Старику ничего не оставалось, как поклониться и уйти. По дороге он все-таки метнул на Роланда злющий взгляд, на что тот только зябко передернул плечами.
– Так. А теперь, Торин, расскажи то, о чем не мог говорит при нем. Я слушаю.
– Ну что ж. – Первый рыцарь опять вздохнул. – Среди деревенских мужиков в самом деле слышатся разговоры, что сын покойного графа чудом остался жив. Он же и не скрывается. Его хорошо помнят. Сам бывший граф оставил о себе память плохую – прости, Роланд, но это правда – но сыну его верят больше. Даже больше, чем вам.
– А почему? – пожелал узнать Родерик. Такие вопросы всегда его очень интересовали.
– Народная мудрость, сын. Особенности крестьянского видения мира, – объяснил ему граф серьезно. – Они очень не любят изменений. Переход земли из одних рук в другие, если совершается не от отца к сыну, их пугает. Новый хозяин чаще всего еще хуже старого... Роланда они знают с рождения. Он принадлежит их маленькому миру. Поэтому его предпочитают мне и даже тебе, хотя ты стал их любимцем... Торин, продолжай.
– Староста деревни – человек спокойный и рассудительный. О двух других мало знаю, но что не забияки, убежден. Скорее всего старый дурак с ними на ножах, вот и раздул дело...
– Не надо обижать старика. Он таков, каким сделала его жизнь.
– Сожалею. Но если бы Оттер с Тилли и впрямь собрались бунтовать, они не стали бы болтать об этом открыто, да еще в корчме, где всегда есть лишние уши. Скорее всего, это были, как сказал Родерик, просто крестьянские разговоры. Где начинать пахоту, как уплатить налоги... И потом, мы следим. Любой бунт обречен на неудачу, это даже мужик поймет. Куда четырем десяткам сельчан, хоть вооруженных мечами, против равного числа рыцарей! Да если их даже будет втрое больше, обученные воины с ними быстро расправятся.
– А если в то время, когда эти обученные воины будут расправляться с бунтовщиками, на замок ударит чужое войско? – в задумчивости произнес граф.
– Я вижу, покоя вам не дает этот несчастный Саймнел.
– Вот именно. Он не дает мне покоя. Насылает грабителей на мои караваны, пытается организовать мое убийство, раздает оружие моим подданным... Даже если их не удастся подвигнуть на мятеж, донос о подаренных мечах мог вызвать расправу над бедными крестьянами. Если бы мой начальник стражи был менее хладнокровным человеком и не так сочувствовал простым людям. А тогда легко заварить кашу... Если пока все спокойно, то это благодаря тебе, Торин.
– Ну, что ж... – граф Арден положил ладонь на стол в знак окончания дискуссии. – Следите за развитием действия. Так же, как до сих пор – внимательно и незаметно. Когда будет время вмешаться, мы вступим в дело.
– А мы не должны попытаться... ну... как-то договориться с герцогом Саймнелом? – тихонько спросил отца Родерик.
– Опыт говорит мне, сын, что с этим человеком договариваться бессмысленно... Все, что он до сих пор совершил, представляет его не столько даже злодеем, сколько безумцем. Одержимым идеей во что бы то ни стало завладеть Арденом. Который, по большому счету, вовсе ему не нужен, ибо Саймнелу и так принадлежит много земли и замок не хуже нашего. Бывают на свете такие люди... Приходится учитывать их существование и находить способы бороться с ними. Ладно, сынок, ты иди, мне хотелось бы побеседовать с Роландом. Наедине.
Когда Торин и Родерик их оставили, Конрад Арден внимательно посмотрел в глаза Роланда и сказал:
– Я надеюсь, ты меня больше не боишься.
– Нет, – ответил тот хмуро, – и если вы думаете, что я заодно с ними, то это неправда. Я никого к бунту не подстрекал.
– Такая глупая мысль никогда не пришла бы мне в голову, – он даже дернул головой, показывая, как отбрасывает эту самую мысль.
– Я уже говорил, что твои чувства ко мне естественны и не содержат греха. Но хитроумный дьявол подстроил человеческой душе ловушку: часто самые естественные побуждения заставляют совершить тяжкий грех и чудовищное преступление. Кто-то весьма мудрый сказал, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями. А знаешь, как просто не вступить на эту дорогу? Надо только соразмерять свои цели с ценой их достижения. Почему-то за тысячи лет истории люди до этого не додумались...
