Вчера все издания, после изложения деталей произошедшего, окончили свои вечерние выпуски следующим: «Поскольку обстоятельства того, что происходило в течение двух дней после убийства Кэйко, и до его явки с повинной, остаются невыясненными, полиция продолжает активно допрашивать задержанного Кадзи».

Другими словами, к моменту окончания срока подачи материалов для публикации в вечерних выпусках полиция еще не располагала показаниями Кадзи, касающимися «двух дней неизвестности». И это странно. Убийство собственной жены инспектором полиции… Нетрудно предположить, что его руководство было чрезвычайно озабочено тем, как сложившаяся ситуация будет представлена в СМИ. Но, несмотря на это, у них не был готов ответ на вопрос, который, как можно было догадаться, будет интересовать журналистов больше всего: о действиях Кадзи в течение двух этих дней. Короче говоря, получается, что тот во время допроса давал подробные показания о том, что касалось самого происшествия, а о том, что произошло в следующие два дня, ничего не рассказал. Как ни крути, ситуация необъяснимая. Бродил, чтобы найти место, где умереть… Если предположить, что это правда, то почему им не удалось получить эти показания у Кадзи сразу после ареста?

Эта странная ситуация, не поддающаяся логическому объяснению, не изменилась и вчера вечером, после того, как прошло уже полдня с момента ареста Кадзи. Впервые узнав о «двух днях неизвестности» из вечерних газет, Сасэ, желая узнать, как обстоят дела с расследованием, позвонил в полицейское управление. Трубку взял Сики Кадзумаса, старший следователь по особо важным делам первого отдела расследований. Честный малый, профессионал своего дела из департамента уголовных дел полицейского управления префектуры, заслуги которого признает даже местная прокуратура. Судя по тому, как говорил следователь, было очевидно, что он проводит допрос. Относительно действий Кадзи 6 декабря Сики сказал, что «подчиненный сейчас выясняет это». К моменту, когда вечерние газеты сообщили о «двух днях неизвестности», в показаниях Кадзи не было и намека на то, что он искал место, где умереть.

И вот наступило утро сегодняшнего дня. Местная газета «Кэнмин таймс» в самом верху раздела местных новостей поместила сенсационную новость. Утром того самого 6 декабря Кадзи видели на станции К., на платформе синкансэна, идущего в сторону Токио. Потрясшая всех сенсация. Если то, что говорится в статье, правда, получается, что Кадзи, оставив тело Кэйко дома, собрался ехать в направлении столицы.

Сасэ мог себе представить, какая шумиха поднялась в руководстве полицейского управления. В то же время это заставило его задуматься о том, что существует опасность подделки показаний Кадзи в соответствии с намерением полиции. Прочитав дома «Таймс», он сразу же позвонил в центральное управление и приказал срочно доставить задержанного Кадзи в прокуратуру. При этом принял меры, чтобы предотвратить возможное противодействие полиции. Однако Кадзи был доставлен только в 9.30 утра, то есть через почти три часа после того, как Сасэ отдал распоряжение. В течение этого времени прокурор несколько раз звонил в управление, но каждый раз трубку брали разные люди, и под всевозможными правдоподобными предлогами – «он ест», «его повторно фотографируют» и тому подобное – Кадзи продолжали удерживать.

Можно не сомневаться, что именно в это время осуществлялась либо подделка показаний Кадзи, либо его принуждали дать ложные показания. В конце доставленного прямо перед прибытием самого Кадзи протокола показаний было добавлено «признание» с включенной сенсационной новостью из «Таймс».

Написано было следующее.

«6 декабря примерно в 6 часов утра я вышел из дома, сел в машину и поехал на станцию К. Собирался искать место, где умереть. На станции я купил билет в северном направлении и дошел до платформы синкансэна, но вдруг понял, что мне невыносимо покинуть место, где я родился, оставив Кэйко, поэтому, не сев в синкансэн, я пошел в город. Бесцельно бродил, заходя в универмаги, детские парки, выходил к высохшему руслу реки. Все-таки я не смог решиться умереть. Точно не помню, где и как я ходил. Неожиданно обнаружил, что вернулся домой. Подумав, что ничего не остается, как явиться с повинной, на следующее утро я пришел в полицейское управление».

