась в этот яркий желтый сарафан, который был как бельмо на глазу. Тася взяла себя в руки и, пытаясь быть спокойной, перешла дорогу и пошла к своему дому.
Мотоциклисты заметили девушку, остановились, стали что-то громко говорить и смеяться. Потом они подъехали к колонке, которая находилась недалеко, достали фляжки, стали наливать воду и наблюдать за девушкой.
Тася нырнула в калитку и, словно горная лань, перепрыгивая несколько ступенек, влетела в дом и бросилась в объятия своей обеспокоенной бабушки. Пелагея Семеновна не отходила от окна, ждала внучку, когда соседский паренек прибежал и сообщил, что в город пришли немцы. Она видела в окно, как мотоциклисты остановились. А когда увидела, как Тася промелькнула перед домом, очень занервничала.
– Ну, все, все, хватит, моя девочка. Все, ты дома, со мной. Пока я жива, ничего не бойся. Сейчас чайку попьем с мятой, успокойся, моя хорошая,– убаюкивающим голосом говорила Пелагея Семеновна прильнувшей к ней внучке.
Она усадила Тасю за стол, поставила чашки и пошла к печке за чайником. Но шум распахнутой резко двери заставил эту полную женщину в два прыжка вернуться к столу. Она встала сзади Таси, обняла за шею. Девушка закусила губу и судорожно вцепилась в руку бабушки.
Немец был очень высоким, с редкими рыжими волосами и такой же недельной щетиной. Он улыбался, показывая свои желтые зубы. Так они молча смотрели друг на друга минуту, но для Таси это была вечность. Она нутром чувствовала опасность.
Немец стал осматриваться по сторонам. Комната, в которой они находились, была просторной. Она служила и кухней, и столовой. Прямо напротив входной двери имелась печка, рядом с которой стояли самодельные шкафчики для продуктов и умывальник. В центре стоял большой стол, где в праздники, когда еще была жива дочка с зятем, собирались гости. В стороне стояла кровать, на которой спала Пелагея Семеновна.
Взгляд немца остановился на проеме в другую комнату, Тасину. Пока семья была в полном составе, там спали Егор с Танечкой. После их смерти комната стала Тасиной. А небольшую комнатку, квадратов семь, бабушка с внучкой переделали под своего рода мастерскую. Крестная Таси, которую жизнь закинула в Новгород, подарила на день рождения крестнице швейную машинку, о которой та так давно мечтала. И с тех пор там был просто склад. И материал, и выкройки. Очень уж Таисия любила шить, связывая свое будущее именно с этим.
Немец встал, подошел к проему, заглянул в Тасину комнату, еще больше заулыбался и двинулся к женщинам. Обе напряглись. Фриц приставил дуло автомата к подбородку Таисии. Девушка, бледная как полотно, встала. Он схватил ее за руку и отшвырнул в сторону комнаты. Одной рукой немец держал автомат, другой расстегивал пуговицы на кителе. Лицо его исказила злая гримаса. Все происходило какие-то считанные секунды. Пелагея Семеновна как тигрица вцепилась в руку немца и просила отпустить девочку. Немец откидывал старуху, но она не прекращала своих попыток освободить внучку. Ему надоела эта неугомонная бабка, и он ударил ее прикладом. Женщина упала. Тася в ужасе закричала и бросилась к бабушке, но немец схватил ее на руки и бросил на бабушкину кровать. Она очень больно ударилась головой, но страх перед этим здоровым, рыжим фашистом заставил ее взять себя в руки. Девушка ринулась к двери, но немец поймал ее за руку и с силой опять бросил на кровать. Он откинул в сторону автомат и с остервенением бросился на девушку. Она сопротивлялась что было сил, царапалась, кусалась. Фрица эта борьба, по-видимому, уже взбесила, и он с силой рванул на ней сарафан. Обнаженная красивая грудь девушки усыпила бдительность насильника, и он не заметил, как оклемавшаяся Пелагея Семеновна подкралась к нему сзади и ударила кочергой по спине.
Освирепевший немец обернулся и бросился в сторону пожилой женщины.
– Тася, беги, внученька! Беги к соседям! – кричала бабушка.
Девушка вскочила и, инстинктивно прикрывая грудь, выбежала из дома. Увидев, как убегает жертва, фашист схватил автомат и бросился за ней. Пелагея Семеновна, собрав силы, схватила кочергу и побежала за ними. Немец в два счета настиг Тасю, но старуха ему все-таки предельно мешала. Он повернулся и выстрелил в нее.
– Беги, родненькая! – слабым голосом крикнула Пелагея Семеновна, остановилась, вскинула руки вверх и упала навзничь.
Тася от случившегося даже не могла кричать. Она встала как вкопанная и с ужасом смотрела на неподвижную бабушку. Немец ругнулся, пнул ногой тело убитой и, схватив девушку за волосы, потащил в дом.
Потом было все как в замедленном кино. Когда он тащил ее по ступенькам, раздался выстрел, и немец, перелетев через нее, рухнул с крыльца. Потом она видела перед собой какие-то лица, почувствовала, как ее куда-то несут. Но ей уже было абсолютно все равно, куда ее несут, что с ней будет, ведь она потеряла самого близкого человека. А после девушке вдруг стало тепло, и она провалилась в сон.
************************************
Когда Тася выбежала из дома, ее испуганный вид и разорванный яркий сарафан привлек внимание немецкого офицера, проезжавшего мимо их с бабушкой дома. Разгадав гнусные намерения немецкого солдата, он велел остановить машину, вбежал во двор и выстрелил в него, когда тот тащил девушку в дом. Вблизи она была еще красивее. Офицер взял ее на руки, отнес в дом и положил на кровать, укутав одеялом. Потом велел своему водителю принести аптечку, сделал укол со снотворным, так как девушка от перенесенного шока начала бредить, метаться и звать кого-то, скорей всего ту самую убитую женщину.
