Алексу казалось, он попал в омут семейных горестей и разочарований.
Жалкие беды - жалкие люди ! Их не хватает не только на самоуважение и сдержанность - даже на отчаянье , не говоря уже о бунте, взрыве возмущения.
- Жена ему их дала ? - волосы старухи были похожи на всклоколченную паклю. - Я ногтями вцепилась! Крохи, что после Миши остались, не дала тронуть ! Конечно, я - жидовка поганая, клоп, кровосос ! А несчастье пришло, она его выручила ? Детей взяла, и - за дверь ? "Он мне их еще переза разит", - сказала...
Алекс прикрыл глаза. На него накатывало что-то клейкое, холодное, мокрое.
- Два года Толя страдал... К кому мы только не обращались ?... Как только не лечились ?... Врачи - бессовестные: один говорит одно, другой другое, третий - третье. И все попробуй, все найди, все купи...
Сын впился ногтями в несвежую скатерть на столе, хотя наверняка слышал эту историю десятки раз...
- Ничего не осталось, - кольцо обручальное продала - то, что Миша мне на свадьбу подарил... Он был мне мамочкой. Он был мне папочкой... На пятнадцать лет старше... Кто мне помог ? Государство? Вы ? Или ваш Израиль ?
Алекс почти точно знал, что сейчас будет: она начнет жаловаться и рассказывать о своих несчастьях. Но жалоб он не услышал, история ее была короткой и унылой. Жестокой. Как сама безнадежность...
Голод... Холод... Эвакуация... Отец, погибший где - то под Ростовом он и воевать не умел: винтовки никогда в руках не держал... Ей с сестрой и матерью еще повезло: другим, - не так. Те, что не успели - остались. Смерзлись с землей, с зале деневшими лужами...
А потом она встретила Мишу. В чиненной и перечиненной гимнастерке и стоптанных солдатских сапогах: две медальки на груди, знак ранения. Тоже всех потерял. Но он так хотел выжить ! Так хотел продолжить ! Так хотел завести семью! Вот он их и спас. Рубил мясо в магазине и всех потихонечку кормил. Не зарывался, не вылезал, не высовывался. Только уже много лет спустя поехал на Украину и там вырыл в лесу сундучок, а в нем - старинный свиток Торы, который из поколения в поколения передавался в семье.
- Толика Бог спас... - слезились у старухи глаза. - Тора... Когда мне сказали, что без операции ему не жить, я стала искать, кто бы ее сделал. Поехала в Москву. Там один добрый человек у синагоги сказал, что знает кого - то, кто может нам помочь...
- Вы ему дали деньги?
- Конечно! А как вы хотите? Бесплатно?! Я рассказала ему про Тору. Он привез сюда, в Кострому, специалиста по таким вещам. Они пришли сюда. И тот, второй, взял Тору. А Толю повезли на операцию. В Таллинн...
Алекс поперхнулся: тут были отзвуки истории, которую он слышал от московского эмиссара израильской полиции.
" Убитый в Костроме от ножа партнер, специалист по антиквариата... Вот зачем они приезжали сюда!.."
Ярость кипела в нем вместе с жалостью.
Сомнений у Алекса не было: это Панадис!
- Узенькие усики на круглом лице? - вырвалось у него.
Старуха вонзилась в него ожесточившимся взглядом животного, у которого вот - вот отнимут единственного детеныша, и стала за спиной сына.
Она его спасет. Она его никому не отдаст...
" Импрессарио" заработал на этих несчастных дважды: и на операции и на продаже музейной редкости. Он же мог и заказать убийство партнера, чтобы не делить навар...
Но если эту старуху свести с Панадисом лицом к лицу, она никогда и ничего не подтвердит... А, кроме того, не это - цель его презда в Россию!
- У меня к вам просьба. Это очень важно... Вы что-нибудь знаете о вашем доноре? Кто он? Откуда?
Старуха, еще не дослушав, принялась качать головой:
- Что мы можем знать?! Оставьте нас в покое...
Может ей пришло на ум, что почку могут отобрать, вернуть тому, кому она прежде принадлежала?!
Сын снова вывел из комнаты мать и прикрыл дверь.
