Чьи-то руки хватаются за край моего снаряжения, и я резко отстраняюсь, полностью стягивая снаряжение через голову. Я свирепо смотрю на Трента, снимая тренировочные штаны.

— Все так и будет, чувак? — Трент распахивает свой шкафчик, кидая внутрь шлем. — Не хочешь говорить со мной, не хочешь моей помощи, нарочно пропускаешь пасы?

Когда я не отвечаю, он осмеливается:

— Может быть, мне придется бросать их Алексу…

Когда моя голова резко поворачивается в его сторону, он закрывает рот и смотрит в сторону.

— Я не должен был этого говорить, — бормочет он мгновение спустя.

Я хватаю свою сумку, переодеваюсь, захлопываю шкафчик, прежде чем заговорить с ним.

— Еще ты не должен был трахать Деми, — шиплю я, когда прохожу мимо него.

Как только я выхожу на свежий воздух, мои плечи опускаются, и я направляюсь к своему грузовику. Бросаю свои вещи на заднее сиденье и сажусь внутрь.

Я чертовски ненавижу ругаться с Трентом. Мы редко спорим, а когда спорим, то только из-за глупого дерьма, над которым потом можно посмеяться, но сейчас все по-другому. Я знаю, что это ненормально — злиться из-за того, что было много лет назад, ведь сам я мутил с Джози, но мне все равно.

Дело в том, что если бы он сказал мне об этом тогда, я бы не встречался с ней сейчас.

А что между нами сейчас? Я оттолкнул ее, но она попыталась не дать мне этого сделать. Она пыталась удержать меня, но я все равно ушел. Точно так же, как я поступил с Трентом много лет назад. После того как папа ушел от мамы, я бросил всех своих друзей и перестал общаться со всеми, кого знал.

Моя мама была несчастна, и я был частично виноват в этом, поэтому я сказал себе, что должен быть несчастным и одиноким, но Трент отказался уходить. Он дрался со мной, буквально раз или два, когда я изо всех сил пытался заставить его отступить, но каким бы дерьмовым я ни был, он никогда не уходил.

Он знал, что я истекаю кровью изнутри, и он был слишком хорошим другом, чтобы уйти. То, что он переспал с Деми, ничего не меняет, но это полный отстой, и я не могу даже думать об этом. Я не смогу не думать об этом, когда буду смотреть на него или на нее, или на них вместе.

В голову приходит мысль, и я звоню кое-кому. Она отвечает после первого гудка.

— Ник?

— Привет, Криста. Ты все еще на тренировке?

— Нет, только зашла домой, подожди, — раздается легкое шарканье и звук закрывающейся двери, прежде чем она спрашивает: — Ты в порядке?

Я усмехаюсь.

— Да, у меня тоже была тяжелая ночь, — признается она. — Но сейчас я чувствую себя лучше, как всегда после разговора с Трентом. Я так понимаю, вы еще не поговорили с ним?

— Нет, еще нет.

— А с Деми? — спрашивает она.

Я издаю легкий смешок.

— А то, что она наорала на меня, считается?

— Если Деми, то да, всегда считается, — шутит она. — Она не так уж часто теряет хладнокровие… Только когда ей что-то действительно важно. Или кто-то.

— Да, я понимаю, — я облизываю губы, закрывая глаза. — Это странно? — выпаливаю я, пока не передумал.

Она точно знает, о чем я спрашиваю.

— Теперь уже нет, но было странно. Иногда ужасно, если честно, и я становилась очень неуверенной в себе. Она уже дала ему то, к чему я не была готова, поэтому я чувствовала давление, но как только Трент понял это, он сделал все возможное, чтобы изменить это.

— Ты ревнуешь, когда они разговаривают, или злишься, когда они наедине?

Она долго молчит, прежде чем сказать:

— Я не знаю, но тебя беспокоит именно это? Возможность того, что она снова захочет его? — она делает паузу. — Потому что если это так, Ник, я думаю, тебе стоит подумать о том, как она относится к девушкам, с которыми ты был. Это был ее первый раз и два года назад. С кем ты были в последний раз и как давно это было?

Черт возьми, она права. Она видела меня с Сандрой, знает, что я бросил Джози, потому что мне изменили, и я рассказал ей о Миранде, а потом она была вынуждена смотреть, как я танцую с ней.

— Ник?

Я прочищаю горло.

