Охранял работавших солдат – с тупым, деревенским лицом. Преисполненный важности, он прохаживался мимо и покрикивал:

– А ну работай, сволочь! Прошло ваше время.

И с удовольствием оглядывался на редких прохожих.

Пожилой мужчина в теплом пальто и шапке остановился, тяжело дыша и отирая пот с лица. Солдат двинулся к нему:

– Работай, сволочь! Что встал?

Мужчина посмотрел на него и тихо ответил:

– Сейчас… передохну минутку.

– Я те передохну, сволочь! – вдруг взбесился солдат, – на том свете передохнешь, гадина, мать твою! А ну взял лом и лед долби!

Мужчина стукнул ломом по льдине, но тут же остановился и схватился за висок:

– Минутку, минутку…

Солдат сорвал с плеча винтовку:

– Работать!

Мужчина непонимающе смотрел на солдата, не убирая руку от виска.

– Вот как, гадина?

Раздался выстрел. Мужчина удивленно посмотрел на солдата и медленно осел на землю. Женщина с ломом закричала, другая подхватила ее крик. Солдат обернулся к ним:

– И тебя стрельнуть? И тебя? А ну работать, твари, суки!

И тут он заметил оцепеневших от ужаса детей. Он подошел к мужчине, присел, заглянул ему в лицо и, повернувшись к детям, глупо расхохотался:

– Вот видите, ребятки, как мы буржуев кончаем?

Помолчав, он тупо усмехнулся:

– Вот только дышал – и нету…

Володя медленно двинулся на него. Нина в ужасе схватила его за руку:

– Володенька, милый, нет! Домой пойдем, пойдем скорее!

Она тащила его за собой, плача и что-то приговаривая, не помня и не понимая своих слов. Володя тупо шел за ней, иногда останавливался и порывался идти обратно, но Нина висла на нем, снова уговаривала, просила, тащила.

Измученные, они с трудом добрались до дома. Нина силой втащила Володю в квартиру.

Увидев детей, Арсений Васильевич перепугался:

– Маленькие мои! Что сделалось?

Нина с плачем повисла у отца на шее:

– Папочка, он его застрелил! Просто взял – и выстрелил, и убил, а тот только остановился – отдохнуть! Папочка, просто застрелил, убил!

Рыдая, она повторяла одни и те же слова. Арсений Васильевич гладил дочь по голове, целовал и шептал:

– Ну доченька! Ну маленькая!

Володя так и стоял у двери. Арсений Васильевич посмотрел на него и вдруг сорвался, закричал:

– А ты куда смотрел? Куда вы гулять потащились? Бестолочь! Неслух! Кто вас туда отпускал, отвечай!

Володя вздрагивал на каждый окрик, но не шевелился. Нина очнулась:

– Папа, что с ним? Да не кричи на него!

Смирнов опомнился. Он подошел к Володе:

– Прости, мой маленький… я и сам напугался. Ты не виноват ни в чем, слышишь? Просто… не ходите вы никуда! Не ходите! Володя! Ну, что с тобой?

Арсений Васильевич потряс мальчика за плечи. Тот наконец перевел на него взгляд:

– Он его убил.

Нина снова расплакалась. Володя, глядя на лавочника остановившимися глазами, повторял:

– Он его убил. Совсем. Захотел – и убил. Убил – потому что захотел. Ни за что убил. Совсем. Потому что захотел – взял и убил.

– Володя, очнись! – тряс его Арсений Васильевич, – очнись, мальчик!

– Папа, что с ним?

– Не знаю… испугался. Володенька!

Вдвоем они трясли Володю за плечи, Арсений Васильевич умыл его холодной водой, и мальчик наконец пришел в себя. Оглядевшись, он сел на стул и глубоко вздохнул.

– Что это, Арсений Васильевич? – спросил он дрожащим голосом, – что это?

Смирнов с жалостью смотрел на детей. Что им говорить?

– Володенька, – наконец заговорил он, – не знаю, малыш, что тебе сказать. Ничего не буду! Только прошу, дети, никуда не ходите. Нечего вам на улицах делать, сидите дома, слышите!

– Он его убил! – крикнул Володя, – просто так взял – и убил! Почему он думает, что может убить?

– Он бандит, – неуверенно сказала Нина.

– Не бандит. Потому что бандита посадили бы в тюрьму, а этот считает, что прав… Он не бандит… или – кругом бандиты. Революция – бандиты. Убивают…

– Замолчи, Володя! – строго сказал Арсений Васильевич, – замолчи и послушай меня. Следи за языком своим, слышишь? Нигде, никому! Ничего!