Похожий на религиозного оротодокса Толик-Натан, удалив - шийся к сеье, приоткрыл дверь:
- Я слышал, что-то про Китай. Трансплантанты везли самолетом через Ташкент... Человек, который все устроил, перед операцией звонил в "Домодедово". Рейс Ташкент - Москва опаздывал...
- Натан... - старуха что-то быстро прокричала на идиш.
Крончер разобрал лишь одно слово "рахамим", оно залетело из иврита и означало одно: "милосердие".
" Пожалей мать?!"...
- Вы помните день, когда вам сделали операцию?
- Еще бы! Двадцать второго...
Старуха готова была валяться у сына в ногах, только бы - он не раскрывал больше рта.
Уходя, Крончер оставил на старом ящике для туфель в передней несколько стодолларовых банкнот. Не мог не оставить...
Панадис ждал связного Ли в баре гостиницы "Космос". Но китаец опаздывал.
Панадис нервничал. Такого еще никогда не случалось.
Он допил коктейль до конца и лишь потом взглянул на часы. Ожидание длилось уже тридцать восемь минут.
Панадис заказал второй коктейль.
В сущности, бакинец и не собирался допивать его до конца: он следил не только за количеством спиртного, которое себе позволял, но и за калорийностью еды. Полнеть больше он не хотел. Как врач он хорошо знал, к чему приводят излише ства.
Чтобы не вызывать подозрений, он потихонечку тянул сквозь пластиковую трубочку розоватую жидкость, в которой переливались тающие кусочки льда.
Минут через десять Панадис расплатился, щедро оставив на чай, вышел из бара в холл, к телефону-автомату. У него было несколько жетонов. Медленно, успокаивая себя, вращал диск. Три, пять, семь... Он был уверен, что никто не ответит.
Внезапно зуммер прервал незнакомый мужской голос:
- Кого вам ?
Панадис переждал пару секунд и спросил:
- Могу я переговорить с господином Ли ?
- А кто его спрашивает ? - тут же осведомился незнакомец.
- Знакомый, - поспешил ответить Панадис.
- Его нет сейчас. Что-нибудь передать ?
- Нет, нет, спасибо, я позвоню позже...
- Вам срочно ? - продолжил голос в трубке. - Он скоро бу- дет звонить. В принцмпе, если хотите, его можно найти. Что передать ? Кто его спрашивает ?
Панадис понял: его хотят как можно дольше удержать у телефонной трубки. Так обчно поступают менты, когда хотят засечь, откуда говорят. Он осторожно положил трубку и тут же, чтобы спутать ментам карты, перезвонил по первому пришедшему в голову номеру.
- Квартира Мухиных ? - осведомился он. - Простите, пожалуйста, ошибка...
Дойдя до метро "ВДНХ", он спустился вниз на эскалаторе, всегда казавшемся ему здесь особенно длинным. Сел в подошедший состав и поехал в сторону "Медведкова".
Все это даже не столько, чтобы запутать возможного топ туна, сколько, чтобы успокоить нервы. Ли исчез, сомнений никаких не было.
Не доезжая до концевой, Панадис вышел. Поехал в обратную сторону.
Ответивший ему по телефону говорил по-русски без всякого акцента.
" Явно русский..."
Он не сомневался: в дело вмешались те, кого следует опасаться...
Кто это мог быть - рекетиры, милиция?
Ему не дано было этого знать.
Связующая с китайцами нить оборвалась. В лабиринте неизвестности было темно и остро пахло опасностью.
Искать самому концы, значило бы не просто рисковать: самому лезть в петлю...
Пусть его ищут теперь китайские партнеры. Найдут. Должны найти. В конце - концов, он нужен им нисколько не меньше, чем они ему. Конечно, и он сам тоже сидеть без дела не собирается.
Не может быть, чтобы в Москве, где и раньше-то жило ни как не меньше десяти миллионов, никто не предлагал бы трансплантанты для пересадки...
Панадис вышел из метро. Снова позвонил. На этот раз Бреннеру.
- Профессор ? Мне ужасно неловко, но операцию придется перенести. Да - да, не прибыл материал. Я вам потом все объя сню. Вы куда -то собираетесь? Приглашены коллегами? Куда, если не секрет? В Дом Кино? Прекрасная идея! Может мы даже увидимся...
Человек, откликнувшийся на объявление Чернышева в газете с просьбой помочь в приобретении органов для трансплантации позвонил в турагентство перед обедом.
