Александр Васильевич Черных, кроме преподавания в институте, был весьма успешным художником, о чем свидетельствовали многочисленные выставки и статьи в специализированных журналах. Работы его продавались тоже весьма неплохо. В пограничном Бресте бывали покупатели из Польши, Германии, они с удовольствием приобретали его картины в художественном салоне. Особенно удавались отцу Алены работы акварелью.

Родители Алены познакомились на вечеринке в честь какого-то советского праздника. Мать приняла ухаживания мужчины почти на двадцать лет старше себя, с которым у нее было очень мало общего. Внятно объяснить, почему вышла замуж без любви она потом так и не смогла, ведь никто ее силой не заставлял. Несколько лет промучившись вместе и устав от взаимных претензий, семейная пара рассталась.

Избалованная и капризная мать Алены, младшая в семье, требовала от мужа черезмерно много внимания, любви и заботы, похожей на отцовскую. Художник Черных, поздно женившийся и привыкший думать только о себе, искренне считал, что заботиться о нем и его быте должна теперь жена. К тому же эта его дурацкая честность… На вопрос молодой жены, жаждущей хоть какой-то романтики, любит ли он ее, он искренне ответил: «Я не знаю, что такое любовь». А ведь мог бы сказать какие-то красивые слова, которые так нравятся женщинам.

Маленькая Алена, в шесть лет оставшаяся без отца, быстро его забыла, и благополучно воспитывалась любящими дедушкой и бабушкой. Александр Черных, переехавший жить и работать в Брест, не проявлял желания видеться с дочкой, хотя письма ей писал регулярно. Маленькая девочка тоже по мере сил отвечала, писала про свои детские радости и печали. Уже став взрослой, всего несколько раз она встречалась с отцом. Тем не менее Алена всегда ощущала какую-то странную мистическую связь с ним. Вот и последнее время женщину одолевало смутное беспокойство. Хотя это как раз и понятно – отцу было уже за восемьдесят, а он жил один и так далеко от всех родственников. Единственное, что радовало – это то, что он продолжал преподавать рисунок в институте, а следовательно, был еще бодр и работоспособен. Алена вздохнула, оторвавшись от грустных мыслей, и посмотрела на часы – пора было ехать в институт. Наверное, там и расскажут, что случилось с отцом.

Через некоторое время бледная, с печальными глазами Алена появилась в приемной ректора. В одной руке она держала небольшую дорожную сумку, другой нервно теребила носовой платок. Ее направили в деканат архитектурного факультета.

– Вы мне давали телеграмму, что мой отец, Черных Александр Васильевич, умер, – сказала Алена, и слезы тут же градом покатились по ее щекам.

Декан явно обрадовался ее появлению. Он выглядел мягким и интеллигентным человеком. Очки в золотой оправе, теплый вязанный жилет, галстук тоже присутствовал. Всплеснув пухлыми ручками и сомкнув их на животике, он, умиленно глядя на Алену, сказал:

– Ой, Вы приехали! А мы уж думали, если честно, что никто не приедет. Я Вам выражаю самые глубокие соболезнования! От себя лично и от всего руководства института.

– А от чего он умер? – задала Алена вопрос, который мучил ее больше всего. Еще бы узнать, где тело.

– Сердечный приступ случился. Прихватило прямо ночью у него дома, в квартире. Мы еще переживали, что Александр Васильевич не пришел на консультацию. Секретарь ему все время звонила, а он трубку не брал. Потом, через три дня, по просьбе соседей вскрыли квартиру. Он там лежал на полу в коридоре, об порожек головой ударился. Экспертизу проводили, вскрытие делали. Вот у меня есть заключение.

Декан полез в сейф и нервно зашуршал бумагами.

– Зачем экспертизу-то? – удивилась Алена. – Ведь он же дома умер, да и было ему больше 80 лет.

– Не знаю, так положено, – пожал плечами декан. – Завтра похороны. Сейчас я Вас введу в курс дела. Как же хорошо, что Вы приехали! – Он вытащил из сейфа какие-то бумаги.

– Похороны оплачивает военкомат, как участнику войны. Уже все необходимое приобрели. Вам требуется купить для него одежду, цветы и заказать поминки. У Вас деньги-то есть?

Алена замялась немного.

– Да, – сказала она, – заняли денег. – Все произошло так неожиданно.

