- Не дрейфь, Василий, - участливо ободрил комдива торопливо идущий впереди Николай Александрович. - Вспомни, на сопках Маньчжурии и не такое случалось. Капитаном на нашем космическом лайнере несёт почётную вахту прославленный адмирал Нельсон, прекрасный флотоводец и герой бесчисленных морских баталий. Человек он, как я уже убедился, безупречно справедливый, настоящей матросской закалки, ты обязательно найдешь с ним общий язык. Наверняка, он вполне осведомлен о твоих боевых заслугах и, быть может, как знаменитого командира, сразу назначит баранов пасти.

  - Скажешь тоже, каких ещё на хер баранов, - вылупив глаза, заерепенился уязвлённый по самолюбию комдив, - я терпеть издевательств даже от адмирала не стану, не для того полным Георгиевским кавалером закончил империалистическую войну и в гражданскую капелевцам скучать не давал. И что это за корабль непутёвый у вас? На нём, выходит, и поля есть, и реки, раз баранов разводите, может, даже и жабы зелёные есть? То-то комбинезоны у всей команды мне сразу показались подозрительно знакомого цвета.

  - Нет на нашем корабле, Василий, ни рек, ни озер, и жаб, тобой презираемых, тоже здесь нет. Неужели ты еще не прозрел - это же командирский диспетчерский лайнер. За нами закреплена пара десятков звёздных галактик, вот мы и дрейфуем, помаленьку присматриваем, если честно сказать, обслуживаем их. Я, до визита в благословенный Разлив, проживал на одной из планет созвездия Спелых Бамбуков. Теперь повышение вышло, переселили сюда, мою гальюны на двенадцатой палубе, где располагаются астрономы и скрипичных дел мастера из славного итальянского местечка Кремона. Честно признаюсь, служба на Спелых Бамбуках была мрачноватой. В нашем краснознаменном колхозе "Тихие Заводи" занимались зачисткой грехов у вновь прибывшей публики. Постоянное кипячение вонючей смолы, каленье жаровен - всё это входило в мои непосредственные обязанности. Но более всего досаждали крики и вопли обрабатываемых грешников. Такого насмотрелся против собственной воли, такого наслушался, что, случись заново оказаться на родимой Земле, ни секунды не медля, заточил бы себя в жесточайшую схиму.

  - А подолгу хоть жарить или в смоле кипятить приходилось? - с нескрываемым интересом полюбопытствовал Чапай. - Я не думаю, что подобная процедура могла занимать много времени. Сколько адских мучений может выдержать тленная плоть?

  - Да уж не менее четырёх-пяти дней, пока до нужной кондиции не доводили. Хорошую кашу в русской печи часами томить полагается, а здесь грехи человеческие выжигать, крепкая работёнка для кочегара, уйму дровишек пропалишь, до седьмого пота намаешься.

  - Я всё понял, - радостно воспрянул духом комдив, - жарят не просто, чтобы издохли, но обязательно в угли превратились, как сушёные кизяки, которые у кашеваров под эскадронными казанами горят. По правде говоря, для белогвардейской сволочи это вполне подходящая обработка, никаких дров не надо жалеть.

  - Почему же обязательно, чтобы издохли или в угли обратились, - искренне выразил недоумение благородный Николай Александрович. - Мы ведь на страже жизни стоим, ничего созданного Творцом не истребляем. Кому же придет в голову преступная мысль - посягать на истребление нетленных душ? Спустя положенный срок вилами перекладываем грешников из раскалённых жаровен в котлы с кипящей смолой и терпеливо варить начинаем. Опять же не меньше пяти-шести дней добросовестного кипячения.

  - И всё же, что потом, до каких пор эта канитель продолжается? Чем заканчивается кипячение в бурлящей смоле, какие следом предлагаются радости, что ещё может оказаться страшнее пройденных испытаний?

  - А ничем не заканчивается, - ответил царь, - снова жарить приходится, и так до тех пор, пока очищающийся грешник не скукожится, не усохнет до размеров обыкновенного таракана. Ты думаешь, почему тараканы такие коричневые, как запечённые груши? А вот когда рыжих зверюг набёрется достаточная гвардия, запаковываем их в фанерные ящики и благополучно спроваживаем на Землю, совести да ума набираться. Я полагаю, любой таракан был в своё время таким же, как и мы, человеком, но не оправдал высоких надежд и получил в "Тихих Заводях" заслуженное оформление. Конечно, жестокое наказание, но ведь силком никто за уши в жаровню не тащит, каждому предоставляется возможность строить светлую, с наградой ко спасению жизнь.

  - Так выходит, что наша рыжая сволочь, Чумайс, снова возвернётся в дивизию и будет паскудить на Анкиной кухне. Я бы всё-таки предпочёл распрощаться с ним навсегда, без напоминаний о прошлом. Не вижу смысла продолжать эту гадость воспитывать, проще новенького мальчонку молодым супругам склепать.

  - Ты же знаешь, Василий, надежда умирает последней. Милость Создателя не знает границ. Он терпелив и заботлив, неустанно надеется, что какое-нибудь полезное дело совершит на Земле даже презираемый тобой таракан и поднимется на очередную ступень совершенства. Может, сделается городским воробьём или всё той же озёрной жабой - путь наверх никому не заказан.

  - Не очень-то я понимаю ваши порядки, - пряча насмешку, отреагировал по-военному быстро соображавший Чапай, - однако скажи, где могут предложить мне баранов пасти, я что-то не вижу здесь подходящего места.

  - Во-первых, не предложат, Василий, а просто пошлют. Конечно, не так, как у тебя это в прошлой жизни легко получалось. И заметь, такая удача может случиться только при очень фартовом раскладе. А насчёт рек и полей не стоит печалиться, здесь такие планеты, такие красавицы среди них попадаются, что ваши альпийские луга скучнейшей тундрой покажутся. У всех передвижников вместе взятых недостанет холстов и фантазий запечатлеть щедроты Творца.

  Поднявшись по крутым маршевым сходням к дверям капитанской рубки, Николай Александрович украдкой трижды плюнул через левое плечо, торопливо наложил на себя крестное знамение и негромко постучал костяшками аристократической царской руки. Дверь медленно, без скрипа отворилась, и, едва переступив порог, Василий Иванович вместе со своим проводником очутился на рулевом капитанском мостике.

  Прямо по центру командирской рубки, на небольшом возвышении, за сверкающим медью в розе ветров компасом, сидел знаменитый адмирал Нельсон. Сидел в золочёном наподобие царского седалища кресле, с подзорной трубой на коленях и начатой бутылкой пепси-колы в старческой руке. Неподалеку от капитанского кресла вахту нёс рулевой за внушительных размеров лакированным штурвалом - как полагается, с одной деревянной ногой и черешневой курительной трубкой в щербатых зубах. Удивительно, что на капитанском мостике такой огромной космической субмарины не было никаких сложных навигационных приборов, полностью отсутствовала вспомогательная электронная техника, только морской компас и рогатый штурвал старинного образца из красного дерева. Панорамный обзор с верхней рубки открывался фантастический. Корабль дрейфовал в межзвёздной тиши с поразительной поступательной скоростью. Всё космическое население мироздания: пылающие светила, планеты, астероиды, болиды - проплывало мимо окон капитанской рубки, вращаясь и оставляя за собой траверсный след.