- Да, молодые батюшки радикально настроены! Обычно такие подчиненные вызывают беспокойство, их идеи мешают руководству спать! - соглашаюсь я.

  - Вы как известный ветхозаветный пророк! Он пророчествовал, только не знал, о чем, хотя пророчествовал верно, и от Бога! - вновь смеется дьякон.

  - У вас какая- то абракадабра получилась. Может быть, объясните? - спрашиваю я.

  - Вы сказали, что мы мешаем спокойно спать митрополиту. Очень правильное определение сложившейся в русской церкви ситуации. Священнослужители, искренне любящие церковь, и желающие ей всяческого процветания, находятся в опале, а карьеристы здравствуют и благоденствуют. И главная проблема, как верно говорит о. Наум, заключается в том, что мы не смогли принять эстафету святости от батюшек, перенесших гонения при коммунистах. Эти батюшки дали церкви ту жизнь, которой она живет сегодня, и фактически "заразили" верой в Бога миллионы русских людей, выросших в бездуховной среде социализма. Наше поколение не вырабатывает духовное, а расточает, держится за счет былых заслуг, выдавая их за свои достижения. По историческим меркам, буквально вчера отошли к Богу легендарные старцы, украшение земли русской, а из какой среды народятся новые? Из нашей? Я в это не верю! В правлении предыдущего патриарха верил, что будут, а при нынешнем предстоятеле, не верю! А ведь без современной, яркой, по-настоящему живущей Духом Святым церкви, государства Российского не будет! Россия жива, пока жива ее душа - православная церковь!

  - Браво! - я хлопаю в ладоши, - прекрасная речь, дьякон, поздравляю!

  - Как слышу, вы опять за патриарха взялись? - неожиданно вступает в наш разговор о. Онисий, - когда же вы поймете, что сейчас не тот момент, чтобы привлекать к церкви внимание! В братском государстве священнослужители живут, в отличие от нас, под каждодневным прессингом, и постоянно рискуют быть убитыми за причастность к Московскому патриархату! Одно неверное слово патриарха, по любому поводу, может вызвать человеческие жертвы и окончательный уход огромной части православных в раскол с нами! Патриарх не хочет быть человеком, который будет виновен в такой ужасной катастрофе!

  - Даже я, человек сугубо мирской и греховный, понимаю, что вы заблуждаетесь! - осторожно, чтобы не обидеть о. Онисия, говорю я, - вы не думаете, что происходящее там - это наказание для церкви? Может быть, Господь не видит плодов от той виноградной лозы, что существует у него сейчас? А если нет плодов, для чего содержать виноградник? Хороший виноградарь будет с ним что-то делать. Через революцию, сталинские лагеря, войну, мы получили старцев и святых, каких у нас давно не было, а что мы получили, пройдя через "тучные годы"?

  - Высказанные вами мысли, только подтверждают мои представления о том, что переживает русский народ в настоящее время! - отвечает о. Онисий, - вы правы во многом, и прежде всего, что без духоносных старцев наша церковь существовать не может. Но ведь вы не будете спорить, что для их появления не обязательны войны и смутные времена. По своему усмотрению Господь посылает нам духовные бриллианты, каким был, например, Паисий Величковский! Поймите же, наконец, что патриарх не спит, а ждет знамения от Господа, смиренно молится о том, чтобы Он представил нам достойного пророка! Задача патриарха сейчас - это пронести сквозь смутное время в своих руках церковь, как причастную чашу, стараясь не расплескать то единое и святое, что в ней находится!

  - Пока мы ждем пророка, русские люди находятся по обеим сторонам линии фронта, и перед тем, как идти в бой, прикладываются к кресту, который им подают священники нашего патриархата. Таким образом, мы благословляем не освободительную войну, и братоубийственную! Неужели для того, чтобы дать этому оценку, нам необходимо ждать пророка? Для этого достаточно здравого смысла! - говорит дьякон, не соглашаясь с о. Онисием.

  - Предположим, мы дадим правильную оценку! - говорит о. Онисий, - но тогда в соседнем государстве приказом сверху за ночь вырежут всех православных батюшек, и подавать крест для целования будет священник церкви, возглавляемой митрополитом-раскольником. Тогда совесть у бойцов государственных вооруженных сил будет спокойна, и ничто им не будет напоминать о том, что они идут убивать единоверцев. Вы, молодежь, хоть представляете, в какую бездну хотите столкнуть своей горячностью русскую церковь?

   Наш разговор прерывается: мы подъезжаем к епархиальному управлению, которое находится в большом и оживленном монастыре. Дьякону приходится объяснять мне, где припарковаться.

   Миновав входную арку, мы находим дежурного по епархии, гриппующего семинариста с красным носом. Беспрерывно чихая, он показывает нам, как пройти в корпус, где проводится переаттестация. По пути выясняется, что о. Онисий совсем раскис, у него болят колени и повышается давление. Нам с трудом удается затащить батюшку на третий этаж старинного здания, и усадить на скамейку в длинном узком коридоре, наполненным священнослужителями так, что нечем дышать. Дьякон говорит, чтобы я следил за самочувствием о. Онисия, а сам пробирается, здороваясь со знакомыми, к двустворчатой двери, возле которой особенная толчея. За ней экзаменуют подмосковных клириков. Солидные батюшки без стеснения ведут себя, как школяры: подслушивают через замочную скважину и бурно переживают, предавая друг другу задаваемые вопросы.

   Рядом со мной стоят, прислонившись к стене, два семинариста. О. Онисий, по-стариковски добродушно улыбаясь, спрашивает:

  - На каком курсе, молодые люди, учитесь?

  - Третий закачиваем! - дружно отвечают они, а тот, что выглядит старше, считает нужным пояснить, - на дьякона пришли экзамен сдавать!

  - На дьякона - это хорошо! - говорит о. Онисий, - будет у вас духовное звание, зваться будете отцами! - семинаристы рдеют, им такие слова нравятся. А батюшка неожиданно просит,- а вы не сходите за пирожком для старого священника? Я ларек видел, когда мы шли. У меня без еды сахар в крови упал, голова кружится!