– Простите, мне показалось, что вы представились как Тейлор. Вы что, та самая леди Тейлор?

– Вы слышали обо мне?

– Конечно! Да вас все знают, миледи.

– Откуда?

– Это унижение… О боже, мне не следовало… Какая бестактность!

Плечи Тейлор поникли. Неужели всей Англии известно про ее позор?

– Это было вовсе не унижение. Я все больше и больше убеждаюсь, что он меня осчастливил своим поступком.

Боже, сколько раз она произносила эти слова еще в Лондоне!

– А вы по-прежнему любите его? – спросила Виктория.

– Нет, и никогда не любила, – задумчиво ответила Тейлор. – Теперь, когда вышла замуж за его брата, я это понимаю. Правда, его я тоже не люблю, однако должна признаться, что он все-таки привлекает меня. Мой муж человек достойный: я уже успела это заметить.

– Может, в конце концов вы и полюбите его, – предположила Виктория.

Какая ужасная мысль, особенно если учесть, что они расстанутся, как только приедут в Бостон!

– Кто знает? – проговорила Тейлор, чтобы Виктория думала, будто высказала надежду, которой суждено сбыться, и прониклась к ней доверием.

Усевшись наконец, она осторожно заговорила с девушкой о ее деликатном положении:

– Сегодня вечером вы приняли очень важное решение.

– Разве? Не поняла…

– Продолжать жить. Это главное. Со всем остальным можно справиться.

Тейлор пообещала объяснить свою мысль позже и спросила Викторию, чего та больше всего хочет от жизни, каковы ее самые сокровенные мечты и надежды. И если бы она могла получить все, что захочет, чего бы она пожелала?

Что удивительно, Виктория охотно отвечала на ее вопросы, и они проговорили почти два часа. Наконец-то у нее появилась возможность выговориться. Ее пугает неизвестность, призналась она. И одиночество. Это обстоятельство внушало ей наибольший страх. Вот тут Тейлор понимала ее куда лучше, чем Виктория могла представить. Страшно было даже подумать, что ей совсем одной предстоит нести ответственность за двоих детишек, но она сделает все, что от нее зависит, чтобы малютки были в безопасности. Чутье подсказывало ей, что и Виктория грудью станет на защиту своего будущего ребенка.

– В первую очередь вам надо привыкнуть к самой мысли, что вы теперь не одна, – заметила Тейлор. – Уверена, что вы всем сердцем полюбите своего малыша.

– Если честно, я толком даже не думала о ребенке: была поглощена жалостью к самой себе.

Тейлор погладила ее по руке.

– Вас предали, так что ничего удивительного: обидно, жаль себя.

Виктория громко зевнула, извинилась за свое неделикатное поведение и добавила:

– Ветер усилился. Капитан говорил, что будет шторм.

Только сейчас Тейлор заметила, что действительно похолодало, и предложила:

– Пойдемте-ка лучше по каютам.

– Да-да, – согласилась Виктория и поднялась. – Спасибо, что выслушали меня. Вы очень добры, миледи.

Тейлор растерялась: ей всегда было неловко, когда ее хвалили или благодарили, пусть это и случалось нечасто. Мадам ожидала от нее определенного поведения и давала ему оценку, только если внучка не оправдывала ее ожиданий.

Виктория явно ждала каких-то слов или действий, поэтому, откашлявшись, серьезным голосом, почти как ее бабушка Тейлор, проговорила:

– Давайте завтра встретимся в судовой библиотеке часа в два. В это время там никого не бывает, и мы сможем спокойно обсудить, как поступить.

– Мы?

– Разумеется, – удивилась Тейлор. – А вы решили, что я похлопаю вас по спинке в утешение и пойду своей дорогой?

– Я просто не знала, что и думать, миледи.

– Перестаньте называть меня «миледи». В Америке титулы вообще не имеют никакого значения.

– Вы уверены?

– О да! Я читала об этом.

Виктория кивнула:

– Вы правда поможете мне?

– А как же иначе?

Господи, она опять заплакала. Нет, это невозможно! Пройти новый круг слез и утешений у Тейлор не было сил, поэтому она взмолилась:

– Прошу вас, перестаньте! Вы доведете себя до полного изнеможения. Ну как вы могли подумать, что я могу оставить вас в беде? Как же вам не стыдно, Виктория!