– Я знаю, кто подстрекает добрых селян к бунту. Бунту кровавому и совершенно бессмысленному, цель которого – отвлечь моих рыцарей от защиты Ардена. Ты тут ни при чем. Но если бы не было тебя, ему гораздо труднее было бы влиять на крестьян. Так уж вышло, что очень хорошее чувство – любовь к справедливости – толкает хороших людей убивать других, и ничуть не худших. А ты представляешь, что будет, если бунт увенчается успехом?
– Милорд, не надо мне это говорить. В планах этого Саймнела я не участвую, его цели мне не интересны.
– Тогда оставим пока Саймнела. Представим себе, что его нет, а есть только крестьянская армия – и ты. Допустим, что собралась тысяча мужиков, осадила мой замок и принудила меня сдаться. Ты победил.
– Я же вам говорю, не собираюсь я с вами воевать!
– Никто не сказал, что собираешься. Но вообразить это можешь? Вот предводитель – Каспарус Дейни – торжественно объявил тебе о победе и ты, хотя против воли, принял мою капитуляцию... Вообразил?
– Вообразил, – невольно улыбнулся Роланд и мечтательно зажмурил глаза.
– Тогда воображай дальше. Я стою в цепях, а ты диктуешь условия моего выкупа...
– Не стану я вас заковывать в цепи!
– Ладно, тогда без цепей. Давай условия, победитель! Что первое?
– Ну, замок, наверное...– Роланд неуверенно принял игру и даже заулыбался.
– Правильно. Ты захватил замок, он твой. Что, ты его не разрушишь?
– Зачем? Пусть стоит... Это же мой замок. Он защищает моих людей, и вообще... Я здесь жить буду.
– Верно, жить в доме куда лучше, чем разрушать его. Теперь лошади. Ты захватил шестьдесят коней, пустишь их на мясо?
– Что вы такое говорите! – запротестовал Роланд, вспоминая своего Колоса, Мун, Ворона и других.
– Стало быть, лошадям ничто не грозит. Ладно. Как с рыцарями? Ты их казнишь смертью за то, что служили не тому лорду?
– Ни за что! – Роланд перестал улыбаться. – Я приму на службу всех, кто захочет, и отпущу всех, кто уйдет.
– Великолепно! А слуги? Прогонишь? Предупреждаю, нигде таких не найдешь. Повар вроде Ладри или конюх такой, как Дерек – лучшие в мире.
– Я знаю. Если они только захотят мне служить, пусть живут в замке.
– А рабы?
– И рабы. Только я их освобожу.
– Славно. Значит, рабам будет еще лучше. Ну, стало быть, остаемся лишь мы с женой и еще наши дети. Что будет с нами?
– Ничего, – буркнул Роланд, которому игра почему-то разонравилась.
– Выгонишь нас из дому?
– У вас же есть золото. Еще такой замок купить можно.
– Ах, ты даже не отберешь наше золото? Какое необыкновенное великодушие! Ради одного этого я бы с тобой поделился... И потом скучал бы за тобой, скитаясь в чужих краях... А ты? Может, и тебе будет нас не хватать? – коварно осведомился сэр Конрад.
– Будет, – признался Роланд и, злой на себя за эту слабость, дерзко выпалил: – Особенно леди Хайдегерд.
Он сам не знал, как у него вырвалось такое. Но граф не рассердился.
– Это понятно. Значит, прелестную Хайди ты бы оставил, да?
– Если бы она согласилась...
– Допустим. Ну, а Родерика? Не захочешь иметь рядом такого пажа? Он же твой друг, нет? С ним ты легко расстанешься?
– Не останется же он мне другом после такого.
– А вдруг останется? Вообразить все можно.
– Тогда пусть остается.
– Прекрасно. Ну, а Леонсия? Ты ее больше не любишь, пускай идет со двора, так? На что тебе эта старая дама?
– Шуточки у вас... Я не побоюсь сказать даже вам, что бесконечно благодарен леди Леонсии за ту доброту, что она мне оказала. Никогда не забуду ее и останусь навечно ее рыцарем.
– Прекрасно сказано, – одобрил сэр Конрад, – и искренне, я уверен. Значит, единственный, кого ты прогонишь – я? Лично я? Но почему? Ты же так молод. Управлять крепостью, землями, людьми нелегко. Чтобы не наделать ошибок, молодой лорд обязательно пользуется советами более опытных людей: родственников, воспитателей, вообще старших... Но ты рано осиротел, воспитателя у тебя тоже нет. Некому советовать тебе, кроме того же Дейни или Баррета. А от них вряд ли добьешься толку, они вечно между собой будут спорить. Не лучше ли иметь под рукой старого дядю Конрада? Я же тебе почти родственник. Я отец твоего любимого пажа и девушки, которая тебе так нравится... Не возьмешь меня в дом, Роланд? Я тебе пригожусь.