Такого радикального развития застольной беседы никто, разумеется, не ожидал, и в компании наметилось неловкое смущение. Выручило, как всегда, хорошее воспитание. Обстановку разрядил взявший слово Его Величество Николай:
- Знаете, Пётр Елисеевич, мой венценосный батюшка по собственной прихоти никому приглашений на казнь не выписывал, он исполнял священный свой долг, во имя торжества справедливости в нашем богохранимом Отечестве. Вам, должно быть, известно, что во время коронации будущий царь присягает России стоять на страже закона. И не вина моего, как вы презрительно выразились, папаши, что дворянин Александр Ульянов преступил государев закон, тем самым изволил по личному усмотрению решить свою горькую участь.
Петька с показным вниманием, не перебивая, выслушал царя, но про себя отметил, что Николай держит себя и высказывается довольно высокомерно, как будто все перед императорским родом непонятно в чём виноваты. Как будто это не семейство Романовых больше трёх веков единовластно правило бал в огромной стране. В итоге, без посторонней помощи, а только по собственному малодушию и дурости, профукало великую державу, доцаревало до Ипатьевского подвальчика и благополучно откланялось. А потому, дабы их благородие не строило из себя картину "Непорочного зачатия", ординарец развязано шлёпнул:
- Тогда давайте считать, что и вашу венценосную семью пустили в расход для торжества справедливости. Я даже думаю, что и с небом отношения у дома Романовых не шибко сложились. Ведь не стал же Господь покровительствовать августейшим помазанникам, не простёр защитный покров над обречённым семейством. Стало быть, не только богоносный народ, но и силы небесные отступились от вас.
Василий Иванович не на шутку встревожился от нелепо возникших разборок на столь ответственном ужине. Даже нельзя было представить, каким образом отреагирует на Петькино хамство царь Николай. Впору было ожидать, что оскорблённый император поднимется и отправится восвояси в таинственный лес. А уже как отреагирует на этот скандал Верховный Распорядитель, комдив не то чтобы не знал, он даже не допускал самой возможности Его негодования. Поэтому Чапаев в срочном порядке задействовал примирительную дипломатию:
- Дорогие мои, вы чего это враз побесились, зачем старое ворошить. Сейчас Кашкет с Аннушкой ушицы свеженькой на стол подадут, посидим по-семейному, за жизнь от души покалякаем. Ну-ка, ребятки, тащите сюда казанок да раков краснющих, приправленных духом укропным. У нас, Николай Александрович, такие роскошные раки в озере водятся, что не стыдно и к царскому столу подавать. Едва ли где сыщется более щедрая, более милая и пригодная для русской души сторона, нежели в нашем Разливе. Здесь блаженствуешь, словно в раю, когда бы покончить с войной, управиться с революцией да всех вас забрать сюда и жить в свое удовольствие. Повсюду столько ягод, столько грибов и зверья непуганого по лесу шастает, что можно для еды ничего самому не выращивать. Бери у природы, не ленись только стряпать.
- Насчёт зверья сразу предупреждаю: всё что угодно, только не это, - забеспокоился царь, - умерьте, советую, по отношению к мясу свой аппетит. При подведении общих итогов, за каждую загубленную особь спросят по самые не хочу. Один мой знакомый барон в бытность свою к жареным гусям весьма пристрастился, вот они теперь и клюют его без перерыва, разумеется, куда следует. У него уже вместо задницы две обглоданные костяшки остались. Чего только ни делал страдалец: и извинялся, и пощады просил, обещал закормить отборной пшеницей, - а те знай себе долбят, аж искры секут. А по поводу "старое ворошить", я вот что скажу, Василий Иванович. Это оно для вас старое, а для меня единственное и неизбывное, вечно болящее. Эти негодяи кровожадней, чем дикие звери, с нами расправились. Не пощадили даже цесаревича Алексея, непорочного ребёнка жизни лишили.
Николай достал из брючного кармана батистовый, с вышитой царской монограммой, платок и тщательно промокнул просветлённые детской обидой заплаканные очи. И даже в императорских слезах было столько достоинства, такая благородная печаль сопутствовала им, что Василий Иванович от чистого сердца позавидовал необыкновенно красивому горю этого недоступного Богом избранного человека.
- Я всего ожидал, - продолжил Романов, - всё мог предположить, но такой жестокости, такого неслыханного варварства, воля ваша, предвидеть не мог. Вы не опасаетесь, что после дичайшей расправы над нами у власти не осталось никаких препятствий для совершения любых, самых чудовищных преступлений?
Вопрос императора повис без ответа, потому что задан был всем. А за совершённое злодеяние спрашивать следует всегда персонально. Потому что люди еще с библейских времен, побивая несчастных каменьями, научились уходить от личной ответственности. Такая расправа не позволяла установить, чей именно камень оказался смертельным. Вот и получалось, что никто не нарушил самую главную заповедь: "Не убей!".
Между тем от природы не склонный к сентиментальностям ординарец счёл справедливым не отмалчиваться по спорному поводу и взял на себя право ответить за всех:
- А вы чего ожидали, господа хорошие? Вам распятая Русь пряников тульских должна была накупить? В ваших руках было всё: и огромная власть, и богатства, и верность народа безмерная, - вот только совестью да смекалкой обнёс для чего-то Господь во время помазанья. Надо было не только забавам во дворцах предаваться, но и царскую ответственность перед народом нести. Вы хоть пытались прикинуть в уме, сколько нашего брата в ходе бездарно проигранной вами войны непонятно за что пострадало? Кабы всю их невинную кровушку собрать воедино, поболее батюшки Урала в берегах наберётся. Тоже единственной, как печально заметили вы, вечно болящей кровушки. Потому что перед смертью, не забывайте, все люди под гребёнку равны.
- Но будя-будя, - строго осадил разгорячённого ординарца комдив, - чего зря трепаться, язык без костей, он меры не знает. Вот и хозяюшка наша распрекрасная в самый раз с ушицей пожаловала. Давай, Аннушка, становись царицей этого вечернего бала, распоряжайся по-нашему.
Действительно, из сполохов пляшущего языками костра появились Анка с Кашкетом, бережно несущие за горячую дужку казан, и поставили его на белую скатерть, прямо по центру стола. Денщик доложился компании с помощью поднятого большого пальца о качестве рыбацкой ухи. Раскрасневшаяся от кострового огня и избытка плотских страстей, пулемётчица, вооружившись столовым половником, принялась колдовать над бесценной юшкой, аромат от которой распространялся далеко за пределы стола.
- Это вам, дорогой Николай Александрович. - И жрица застолья бережно поставила перед заметно смущенным царём полную миску. - Вы, наверняка, подзабыли вкус костровой, с двойным наваром, ухи. Навряд ли в заоблачных далях такие окуни и карасики водятся, как в нашем родниковом Разливе. И чего вас туда занесло, жили бы лучше до старости вместе с российским народом.