С деньгами, честно сказать, пришлось изрядно побегать. Телеграмму принесли утром, а вылетать нужно было немедленно. Мать, на которую Алена рассчитывала в первую очередь, сказала, что у нее денег нет и призывала дочь не ехать на похороны, чем немало ее удивила.

– Но мама, ты же понимаешь, что это просто не по-человечески, у него же нет в Бресте никаких родственников.

Деньги в итоге удалось занять мужу Алены. Он же, под неодобрительные взгляды тещи, поехал провожать жену в аэропорт. Алена обещала звонить и держать его в курсе дел.

– Я Вам дам машину от института, – сказал декан, – Полинка, секретарша наша, Вам поможет. Вы поедите по магазинам, купите все, что необходимо. Вот, кстати, ключи от его квартиры – мне следователь отдал, который проверку по этому делу проводил. А Вы не знаете, случайно, приватизирована ли его квартира и кому она достанется? Написал ли он завещание ?

– Нет, – честно сказала Алена, – не знаю. Он мне писал, что приватизировал квартиру. Но это было очень давно.

– Вот и славно, а то квартира отошла бы государству.

Женщина не была уверена, что отец приватизировал квартиру. Что-то такое он ей писал, но Алена уже не помнила. Спросить у отца по поводу потенциального наследства она стеснялась, боялась, что будет неправильно понята. Отец болезненно относился к теме смерти и всячески избегал подобных разговоров. Мать Алены категорически считала, что никакого наследства дочери не нужно и нечего об этом думать. Она была сторонницей, так называемых, духовных ценностей. Женщина, наконец, задала волнующий ее вопрос:

– А где сейчас отец?

– В морге. Завтра заберем его оттуда и поедем на кладбище.

Алена испытала некоторое облегчение. Слава богу, что институт и еще военкомат принимают участие в организации похорон, у нее и так голова идет кругом. Надо взять себя в руки и продержаться до завтра, пережить как-то похороны. Хотя об этом даже страшно подумать. Потом постараться успокоится и заняться проблемами наследства. Неизвестно, как оформлена квартира, а еще есть отцовские вещи, картины, архивы, фотографии…

Алене в помощь декан выделил двух человек – длинноногую рыжеволосую секретаршу Полинку и седовласого вальяжного преподавателя Владимира Михайловича. Полинка была жизнерадостна по натуре и стрекотала без передышки. Ее болтовня даже немного успокаивала. Полинка принялась рассказывать, какой Александр Васильевич был замечательный. Он прекрасно и очень молодо для своих лет выглядел, читал замечательные лекции, даже ходил каждый день пешком в Брестскую крепость. Писал талантливые картины. И Полинка и преподаватель выражали Алене свое самое искреннее соболезнование.

Владимир Михайлович предложил поехать в квартиру отца Алены и посмотреть, что может пригодиться из его вещей. На служебной машине быстренько доехали до дома умершего. На улице, несмотря на конец февраля, было тепло, но пасмурно и сыро. Серая панельная пятиэтажка, уютный и чистенький дворик – знакомая картина для Алены. Ничего не изменилось с тех пор, когда она была здесь несколько лет назад.

Они зашли внутрь квартиры. Алена с любопытством огляделась. В квартире у отца, который всегда был чистюлей и педантом, царил ужасный беспорядок. У Александра Васильевича была крошечная двухкомнатая квартира с пятиметровой кухонькой, так называемая «хрущоба». Из маленького коридора видно было неубранную постель в гостиной, на которой валялась скомканная полосатая пижама. Алена несколько раз приезжала к отцу в Брест и знала, что он любит спать именно в пижаме. С утра он обычно делал зарядку с гантелями, а потом уже умывался и переодевался в домашний халат.

Заглянув в гостиную, женщина убедилась, что всё в ней по-прежнему, только довольно сильно захламлено. Мебель, хоть и добротная – отец когда-то купил румынский гарнитур чуть ли не из полисандрового дерева, но уже очень старая. Женской руки совершенно не чувствуется, и уюта, разумеется, нет. Словом, жилище одинокого пожилого человека, хоть и художника. На окнах висели довольно пыльные шторы. На стенах – две акварели, написанные отцом Алены, и огромная репродукция портрета Джоконды – попытка приукрасить убогий интерьер.