- Она мне тоже не нравится. Но без Авдотьи Никитичны, выходит, иногда никак! - согласился с последними словами помощник егеря, вспомнив о лечении дочери.

   - Спасибо! - сказал я, принимая во внимание их предостережение.

   Поскольку тема была исчерпана, я задал вопрос по другому поводу:

   - А это как, к запасному входу? Там же общественное здание! Неужели позади только одна дверь? Не сориентируете?

  - А знаете что, мы вас проводим! - по-приятельски кивнув головой, произнес егерь, - до съемок, время пока есть. Так у нас будет больше уверенности, что вы успеете!

  - Пожалуй, да, проводим! - поддакнули юноша и помощник егеря.

  - Хорошо! - не стал возражать я.

   ГЛАВА 96.

   Дверь запасного входа открыла медсестра, с которой я уже сегодня общался. Осмотрев колючим взглядом нашу компанию, она впустила только меня. А остальным (хотя они и не собирались идти) сделала жест, чтобы оставались. Мужики "хмыкнули" и достали сигареты. А медсестра, демонстративно (для них) щелкнула замком и пошла по лестнице впереди меня, постоянно оглядываясь, иду ли я следом. При этом, будучи болезненно полной, она "переваливалась" с бока на бок. Ее походка напомнила мне о Марье Ивановне. Я вспомнил, где еще ощущал запах метеорита: в комнате нянечки, возле комода, на котором она держала многочисленные лекарства, уже не влезающие в обычную аптечку.

   Марью Ивановну я вспоминал часто, и всегда с теплом. Но то, что она, как оказалось, была связана с зоной, сейчас расстроило меня. Ее доброта ко мне обуславливалась не любовью, а какими-то другими соображениями? Получалось, что я практически всю жизнь, начиная с самого раннего детства, находился под чьим-то присмотром. Но почему? Или потомков Александра Гросса (если я таковым являюсь) выходцы из Карпово контролируют "по умолчанию"?

   Медсестра ввела меня в кабинет огромных размеров. Стерильно белый, наполненный электрическим светом, с различным медицинским оборудованием вдоль стен. А я по наивности думал, что попаду в некое подобие пещеры ведьм, с развешанными под потолком травами, сушеными жабами, и черепами (животных).

   Авдотья Никитична, в красивом форменном халате и кокетливой шапочкой на голове, сидела за прекрасным столом. Перед шикарным монитором, размером ничуть не меньше, чем тот, что я видел в машине Дмитрия. Приверженность хозяйки к нетрадиционным методам лечения выдавал лишь большой стеклянный шкаф. Он был наполнен пузырьками с метеоритным порошком. Так же в нем находилась специальная подставка, увешанная такими же, как у меня, перстнями. Я с изумлением посмотрел на них, и уселся напротив Авдотьи Никитичны, на предложенный мне стул. Медсестра заняла место за другим столом.

  - Здравствуйте! - сказал я, и учтиво (она гораздо старше меня) кивнул.

   Врач высокомерно кивнула в ответ, и не произнесла ни слова.

  - Скажите, пожалуйста, а Кораблеву Марью Ивановну, лет двадцать назад, вы лечили? - смущенно кашлянув, спросил я. Скорее не для того, чтобы действительно узнать, а из желания услышать голос Авдотьи Никитичны, и как-то начать разговор.

  - Двадцать лет назад? - переспросила Авдотья Никитична нейтрально-волевым голосом, - вы серьезно?

  Теперь, когда она была спокойна, ее манера поведения напомнили мне Настю, и я поразился, до чего они похожи.

  - Кораблева работала... - начал я, собираясь немного рассказать о нянечке.

   Но врач перебила меня:

  - Воспитательницей в твоем детском доме, вспомнила! - сказала Авдотья Никитична и довольно улыбнулась от того, что память у нее, для ее возраста, определенно хороша.

  А я растерялся, убедившись, что все мои "печальные" предположения о Марье Ивановне имеют под собой почву. Возникла пауза, в которой я пытался осмыслить ситуацию. И понять, что Авдотье Никитичне известно обо мне. Она же истолковала мое молчание по-своему, и произнесла:

  - С ней все хорошо, можешь не волноваться!

  - Вы ее вылечили? - с удивлением спросил я, сразу забыв о своих терзаниях.

  - Нет. Она умерла. - Произнесла Авдотья Никитична. Но не соболезнующим тоном, а так, будто сообщает хорошую новость.

   Мне захотелось задать еще вопросы о воспитательнице и ее смерти. Но я подумал, что вряд ли услышу честный ответ, и поинтересовался о другом человеке:

  - А дед Вячеслав Жарков? С ним тоже все хорошо?

   На бесстрастном лице Авдотьи Никитичны мелькнула тень. Старик, как бы ей не хотелось это скрыть, был ей небезразличен.

  - Нет, с ним все плохо. - Услышал я.

  - Но он тоже умер? - осторожно спросил я, желая, чтобы она сама поняла противоречия в нашем разговоре.

  - Да, умер. Давно болел, вылечить было нельзя. Я предлагала ему облегчить страдания, однако он отказался. Но ничего, время пока есть. Может быть, у меня еще получиться! - произнесла Авдотья Никитична не совсем понятные мне слова.

   ГЛАВА 97.

  - Это все? Больше вопросов нет? - после длительной паузы, вызванной моей задумчивостью, спросила Авдотья Никитична.

  - Есть. Но я никак не соберусь с духом. Никогда не думал, что буду о чем-то просить ведьму.

  - Странно. - Сказала Авдотья Никитична.

  - Что странно? - поинтересовался я.

  - Как вы меня назвали.

  - Так это же не я придумал! Бабками, или ведьмами, издавна называли женщин Карпово, занимающихся определенным ремеслом.