Важно для милфологии: для настоящей милфетки, успех ее спутника – ее успех, поэтому оба успешны. Милфа не завидует, не конкурирует. Поддерживая своего мужчину, хоть любовника «на час», хоть мужа, она поддерживает себя. В этом знание ресурсности пары, любовь к главному ресурсу – жизни: ее мало, лучше поддерживать, а не «раздувать».

Подумал: Мне так хорошо с Мирандой, потому что она хочет, чтобы у меня получилось.

Пока «плавал», ее повело в какую-то чушь про бизнес, проекты, творчество. Хотел ей напомнить ее же словами «меняются только картинки». Но сама опередила, подытожила: это все не то, не так.

Умница! Хоть опять это «не то, не так». Что-то было «не то, не так» очень сильное в ее «ванильной» жизни, что-то, что оставило переходный момент. Как в зазеркалье… (сценарно, Алиса, это точно), но что? Первая любовь? Спрашивал, ответила «как у всех», прямо так же, как про отца.

Важно с тремя восклицательными! Не пускает меня в фигуру деда. Главное: себя не пускает. Он как портрет в музее. Идеальный, сильный, хороший, мудрый, любящий. Открыл мир, показал «смыслы». Но, что теперь с этими смыслами? Куда они делись и почему? А может, она не может продолжить то, чем он ее зарядил, тем, чего хватило только до сорока!? Тогда, что это?

К концу встречи, почувствовал, что Миранда может больше не прийти. Отчаялся, не знал, что делать. Ругал себя и жизнь, очень хотел ее. Но, не так, как прежде. Хотя бы как секс. Уж пусть без слияния.

Опять это вездесущее слияние, мистер Фи!? Помоги, подскажи, не знаю, что делать.

***

Спасибо! Не знаю, ты ли помог, но в конце сама меня вывела. Рассказала эпизод, как дедушка привез из-за границы большой чемодан, полный подарков, прямо под Новый Год. Дальше по памяти:

… Долго ждала в тот вечер, но знала, что придет. Он всегда приходил, если обещал. И в этот раз пришел. И еще как! Наверное, это самый мой лучший Новый Год. И хорошо, и как здорово, что он пришел как раз так поздно, почти как Дед Мороз, в полночь. Он и выглядел, как Дед Мороз, только не какой-то идиотский, в ватном пальто, а в дубленке, настоящей и шапке такой красивой, с меховым отворотом.

– Привет. Встречайте! – загремел с порога, а я уже и так знала, что он.

– Де-душ-ка-а…

И сразу уткнулась ему в дубленку эту. Мягкую, очень приятную, хоть и холодную.

– Ну Миранда? Как ты себя вела в этом году?

– Как обычно, хорошо! – сказала, глаза закатила, очень подарков ждала.

– Тогда это тебе! Получай от дедушки…

И чемодан пододвинул. Огромный, больше меня! Я не пыталась поднять, просто обняла. Я таких чемоданов никогда не видела. Из настоящей кожи, с тремя хитрыми замками и металлическими углами-набойками. Никакой ни в клеточку, благородный, коричневый.

– Там что-то мне? – спросила.

– Это все тебе! – сказал и щелкнул замками, открыл, а внутри все в ярких коробках.

Кажется, мать чем-то была недовольна, типа «зачем столько». Помню только, что она из кухни кричала. А оттуда запах этих ее вечно горелых пирогов, у нее всегда подгорали снизу, с такой черной окантовкой, и запах кислый, грязный какой-то.

А я тогда в этот чемодан уткнулась, чуя что все это кислое – где-то далеко. Теперь далеко! А рядом – только новые запахи, настоящие. Такие, как пахнет этот чемодан. Чем-то настоящим: кожей, деревом, машиной, поездами, самолетами. Путешествиями!

Открывала коробки, все ахала. Столько игрушек! Много елочных. Таких красивых, ярких. Раньше у меня таких никогда не было…

Я в тот Новый Год, помню, первый раз, очень быстро заснула. От запахов, подарков, волшебства и всего этого, как… как в…

Не закончила, я додумал: Как в чемодане, полном волшебства.

Сказал ей, не ответила. Заплакала по-настоящему, не невротически. Подмышки как масло, без «сеток».

Хотел, но не сказал: Сейчас ты тоже ждешь волшебства, чтобы быстро заснуть. О, мой пятидневный цветок, прекрасная Миранда, вот, чего ты хочешь: заснуть с волшебством.

