«Кто только клеил обои в этой комнате, они наклеены вкривь и вкось, я даже лучше бы это сделала, – мрачно размышляла Алена. – Цвет такой ужасный, белесый, хоть обои и новые. Папа, может быть, и хороший художник, но в уюте ничего не понимал. Взять хотя бы эти шторы, темные и мрачные, с оборванными петельками. К тому же они явно очень пыльные, давно не стиранные. А уж тюль, так тот вообще почти черный. Раньше папа считал, что тюль крадет свет и без него гораздо лучше».

У окна стоял стол, застеленный дешевой клеенкой, а на нем антикварный самовар, настоящий, не электрический, который разжигается углем. Зачем он отцу, ведь у него никогда не было дачи, а в комнате пользоваться подобным самоваром невозможно?

Алена ужасно хотела спать и присмотрела себе для этих целей узкую тахту около окна. Ложиться на разобранную кровать отца она была морально не готова.

В голову пришло, что можно было бы выпить хотя бы чашку чая, у нее весь день маковой росинки во рту не было. Кухонька в этой малогабаритной квартире была совсем крохотная, меньше пяти метров. Там с трудом разместились: cтол около окна, газовая плита, мойка для посуды, а также кухонный сервантик, в котором находились и посуда, и книги, и коробка с письмам и документами. В углу стоял большой холодильник. Все было достаточно старым, но в хорошем состоянии. Что называется бедненько, но чистенько.

Алена открыла холодильник, но ничего интересного не увидела, там было шаром покати – заплесневевший хлеб и квашенная капуста в целлофановом кулечке. Тогда она заглянула в сервант, но не нашла там ни заварки, ни сахара. Алена поняла, что с чаем ничего не получится и решила взглянуть на бумаги в серванте.

«Да, кстати, а квартиру-то Ваш отец приватизировал?», – всплыл в памяти вопрос, который ей несколько раз сегодня задали. И правда, нужно узнать, как оформлена квартира, где документы. Потому что, если она не приватизирована, то отойдет государству. Посмотрев пачку разных бумаг, которые лежали в серванте, Алена не нашла ничего похожего на документы на квартиру. Сбоку стопкой лежали квитанции, какие-то медицинские справки и рецепты, в большой коробке были письма и фотографии. Алена машинально просмотрела корреспонденцию и ничего особенного там не обнаружила. Письма и открытки с отдыха от каких-то знакомых, а также ее собственные.

Но вот одно письмо, из милиции, ее заинтересовало. Интересно, о чем это оно? Прочитав, Алена задохнулась от возмущения. Сухим казенным языком было написано: «Отказать в возбуждении уголовного дела по факту пропажи Ваших медалей 9 мая». Далее следовало обоснование отказа в довольно-таки оскорбительном тоне. Внизу стояла подпись участкового по фамилии Касьяник. Письмо было написано осенью прошлого года. Получается, что у отца примерно полгода назад, 9 мая, пропали воинские награды, которые он получил, как участник войны.

Интересно, каким образом это произошло? Наверняка, старик ужасно расстроился, это стало для него тяжелым ударом. Почему отец ничего не написал по этому поводу? Привык решать все свои проблемы сам. Он ведь никогда не жаловался. Это поколение, прошедшее войну, просто железобетонное. Какое, однако, мерзкое отношение у этого участкового к ветерану войны! Ни сочувствия, ни желания помочь… Сам тон отказа в расследовании какой-то невежливый, унизительный. Новое поколение, видимо, не воспитывалось в традициях уважения к подвигу участников войны, для них нет ничего святого. Алена обязательно расспросит сотрудников кафедры, как пропали эти медали, ведь потерять их не так-то просто. Хотя завтра похороны, день и так предстоит очень тяжелый. Наверное, будет не до этого.

Больше Алена ничего интересного не нашла. Несколько сберегательных книжек с небольшими суммами денег, удостоверения к медалям. Никаких документов на квартиру Алена не обнаружила. Она зашла в гостиную и поискала в серванте там. Но документы тоже не попались на глаза. То есть, Алена так и не увидела ничего, способного пролить свет на этот вопрос. Ладно, после похорон будет время все спокойно посмотреть и разобраться, чья в конце концов квартира. Все равно делами отца придется заниматься не один день. Нужно будет распорядиться вещами, картинами и так далее.