Володя перевел на него усталые глаза:

– Так ведь – свобода…

– Замолчи, я сказал!

– Папа! – вмешалась Нина, – что ты на него все кричишь? Посмотри, какой он!

Она подошла к Володе и потянула его за руку:

– Пойдем книжку посмотрим?

Когда книжка закончилась, Нина встала:

– Пойду нам чаю сделаю…

Арсений Васильевич подсел к Володе:

– Сынок, послушай меня. Время сейчас опасное, у тебя родители, сестренки. Ты никуда не ходи, ни с кем не разговаривай.

Володя повернулся к нему:

– Мы с Ниной когда туда шли, как раз говорили, что революция – это хорошо. И вот такое… Как нам дальше… ну, жить?

– Ну, сынок. Так и жить. Что поделаешь?

– Я боюсь.

– И я боюсь. Все боятся.

– А вас тоже могут на такие работы забрать? – спросил Володя.

– Могут, наверное, – сказал Арсений Васильевич и покраснел. На работы его уже забирали, но вовремя сунутые старинные серьги спасли положение.

– И папу.

– И папу. Но ты не переживай. Справимся, если что. Мы оба здоровые, сильные. Не бойся. Все кончится, мой хороший. Пойдем-ка чаю выпьем.

Арсений Васильевич собрался проводить Володю. На улице тот остановился:

– Не говорите моим родителям про сегодняшний день, ладно? И Нину попросите. Не хочу их пугать. Дома и так… невесело.

– Не скажу. А ты обещай потише себя вести.

Володя кивнул:

– Постараюсь. Арсений Васильевич!

– Что, мой хороший?

Володя глубоко вздохнул:

– Когда застреливают – что происходит?

Арсений Васильевич оторопел:

– Не знаю, сынок, и я бы без этого как-нибудь обошелся.

– Я… знаете что? Я видел на Загородном, как двое солдат молодого человека вели. И баба одна сказала – стрелять сердешного… о чем он думал?

Арсений Васильевич покачал головой:

– Володя, как бы сделать, чтобы не болтался ты где не надо… ну, что ты? Баба сказала… всех слушать – ушей не хватит.

– Но ведь убивают! Вот этого человека убили. А вы смерти боитесь?

Арсений Васильевич задумался:

– Да не сказал бы. Что ее бояться? Я есть – ее нету, а она придет – так меня не будет…

– А я боюсь. Я боюсь, что я буду знать – вот завтра умру… или что меня убьют завтра… что я в этот день делать буду?

Арсений Васильевич молчал, не зная, что говорить.

– Вот если бы вы знали, что вас убьют завтра?

– Господи, Володя! Наступит такой день – тогда и подумаю! – рассердился Смирнов, – что сейчас-то об этом? И ты не думай, сынок. Ты маленький, тебе играть надо, читать…

– Я уж не маленький.

– Иди-ка домой.

Арсений Васильевич довел его до парадной:

– Ну беги.

Володя скрылся за дверью. Арсений Васильевич прислушался. Где-то за Фонтанкой раздался выстрел, еще один.

Услышав стук двери на втором этаже, Арсений Васильевич поспешил домой.

***

Наступило лето. Ни о какой даче речи не шло, Арсений Васильевич подумал и отправил Нину на Охту:

– Там, Ниночка, всяко ближе к воздуху.

Нина уезжала неохотно:

– А ты тут как один?

Арсений Васильевич уверял, что справится, да и приезжать он будет часто.

Тетя Лида с самого утра садилась за машинку – заказов было много, то перешить пальто, то перелицевать пиджак. Нина с увлечением готовила обед, потом уходила гулять.

На Охте события были заметны куда меньше – все та же тихая, зеленая окраина. Иногда по вечерам собирались пьяные мужики, спорили, плевали на землю. Нина обходила их стороной.

Иногда она заходила к Тонечке. Маленький Гриша подрос, девочки брали его и уходили на берег Невы.

– Ты знаешь, папа вступил в партию большевиков, – сказала как-то Тоня.

– Да? – рассеянно спросила Нина.

– Да… Нина, мы с тобой подруги?

– Конечно.

– Вот я хочу с тобой поговорить, – задумчиво продолжила Тоня, – знаешь, папа говорит о разных классах. О том, что ты – дочь владельца магазина, а значит – ты принадлежишь другому классу.