Доктор Гевара протянула прозрачный пластиковый пакет, внутри которого лежала пчела.

– Она потеряла брюшную полость и внутренние органы и, видимо, была одной из тех, кто убил девушку. Я знакома с директором Музея меда в Мургии, выясню у него потом кое-что. Как только все узнаю, вышлю отчет. Эгускилоры, или Carlina acaulis, также подвергну анализу. Мы уже изучили те, что найдены в часовне Старого собора, но определить их происхождение сложно. Это довольно распространенное растение, оно растет на горных склонах, лугах, полянах… Их могли нарвать где угодно, – сказала судмедэксперт, бросив последний взгляд на распростертые тела. – Я вам еще нужна?

– Думаю, нет, – ответила Эстибалис. – Но держи нас в курсе всего, что покажется интересным.

– Так я и сделаю. Всего доброго.

Мы вышли из Дома веревки, когда сотрудники похоронной службы пришли забирать тела. На улице любопытные пешеходы замедляли шаг и, не останавливаясь, бросали беглые взгляды на оперативников, загородивших проход со стороны Кучильерии.

Эстибалис остановилась перекинуться словечком с одной из сотрудниц, и мы с ней простились, жестом договорившись «встретиться внизу». Я спускался по кварталу Сан-Франсиско, где по-прежнему толпились продавцы чеснока, не желавшие покидать свое место, чтобы перекусить, как вдруг со мной поздоровался смуглый тип, степенный и хорошо одетый. Это был Марио, Марио Сантос, правая рука директора «Коррео Виториано» и, пожалуй, один из самых симпатичных журналистов.

Я улыбнулся, мы обменялись рукопожатиями. Да, у меня действительно был друг-журналист. Он был сдержан, а его хроники всегда были отлично написаны. Элегантный в письме, он был так же элегантен и в поведении. Никогда не выходил из себя, пропускал мимо ушей, когда я повышал тон, хотя мог бы выжать из моих реакций всю кровь, вызывая полемику на пресс-конференциях. Пару раз, к большому моему облегчению, он продемонстрировал, что с ним возможен off record[16]. С течением лет я ценил его все больше, и, несмотря на то что он был старше, иногда мы пересекались в центре и пили кофе в «Эль-Прегон» или «4 Асулес», чтобы поболтать обо всем и ни о чем: о последнем матче «Басконии»[17] или работе нового гражданского центра, не слишком вдаваясь в детали нашей личной жизни. Это был свой человек в прессе.

– Как дела, инспектор Айяла?

– Как видишь, Марио. Работа кипит.

– Думаю, что и беспокойства с ней немало.

– Что собираешься публиковать?

С ним можно было говорить прямо, не то что с другими журналистами, с которыми первым делом необходимо прощупать почву. Между нами было что-то вроде мужского договора.

– О вчерашнем происшествии мало информации, о сегодняшнем и того меньше. Много слухов, много звонков. Директор просто обезумел, прет как танк, ты же его знаешь. Но думаю, речь идет об очень серьезном деле, особенно для такого города, как наш, и не хотелось бы публиковать ничего вызывающего. Вчера был канун Сантьяго, а сегодня начались приготовления к празднику. Не думаю, что следует вызывать коллективный психоз в такие важные дни. Можешь рассказать мне что-нибудь прямо сейчас или лучше подождать?

– Дай мне немного времени, чтобы я встретился с начальством. Тебе позвоню первому, договорились?

– Очень на тебя рассчитываю. Если позвонят из «Диарио Алавес», можешь предупредить меня, прежде чем они что-то предпримут? – спросил Марио, пристально глядя на меня своими карими близко посаженными глазами. У него был умный взгляд, которым он смотрел на все спокойно и невозмутимо. – Ты и представить себе не можешь, как восприняла наша редакция их вчерашний экстренный выпуск, с которым они так шустро подсуетились.

Мгновение я размышлял, но пришел к выводу, что лучше согласиться.

– Договорились. Можешь на меня рассчитывать.