Это я знаю, как сделать. Если ты доверишься мне. Я знаю, какое волшебство преподнести тебе, ради тебя…

Время закончилось. Не надо было, но рискнул, спросил: Почему так часто в ее словах «сидеть, как в чемодане» и «не могла дышать, как будто в чемодане».

Хотела что-то ответить, но запнулась. Не договорила. Уходя, сказала: Встретимся.

У меня встал, запахло озером. Увидел Жмо, с лицом Миранды. Ей не шло, разные типажи кажется, хотя в чем-то…

Трахаться хотелось невероятно. Хотя, нет! Не совсем, не только трахаться. Опять слияния. С Жмо, с Мирандой. С Жмо-Мирандой, как угодно.

Психотерапия научила меня многому. Но, главному: когда сильно чего хочешь, это случается. Обычно, совсем не так, как представлял. Но, случается ведь!

***

– Привет, проходи! Прямо и направо, я здесь. – крикнула она, когда я вошел в квартиру.

Миранда была в дальней комнате, за поворотом длинного коридора, заполненного полками до потолка, вдоль всей правой стены. В каждом сегменте шкафов, наверху, горело по светильнику, по отблескам напоминали факелы с настоящим огнем, другого света не было, а весь коридор, как проход в пещере к тотемному гроту.

Я сделал несколько шагов, разглядел, что полки завалены всякой мелочёвкой, в таком освещении, выглядящая таинственно. Открытки, посуда, шкатулки. То, что красиво, но… сувенирная дрянь, которую спеша, покупают в зале ожидания аэропорта или в лавках у дороги, складывают, но никогда не пользуются.

Были там и какие-то тесемки, упаковки, конверты, пакеты. Большая часть использованная, надорванная, смятая, запутанная. Как будто, криминалисты на месте преступления в «магазине путешествий», собрали улики и разложили их по этим толстым деревянным поверхностям, кровавым от «кострового» освещения.

Криминалисты и правда здесь постарались. Хоть и ненастоящие, внутренние собиратели улик.

Пока шел, несколько раз хотелось остановиться, рассмотреть-повертеть какие-то предметы, раз они все, были так важны для хозяйки.

– Я здесь. – сказал она.

«Конечно ты здесь!» – подумал я и вошел в большую комнату, с приглушенным светом и тоже «костровым».

Ну, конечно, ты здесь…

Подошел, опустился на колени, взял за лодыжки, погладил и сильно сжал. Провел руками вверх, обхватив икры, обведя пальцами, прощупав колени «нет, не здесь», добравшись до бедер, сжал их, забравшись кончиками пальцев в промежность. Добрался до ягодиц, услышал дыхание, несколько «о-х-х», напомнившие всхлипывания открытого пламени, когда ветер треплет его, пытается погасить, одновременно раздувая.

После двух-трех сильных всплесков, понял, что теперь могу делать то, что мне надо. Повернул Миранду, поставил на диван, хотя мне бы больше подошел пол, но ладно… опять взялся за лодыжки, на этот раз крепко. «О-х» сменилось короткими криками, огонь пытались задуть, но он сопротивлялся, трепетал все сильнее.

Точно зная, что нужно делать и как, все-равно боялся, делал впервые. Мог ли остановиться!? Нет. Теория нуждалась в практике. Она жаждала подтверждения, поэтому я жаждал Миранды. Это не была любовь, тем более – не сексуальное влечение.

Это была настоящая страсть, самая сильная из мужских страстей – познание, несущее позыв весельчака-Эроса и трудяги-Танатоса. Совсем не тоже самое поверхностное либидо, которое толкает мальчиков на дурацкие подвиги.

Ты же с такой страстью снял своего первого пациента с электродов и усадил в кушетку!? Да, мистер Фи? С такой страстью рассказал общественности, что Дора хотела сосать член своего отца, а не мистера К? Смело в те годы, очень… Не знаю, был и ты смельчаком, мистер Фи? Или это страсть познания сделала тебя таким!? Твой литературный современник перевел это: … часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Смерть, которая хочет жизни и жизнь, которая хочет смерти. Одно и тоже? Ты это хотел сказать!?

Не отпуская рук, не уменьшая нажим, дотянулся до второго ППТ, Миранда не изменяла своим «узорам», открытые подмышки были здесь, пульсировали и светились, ждали меня. Сунул язык, ощутив, что к привкусу озерной воды, примешалось что-то сладкое с корицей. Тот самый запах, который возникал во время наших встреч в кабинете. Чуть не захлебнулся сразу тремя: озером, корицей, сладостью. Продышался, вошел сзади.