«Они что, за идиота меня держат?»

Сасэ воткнул ручку в протокол показаний. Жгучая боль перешла из глубины глазных яблок в область лба. Ему 43 года. Полтора года прошло с тех пор, как он был направлен сюда из отдела особых расследований Токийской прокуратуры. В местной прокуратуре он выполнял функции государственного обвинителя, занимая пост следом за заместителем прокурора. И вот полиция, вопреки его приказаниям, задержала доставку подозреваемого, да еще подсунула ему подделанный протокол показаний…

Это означает только то, что полицейские делают все возможное для защиты собственных интересов. Под протоколом стояла подпись не Сики, а Тацуми Ютака, следователя по межрегиональным делам из первого отдела расследований. Сасэ слышал, что эта должность была сомнительной. Ее занимали и коренные выходцы из департамента уголовных дел, но часто бывали случаи, когда с целью осуществления контроля над служебными функциями департамента эту должность, в обмен на обещания будущих перспектив, занимали представители административного департамента и верхушка подразделения охраны. Тацуми, скорее всего, относился ко второй категории. «Я курсирую между администрацией и охраной» – Сасэ когда-то слышал эту шутку от него самого.

Как бы то ни было, но в полицейском управлении произошла рокировка дознавателей. Убрав Сики, аса из департамента уголовных дел, они заменили его на стоящего одной ногой в административном департаменте Тацуми. Это как раз в полной степени свидетельствует о панике и критической ситуации в управлении и является проявлением решительной позиции руководства, которое для защиты собственных интересов одобрило подделку показаний Кадзи.

– Господин прокурор!

В раздавшемся в кабинете голосе Судзуки чувствовалось нервное напряжение. Ему было 32 года. К работе относится серьезно, но нервы у него еще слабее, чем голос.

– В чем дело?

– Вы, похоже, будете ругаться с полицией…

Понятно, почему Судзуки беспокоится.

За исключением отделов особых расследований больших городов, прокуратура редко проводит свое личное расследование. Полиция, обладающая правом «первого слова», единолично берет на себя многочисленные дела, а неизменной функцией прокуратуры является «съедение» огромного количества переданных ей полицией подозреваемых, «пережевывание» их и передача «на скармливание» в суд. Ссоры с полицией неизбежно ведут к задержке в ведении дел, и становится довольно сложно выполнять повседневную работу. В регионах эта тенденция особенно сильна. По мере возможности лучше не доводить до разногласий с полицией. Прокуратуре как вышестоящему органу расследования желательно, сохраняя лицо, поддерживать с ней отношения мягкого сотрудничества. Это является истинным желанием всех работающих в регионах сотрудников прокуратуры.

Именно поэтому все это непростительно. Как полицейское управление, зная об этом истинном желании, могло недооценить ее и подсунуть очевидно подделанные показания?

«Не может такого быть, чтобы они заставили меня проглотить такую тухлую приманку!»

Сасэ сильно нажал пальцами на лоб. Колющая боль распространилась по всей голове.

– Зови!

Он верил, что в одном этом слове отражена вся сущность прокуратуры. Кем бы ни был его визави, что бы ни стояло за ним, – раз уж вызвал его, нельзя допустить свое поражение. Глядя вслед вышедшему из кабинета Судзуки, Сасэ почувствовал, как внутри закипает кровь, что не случалось с ним уже довольно давно.

Через несколько минут вслед за секретарем Судзуки в кабинет вошел Кадзи Соитиро. В наручниках, с веревкой на поясе. Его сопровождали два конвоира.

Сасэ знал всех конвоиров центрального управления. Он пристально посмотрел на мужчину справа. 30–35 лет. Рубашка и блестящие щеки напомнили прокурору куклу-марионетку из мультфильма «Буревестник», который когда-то шел по телевизору. Но он не припоминал этого человека.