– Мне не хотелось бы кого-то обременять или допускать…

Тейлор взяла Викторию под руку и подвела к лестнице.

– Я знаю, знаю и обещаю, что этого не будет. Видите ли, просто мне почему-то кажется, что я всегда знаю лучше, что именно и кому нужно.

– А разве это так уж плохо – знать, что именно кому-то нужно? – удивилась Виктория.

– Да не просто кому-то, – поправила ее Тейлор, – а всем. И это правда мой серьезный недостаток, а мадам и вовсе считает, что беда. Она говорит, что я не должна во все вмешиваться и что с моей стороны весьма самонадеянно полагать, будто я способна изменить чью-то судьбу. Именно это она повторяла мне не раз, и, боюсь, она права. Даю вам слово, Виктория, что не буду принуждать вас делать то, чего вы сами не захотите, но помощь все-таки предлагаю.

– Благодарю вас, Тейлор.

– Мы вернемся к этому разговору завтра, когда вы хорошенько выспитесь и отдохнете.

– Спасибо, что изъявили желание мне помочь. – Виктория помолчала мгновение, а потом вдруг спросила: – Скажите, а вы всегда знаете, что хорошо для вас самой?

Тейлор печально вздохнула:

– Если бы… Для кого-то другого – всегда пожалуйста, а для себя нет.

Виктория улыбнулась, услышав нотки сожаления в ее голосе.

– Может, мне удастся понять, что нужно вам.

– Посмотрим, – кивнула Тейлор.

Лестница была слишком узкой, чтобы можно было подниматься вдвоем, поэтому Тейлор пропустила Викторию вперед.

– Давайте я провожу вас до каюты, чтобы знать, где найти.

На нижней ступеньке Виктория остановилась и обернулась.

– Мы ведь подружимся, правда?

– По-моему, это уже произошло, – ответила Тейлор, прекрасно понимая, какую ответственность на себя берет.

Что же, пусть так. Она будет заботиться о Виктории до тех пор, пока та не встанет на ноги и не сможет позаботиться о себе сама. И о ребенке, конечно же.

Друзья должны помогать друг другу, да, но в обещании Тейлор было нечто большее. Детей, всех без исключения, взрослые должны нежно любить и оберегать от зла. В представлении Тейлор это была скорее священная заповедь, чем правило, она сделает все для того, чтобы обеспечить спокойствие и безопасность Виктории и ее ребенку.

Все ее благородные намерения гибли вместе с ней. Она уже никому не сможет помочь, а себе тем более. Корабль тонет, и она не в состоянии ничего сделать. Она не сомневалась, что через какие-нибудь несколько минут все они будут покоиться на дне океана. Тейлор очень хотелось встать на колени и помолиться Создателю, чтобы простил за все плохое, что она когда-нибудь о ком-нибудь подумала, кроме, разумеется, дяди Малкольма. Она полагала, что если искренне раскается в том, что любит покомандовать и бывает высокомерной, то, возможно, сумеет пробраться на небеса, но встать на колени было просто невозможно, потому что ураганный ветер без конца кидал их небольшое судно из стороны в сторону. Тейлор забилась в угол кровати и прижалась к стене, изо всех сил стараясь не поддаваться панике, но, бог свидетель, это было выше человеческих сил. Может, все было бы не так страшно, если бы не глубокая ночь и не кромешная темнота в каюте. Тейлор была в ужасе от этого мрака, но боялась зажечь лампу, чтобы не устроить пожар, и потому сидела в потемках, зажмурившись, вцепившись в подушку, и слушала, как ее чемоданы с грохотом летают от стены к стене. В ожидании неминуемого конца оставалось лишь молиться, что она и делала.

А что же будет с детьми ее сестры? Близняшкам нужна мать. Она не могла даже представить, как они без нее. А Виктория… Что, если она выживет, а Тейлор – нет? Как она в Америке – без средств, без родственников, без жилья? А ведь она обещала помочь своей новой подруге…

Господи, сколько всего она собиралась сделать! Это же несправедливо – умирать таким образом! Тейлор всхлипнула раз, другой и наконец дала волю слезам. Никто, даже такие особы, как она, не должен умирать в одиночестве: ей нужна компания, а больше всех – мадам.