«Диарио Алавес» ругали за желтизну, ее заголовки всегда звучали чересчур громко. «Коррео Виториано» держалась более трезвой и строгой позиции; благодаря нашей дружбе вторая публикация звучала более разумно и осмысленно. Помимо Марио, был еще и Лучо, мой давний и близкий друг и один из ярких представителей нашей компании: он отвечал за раздел новостей в «Диарио Алавес», и у нас не раз возникал конфликт интересов. Лучо пытался использовать наши тусовки, чтобы выжать из меня побольше сведений, а у меня в итоге появлялись проблемы с начальством из-за утечки информации. Я был уверен, что в этом случае у нас также возникнут проблемы. И не потому, что он был чертовым ведьмаком, как утверждала Эсти, а потому, что десять из двадцати четырех сообщений в «Вотсаппе» были от Лучо, а значит, в наших отношениях ожидались бури с градом.

Через полчаса мы с Эстибалис были в полицейском участке. Поднялись сразу на третий этаж и вошли в кабинет заместителя. Нам довольно долго пришлось ждать – в кабинете раздавался один звонок за другим, пока Альба над нами не сжалилась и не выключила телефон.

Наконец мы встретились с ней глазами и целую секунду смотрели друг на друга. «Видишь, что творится? Теперь у нас четыре трупа. С тебя не хватит?» – хотелось сказать мне. Но нам надо было обсудить много разных тем, и лучше было начать сначала.

– Заместитель комиссара, – сказал я, усаживаясь. – Мы только что с нового места преступления в Доме веревки. Но прежде всего я должен сообщить вам, что случилось сегодня утром. Когда во время хакерской атаки я собирался выключить компьютер, некто, представившись Тасио Ортисом де Сарате, прислал мне письмо по электронной почте, потребовав сегодня же встретиться в тюрьме. Я отправился в тюрьму Сабалья, чтобы проверить, действительно ли сообщение отправил Тасио, а заодно выяснить, не причастен ли он к этому новому делу. Главным образом я хотел удостовериться в том, что психологический профиль заключенного совпадает с профилем убийцы, совершившего вчерашнее и сегодняшнее преступления. Пришлю вам подробный отчет о разговоре, который состоялся между нами. Но резюме таково: Тасио не признался прямо, что каким-то образом стоит за хакерской атакой, но, думаю, он сделал это намеренно, для отвода глаз, чтобы отдел кибербезопасности был занят и не мог отследить IP-адрес компьютера, с которого было отправлено электронное письмо.

Я пересказал заместителю комиссара наш разговор, поведал о популярном аккаунте в «Твиттере», который якобы принадлежит Тасио, и о его предложении сотрудничать со мной в раскрытии преступлений.

– Похоже, он снова хочет стать героем Витории, – добавил я. – Вот и собирается помогать в поимке виновного.

– Если Тасио подстрекатель, – перебила меня Эстибалис, – и кто-то из его последователей виновен в новой волне преступлений, возможно, он все организовал так, чтобы подставить фактического преступника и мы его арестовали.

– Вы полагаете, он способен рисковать собственными помощниками? – спросила заместитель комиссара.

– Почему бы и нет, – Эсти пожала плечами, – для него они всего лишь инструменты, так же как и жертвы. Если вы заметили, убитые довольно безлики, они лишь фрагменты его инсталляции. Возможно, он убедил кого-то наиболее внушаемого из своих последователей вести себя так, как на его месте вел бы себя сам. Подражатель все сделает так, как делал он двадцать лет назад, и в конце концов Тасио освободят. Если он осуществит свой план и поможет нам, то станет героем.

– Но почему он затеял все это именно сейчас, когда получил право временно выйти на свободу? – настаивала Альба.

– Потому что он не просто хочет вернуть себе свободу, – предположил я. – Прежде всего он не желает быть изгоем, врагом общества номер один, серийным убийцей, который вышел на время, отсидев бо́льшую часть срока. Он мечтает, чтобы все вернулось к ситуации, предшествовавшей падению. Чтобы положение дел оставалось таким же, как, цитирую дословно, «за несколько часов» до его задержания, чтобы Витория снова оказалась у его ног: слава, почитание, социальное положение… Не хочет прятаться от людей после выхода на свободу.