Так случилось и со мной. Совершив первое преступление, будучи ещё подростком, я уже не мог остановиться. Эти поступки меняют тебя. Неуловимо, незаметно, делают другим. Я рос крайне беспокойным ребенком. Мачехе и отцу было плевать на моё воспитание. Они не были запойными алкоголиками, наркоманами и не вели асоциальный и привокзальный образ жизни. Вовсе нет. Просто они были заняты работой и собой, а до меня им не было ни времени, ни дела. Родная мать лежала в психиатрическом стационаре специализированного типа. Суд признал её невменяемой и заменил колонию общего режима по совокупности совершенных ей особо тяжких преступлений, на дурку. Где через три года интенсивной терапии она под действием аминазина превратилась в овоща. Отношения с мачехой не сложились с самого начала, так что дома царил вооруженный нейтралитет. Она не обращала внимания на меня, я – на неё. Отец с утра до вечера пропадал на работе. По иронии судьбы он был президентом адвокатской палаты города. И жаждал, чтобы сын пошёл по его стопам, да только я этого не желал. С самого детства я был предоставлен сам себе, бродя по заколоченным чердакам и темным, сырым подвалам. Компании в таких местах попадались весьма подходящие, так что к семнадцати годам приводов у меня было больше, чем иные люди раз в метро спускались. Поэтому махнув рукой на мою карьеру, отец забросил свои надежды. К тому времени я на пару с моим приятелем Чумой, работал то на Лёшу Большакова, то на Паука, и абсолютно не понимал, зачем вести адвокатскую практику, когда за один вечер можно получить двухмесячную зарплату среднего юриста города. К слову, Чума – весьма своеобразный тип. Он бы вам понравился. С него можно готовую диссертацию писать о многочисленных отклонениях в психике.
– Давайте вернемся к вашему детству, – сухо поправила девушка.
– Простите, док. Так вот. Адвокат из меня вышел бы первоклассный. К тому времени я уже научился врать дознавателям и съезжать со скользких тем. Только благодаря этому навыку, моя биография не пополнилась пробелом в пару лет колонии для несовершеннолетних.
Иногда мы выбирались на окраины города ради забавы и пущих радостей жизни. Адреналин и злой кураж захватывают тебя, когда ты рыщешь темными арками и закоулками, петляешь по дворам в поисках жертвы.
Идеально на эту роль подходили торговцы наркотиками. У барыг всегда с собой была большая сумма наличности. В полицию по поводу грабежа они не обращались. Так что совмещая приятное с полезным: адреналиновый кураж, который приносил неплохие деньги, мы вскорости освоили этот вид заработка. К слову, финансы там крутились немалые, да только и заканчивались они крайне быстро. До смертоубийств дело не доходило, а вот покалечить человека можно было запросто. Да не записывайте вы, док. Это все дела давно минувших дней, и сроки по этим событиям уже сгорели в костре времени. К чему это я? Ах да. Компания, в которой я в то время обитал, сложилась весьма разношёрстная. Двое ребят учились в высшей школе экономики, а ещё пара едва одиннадцать классов средней школы осилила. Связывало этот коллектив тяга к насилию, спиртному и веществам. А больше, наверное, никаких схожестей меж нами я и не припомню. Хорошие они были ребята. Чтобы описать нравы, царившие в той тусовке, я могу рассказать одно: в то время нас связывала клятва. Не причинять друг другу физического и материального вреда и помогать в осуществлении мести. А в случае если сам человек по каким-либо причинам отомстить не может – свершить её за него. Помните ту историю, когда водитель на внедорожнике въехал в остановку и троих людей смертью убил? Ух и резонансное вышло дело. За рулём был пьяный в говно сын федерального судьи?
Девушка молча кивнула.