Наверное, сейчас лучше всего лечь спать. Честно сказать, Алена падает с ног от усталости. Она провела бессонную ночь. Сначала самолет, потом поезд, потом целый день хлопоты по поводу похорон. Алена боялась себе признаться, как тяжело ей будет пережить завтрешний день. Все дело в некой фобии. У отца была одна особенность – впечатлительный художник Черных боялся похорон. Мать рассказывала, что когда умер Аленин дедушка, она ожидала от мужа помощи и моральной поддержки. Вместо этого он целый день катался на лыжах. Мать небезоснавательно обвинила мужа в чудовищной черствости и эгоизме.

Но Алена, унаследовавшая непонятный страх перед похоронами, встала на защиту отца. Все дело было в тонкой психике, характерной для творческих людей. Отец был черезмерно впечатлительный. Это качество присутствует у людей творческих, помогает рождать яркие образы, но очень плохо для обычной жизни. Мать, выраженный технарь, не могла понять мужа, а в последствии, и дочь. Она исправно посещала всевозможные похороны и поминки, а также обожала ходить на кладбище и рассматривать различные памятники. Если же случалась чья-то свадьба, то она избегала там появляться под различными предлогами.

Для Алены похороны были тяжелым испытанием, но в данном случае наступил момент в жизни, когда требовалось исполнить свой долг. Хотя мать и призывала ее не ехать в Брест, сама женщина прекрасно понимала, что никогда себе не простит, если останется дома. Но на душе у Алены было очень тяжело, страх и беспокойство одолевали ее. Тяжесть, как черная туча, навалилась и как будто придавила ее к земле. «Ничего, – утешала себя Алена, – нужно только пережить завтрешний день, а потом постепенно боль пойдет на убыль, и через какое-то время она будет вспоминать об отце с тихой грустью».

Неожиданно в дверь позвонили. Алена очень удивилась, так как время было уже позднее, но открыла. На пороге стояла очень старенькая сгорбленная старушка. Алена с трудом узнала соседку отца по площадке, которую она видела несколько раз в свои предыдущие приезды. Старушка, держась за стены, прошла в гостиную и опустилась на диван.

– Алена, какое горе у Вас, – запричитала она. – Александр Васильевич был таким хорошим человеком. Я понимаю, как Вам сейчас тяжело.

«Вы даже себе представить не можете насколько», – согласилась про себя Алена.

– Я Вас приглашаю к нам ночевать, – продолжила старушка, – негоже оставаться одной в таком горе.

Несмотря на настойчивые уговоры соседки, Алена отказалась. Она не хотела никого стеснять и чувствовать себя неловко, ночуя у чужих людей. Поэтому Алена поблагодарила старушку и вежливо отказалась. Спать хотелось настолько сильно, что казалось – только преклони голову к подушки и сразу же погрузишься в глубокий и крепкий сон. Женщина невольно задумалась, что происходит с душой после смерти и не витает ли она где-то здесь. С другой стороны, папина душа в любом случае не причинит вреда дочери, так что беспокоиться не о чем. К тому же Алена, несмотря на некоторые комплексы, отнюдь не суеверная и не трусиха. Она прекрасно переночует в квартире отца, никого не напрягая. Старушка нехотя удалилась.

Вздохнув с облегчением, Алена умылась, переоделась в халатик и свернулась калачиком на тахте, укрывшись одеялом. Торшер она оставила включенным, просто так, на всякий случай. После этого женщина мгновенно отключилась.

Через некоторое время Алена неожиданно проснулась. Ей показалось, что уже глубокая ночь, но посмотрев на часы, она поняла, что нет еще и 23 часов. Зловеще светил зеленоватый торшер, недобрым взглядом с противоположной стены смотрела Джоконда, как будто она знала какую-то ужасную тайну. Алена почувствовала мороз по коже. Из-за необъяснимого страха она поняла, что уснуть уже не сможет. Решение пришло быстро и как бы само собой – нужно идти ночевать к сердобольной соседке, пока есть вероятность, что она еще не спит.