Через открытые окна в алтарь влетает колокольный звон.

  - Митрополит приехал! - взволнованным голосом озвучивает Сергей Алексеевич то, что и так понятно. Мы как можно быстрее направляемся к воротам, чтобы не пропустить начало визита.

   Прекрасная летняя ночь уже сменилась таким же великолепным утром, с голубым небом и тихим ветерком. Встревоженные колоколами, над куполами храма летают белые голуби. Недалеко от соборной горы, в прохладе дождевого облачка, на мгновение вспыхивает радуга, вызывая восхищение у толпы горожан, выстроившихся в две шеренги с проходом посередине. Из только что остановившегося автобуса выходят дьякона (среди них семинаристы, недавно говорившие со мной о приличном виде волос и зубов, а также мужчина, которого наш настоятель прогнал из алтаря).

   О. Мефодий дожидается появления митрополита, и вручает ему букет роз. Детский хор воскресной школы под руководством Маргариты Ивановны и Татьяны исполняют церковное песнопение. Митрополит добродушно улыбается, и направляется по ковровой дорожке в храм, благословляя всех желающих. В притворе он останавливается и внимательно изучает мраморную табличку, где написано, что собор воздвигнут из руин благодаря стараниям настоятеля о. Мефодия, ктитора Н.Н. Кагановича, и трудом прихожан. Прочитав, епископ смотрит на свой портрет, висящий выше таблички, рядом с портретом патриарха, и отрывисто произносит:

  - Снять! Нескромно! - после чего идет дальше.

  - И как нам это понимать? - шепчет Сергей, - что снять? Его портрет, патриарха, мраморную табличку, или все вместе?

  - Не знаю! - растерянно шепчу я в ответ.

   В центре храма митрополита встречают батюшки, имеющие авторитет в благочинии и известные в епархии. Митрополит становится на орлец, и начинается чин встречи архиерея, предваряющий литургию. Я замечаю среди прочих священников дьякона Димитриана со священническим крестом на груди, и соображаю, что его на днях рукоположили. Я собираюсь сообщить о своем открытии Сергею Алексеевичу, но обнаруживаю, что он отходил, а теперь возвращается к клиру, где стоит "костяк" прихода.

  - Ты чего хмурый? - спрашиваю я.

  - Нас в алтарь не пустят! - отвечает Сергей Алексеевич, - митрополит распорядился, чтобы там были только те, кто имеет сан.

  - Ну, не пустят, так не пустят! - говорю я, - нам и здесь хорошо!

  - Ага! - уныло говорит Сергей Алексеевич, - там ризницу перевернут вверх дном, хорошие вещи приватизируют, облачения перепутают, а мне потом, наводи порядок!

  - Да ладно тебе, праздник какой! - говорю я, счастливо улыбаясь.

   Настроение не портится даже тогда, когда вместо приходского хора становится привезенный митрополитом мужской хор семинарии. Маргарита Ивановна от этого нервничает, и Василий Михайлович успокаивает ее, как может. Когда ей становится легче, она обнимает расстроенную Татьяну Яр за плечи. Я перестаю на них смотреть, и, стараясь не отвлекаться на брюзжание Сергея Алексеевича, сосредотачиваюсь на архиерейской службе. Она вызывает у меня восхищение.

  - Кстати, - спрашиваю я через некоторое время у Сергея Алексеевича, разглядев, кто произносит на солее ектеньи, - а почему "толстяк" уверял, что церковнославянский не знает? Я вижу у него в руках служебник, и он им, похоже, пользуется!

  - А ты понимаешь, что он говорит? - отвечает вопросом на вопрос Сергей Алексеевич.

  - Не-а! Вроде как, знакомые слова есть, но дикция у новоиспеченного дьякона такая, что большей частью приходится гадать.

  - Вот-вот! Однако дикция тут не причем, он говорит по памяти. Как запомнил, так и "чешет" языком. Авось, пронесет!

  - А что, разве так можно? - удивляюсь я.

  - Ежели дьяконом, то, вполне! Христианству много веков, думаешь, все дьякона грамоту знали? Но в священстве такой фокус не пройдет. Если он захочет стать батюшкой, придется учиться.

  - Мне кажется, что такое даже в дьяконах недопустимо! - говорю я.

  - И настоятель так думает. Только, как сам видишь, в епархии считают иначе! - разводит руками Сергей Алексеевич.

   Маргарита Ивановна, приложив палец к губам, показывает нам, что мы своей болтовней мешаем окружающим. Она права, я умолкаю. Хотя мне очень хочется спросить у Сергея Алексеевича, почему батюшки Серпуховского благочиния не принимают в богослужении участия, а неподвижно стоят в алтаре, и с сумрачным видом.

   По окончании литургии митрополит выходит на солею и произносит речь, в которой расхваливает город и его жителей. Прихожане не остаются в долгу, и, по моему мнению, справедливо благодарят архиерея за прекрасную службу. Детский хор поет "благослови, Владыко". Растроганный митрополит благословляет деток, а заодно и растроганных горожан, которые потихоньку собираются к выходу, желая скорее на воздух из уже нагревшегося под жарким солнцем храма.