– Так вот, – продолжил я. Один из людей на той остановке был нашим братом. Он умер в больнице, не приходя в сознание. Ребята записали на видео ультиматум и подкинули его к зданию МВД. А говорилось там вот о чем: или парню дадут по полной, или правосудие его найдёт и покарает. Сынишке тому девять лет дали. Максимум за такое преступление. И в сизо отправили прямо из зала суда. Это спасло его, только вот ненадолго. Тем вечером, трое братьев ждали мажорика у подъезда дома. Проконтролировать, так сказать. Кабы судья дал условный срок или отпустил бы из зала суда – те люди зарезали бы его на хуй, и даже не поморщились. И пришёл бы сынишке судьи пиздец. Такая в них была решимость, представляете? Парня, к слову, на "четвертаке" порешили. Это колония строгого режима номер двадцать пять. Дюже много было в те времена там людей, которые уважали моего брата. А потом туда ещё Малой загремел, и с того момента дни мажорика были сочтены. Док, с вами все в порядке? Какая-то вы бледная. Давайте сделаем паузу?. Расскажите, как вы сюда попали?
Но девушка замерла в кресле и смотрела на меня широко раскрытыми глазами. В них явственно читались страх и недоверие. Нежелание верить в то, что рассказанное мной-правда. Я приложил палец к губам, словно призывая к тишине:
– Недавно закончили институт, и родители пристроили вас в эту клинику уму-разуму набираться. Связи или деньги? Хотя это неважно. И вот вы слушаете здесь тех, кто решил пройти курс реабилитации. Ну, или кого к этому приговорил суд. Можете не отвечать, я угадал. У вас на лице все написано.
Лицо психоаналитика и вправду побелело и вытянулось:
– До сих пор не понимаю, как подобные асоциалы не изолированы от общества, – с трудом выдавила из себя она.
– Ой, да бросьте вы, – отмахнулся я. – Никогда в жизни я не причинял вреда людям. Ни одному. Представляете?
– А ваш сотрудник?
– Во-о-о-от! – Я наставительно поднял указательный палец. – Это ещё раз доказывает тот факт, что за человека я его не считаю.
– Очень удобная жизненная позиция, – прошептала психоаналитик. Достаточно громко. Мне удалось расслышать её слова.
– Ну какой уж есть. И это часть от целого. Процентов десять от того, что я успел натворить. О моих похождениях книгу целую написать можно. Не все истории в ней будут забавные, но в целом неплохое повествование выйдет. Так вот: к восемнадцати годам пришлось мне из городу бежать. Очень уж некрасивая там вышла история. Братец мой на себя всю вину взял. И кабы дело не рассыпалось ввиду недостаточности доказательств – получил бы он лет десять. Но уголовное дело до суда не дошло.
Я замолчал, глядя в потолок и скрестив руки на груди. Психоаналитик тоже не произнесла ни слова, ожидая, пока я продолжу рассказ.
– И захотелось мне в тот момент новую жизнь начать. С чистого, так сказать, листа. Я решил, что смена города это знак. А те истории интересные, пусть в прошлом остаются. Как вам моя биография, док?
Я повернул голову, с любопытством глядя на психоаналитика.
– Очень.. познавательно, – только и смогла выдавить из себя она. Было видно, что эти слова дались ей с величайшим трудом.
– Могу поспорить, таких историй вы еще не слышали. Спорим, док? На просто так.
– Я знаю понятие спора на "просто так", – ответила девушка. – Так что, я откажусь. К тому же, скорее всего вы все придумали.
Слова про мою богатую фантазию прозвучали очень уж неуверенно. Но я просто пожал плечами:
– Врачебная тайна не является доказательством на следствии. Так что я вполне мог бы рассказать правду. Ведь об этом вы просили меня три месяца? Впрочем, ваш выбор, доверять мне или нет. Это же наше последнее занятие, да?
– Вы же уже получили справку об окончании курса реабилитации.
– И теперь выйдя из этих стен, я снова стану свободным человеком? – уточнил я.
Психоаналитик кивнула. Я заерзал на кушетке и полез в карман джинсов, пытаясь вытащить телефон:
– Вот рассказывал я вам все это, душу, так сказать, изливал, вспоминая факты своей биографии, и со страшной силой мне домой захотелось. Друзей проведать да родной город посмотреть.
– А как же новая жизнь, которую вы решили начать?
Я пожал плечами:
– Не собираюсь же я к старому ремеслу возвращаться? Так, проведу недельку, утолю чувство острой ностальгии и вернусь сюда.