— Трент должен был сказать тебе давным-давно, но Деми должна была сделать это до того, как вы начали встречаться. Это было нечестно, и мне жаль, что ты узнал это таким образом, — заканчивает она.

Я киваю, вздыхая в трубку.

— А теперь скажи мне правду, насколько ты был мудаком?

Я смеюсь, и она повторяет за мной.

— Поговори с ними, Ник. Если тебе больно, то и им тоже.

— Спасибо, Криста.

Я вешаю трубку, делаю глубокий вдох и еду домой. Я направляюсь прямо в душ, когда захожу внутрь, но тихое гудение моей мамы заставляет меня высунуть голову и пойти в ее комнату. Беспокойство сжимает мои внутренности, когда я нахожу ее на полу, окруженную бумагами, с дурацкой улыбкой на лице.

Я падаю рядом с ней.

— Ма?

— Николи, — хрипит она, ее ладонь скользит по моей щеке. — Ты дома.

— Что это, ма?

Ее рука падает, и она смотрит на беспорядок.

— Он обещал позаботиться о нас.

Я отстраняюсь, медленно поднимаясь на ноги.

— Что ты сделала?

— Твой отец пришел с бумагами от адвокатов, все было уже готово для меня, разве это не мило с его стороны?

— Нет.

Ее глаза наполняются слезами, и она слабо улыбается.

— Он разрешает нам жить с ним. Разве это не здорово? Мы снова будем семьей.

— Пожалуйста, нет, — я провожу руками по лицу и опять сажусь. — Скажи мне, что ты не отдала ему дом? Скажи мне, что ты ничего не подписывала без меня?

Она наклоняет голову.

— Ты же знаешь, он приходит ко мне только тогда, когда тебя нет.

— Черт! — я начинаю расхаживать по комнате. — Он тебя подставил.

— Нет-нет… он любит меня, Нико. Он позаботится о нас.

Я отрицательно качаю головой.

— Когда он заботился о нас, мам? Он обкрадывает тебя и держит в таком состоянии, что ты даже не осознаешь этого.

Она смотрит на обручальное кольцо, которое отказывается снимать.

— Он хорошо ко мне относится, заботится о том, чтобы у меня было необходимое лекарство.

— Ты не больна! — кричу я. — Не в том смысле, в каком он заставил тебя поверить, — я падаю рядом с ней, нежно беря ее за руки. — Мама, ты потеряла мужа, и это сломило тебя. Ты грустная, ты подавлена, и это нормально. Я понимаю, клянусь, понимаю. Я пытался найти кого-нибудь, кто мог бы тебе помочь, помнишь? Но ты хотела только его, и он использовал это, чтобы контролировать тебя.

— Ему не все равно. Он оплачивает наши счета.

— Твоими деньгами, — мягко подчеркиваю я. — А теперь ты просто отдала ему контроль над всем.

— Все будет хорошо, сынок, — шепчет она, ее глаза становятся усталыми, какой бы гребаный коктейль он ни приготовил для нее, когда был здесь, очевидно, тот подействовал. — Он мне обещал.

Я пристально смотрю на нее, мне так много нужно сказать, но я не могу произнести ни слова. Она облажалась, он у нее в голове, и она не хочет знать правду. Что она будет делать, когда я уеду в следующем году? Я не могу уехать отсюда, если ей некуда идти. Вот почему он это делает.

Она слегка наклоняет голову и улыбается мне. Я проглатываю свой вздох, двигаясь вперед, чтобы подхватить ее на руки и осторожно положить на кровать.

Она гладит меня по щеке, ее глаза уже закрыты.

— Мой милый, милый мальчик, я так тебя люблю.

У меня сжимается грудь. Мне хочется встряхнуть ее, обнять, чтобы она обняла меня в ответ, но вместо этого я просто смотрю на нее.

— Я люблю тебя, мам, — шепчу я, но она меня не слышит.

Она уже потеряла сознание.

Я выключаю у нее свет, спотыкаясь спускаюсь по лестнице и выхожу через заднюю дверь. Прежде чем я осознаю, что делаю или куда иду, я уже толкаю калитку, соединяющую двор Деми с моим. Я сразу замечаю ее в большом окне, маленькую, идеальную и не совсем мою.

Она на кухне, вытаскивает что-то из шкафа, когда ее голова резко поворачивается в мою сторону, ее глаза встречаются с моими через стекло.

Ты нужна мне, детка.

Она бросается к раздвижной двери и распахивает ее как раз в тот момент, когда я подхожу к ней.