–Давай, садись, Лех! – Настя стукнула парня по плечу и указала на стул. – Сейчас будет мясо. Алин, – обратилась она уже к моей матери, – закинь пиво в холодильник, а нам новое принеси. За встречу будем пить.

Алина послушалась. Виляя бедрами, она удалилась походкой женщины, желавшей получить мужчину. И даже тяжелые пакеты не испортили заднего вида. Жаль, что простофиля его не заметил.

Когда все уселись, первое время разговор шел о том, какой этот Леха красавец. Громче всех его хвалила Настя, но это были всего лишь дружеские подбадривания, адресованные человеку, которого от души жалеешь. Было бы странно, если бы такая разумная девица, как Настя, запала на такого просточка-преступничка. А вот мама моя делала комплименты совсем иначе, и только дурак не понял бы их. К сожалению Алины, Алеша был тем самым дураком. Этот простой парень абсолютно не понял, что женщина, так сладко посасывавшая пиво из стеклянной бутылки, желала его. Первый вечер, который мама провела в компании Алеши, не дал этой охотнице никаких плодов. Сестра видела, как неугомонная соседка пылко ухаживает за ее братом, но лишь небрежно посмеивалась над развернувшейся пьесой. Настя наблюдала за этим цирком с жалостью. Ко мне. А я сидела, забитая, лишь иногда выходила к столу, чтобы взять у Вики из рук кусок жареного мяса, как щенок берет подачку от хозяев, и глотала горькие слезы, катившиеся от обиды за мою несостоявшуюся семью, которые никто не замечал..

Скажите, уважаемые люди, по десятибалльной шкале насколько моя мать, готовая раздвинуть ноги прямо на глазах у малолетней дочери, ненормальная? Я бы сказала, что на все одиннадцать. Я завидую детям, чьи матери не просто самки, а люди с головой и сердцем. Наверное, этих детей воспитывают совсем иначе. Но я не знаю, как.

Алина даже пыталась лечь спать с Алешей в одной постели, но не вышло. Дело в том, что наша большая дача, которая находится в очень престижном районе благодаря прошлым заслугам моего деда, еще не до конца достроена. Изнутри это голый кирпич с железной дверью и пластиковыми окнами. На полу цементная пыль, кругом разбросаны инструменты и стройматериалы. Дача двухэтажная, но второй этаж вообще не пригоден для жизни. На первом стоит стол, табуретки, холодильник и даже телевизор висит. А еще там была пара двуспальных диванов, которые в последствии обоссали папины друзья-алкаши. Алина была убеждена, что на одном из них должны лечь спать Настя и Вика, а на втором – она и Алеша. Про меня, как это водится, эта женщина забыла. Я, привыкшая к такому отношению матери, слушала этот пьяный разговор молча. Настя и Вика, храни их господь, в которого я не верю, помнили обо мне, к моему удивлению, и серьезно отчитали мою бесполезную мамашу. Ими же было решено, что они лягут вдвоем, а я лягу с мамой, что до Алеши, так пусть спит у Насти в машине. Мама долго упорствовала, пытаясь спихнуть меня третьей к подругам, но Настя была строга, а Вика неумолима. Эта пара властных самодурок заткнула за пояс мою мамашу, которую я всегда считала самой неугомонной из женщин, но нет, нашлась на нее управа. Послушный Алеша, полностью солидарный с сестрой и ее подругой, ушел мирно спать в машину, а Алина, кажется, возненавидела меня, никчемную бесполезную дочь, от которой одни проблемы, как она сама тогда и выразилась.

Утром я открыла глаза и почувствовала тепло спящей рядом матери. Я была такой маленькой и беззащитной, я понимала, что мать меня не любит, но как счастлива была я тогда проснуться рядом с ней и греться о ее мягкую грудь. Хотелось в туалет и кушать, но я боялась шевелиться: не дай боженька, чтобы мама проснулась от моей возни.

Ребенку нужна мать. Он будет любить ее до последнего, даже если ребенок будет осознавать всю ее никчемность и негодность, все равно будет любить. Пусть любовь будет чередоваться с неприязнью, а то и с ненавистью, но любовь будет. Даже если мать не любит. А сложно, наверное, особенно таким, как Алина, любить ребенка, если он рожден от ненавистного мужчины. По крайней мере, она как-то пыталась доказать именно этим верность своего небрежного отношения ко мне.

Так вот, я хотела в туалет, но боялась пошевелиться. Меня спасла Настя, которая тоже проснулась и, в отличие от меня, особо не считалась с тем, что кто-то другой может еще хотеть спать. Она прошлась по комнате, осмотрелась и заметила, что я лежу с открытыми глазами.

–Лиска, – шепнула она, – не спишь?

Я кивнула.

–А чего? Пошли на пляж тогда.

Я очень хотела встать, сходить в туалет, сходить на пляж со своей старшей подругой, но очень боялась разбудить мать.

–Чего молчишь? – уже громче спросила Настя. – Пойдешь?

Я неуверенно кивнула.

–Ну вскакивай тогда, – в полный голос велела эта беспечная.

Я отрицательно помотала головой. Настя состроила недовольную мину и подошла к дивану. Она нагнулась ко мне через Алину. Я лежала у стенки, и мне было сложно, такой маленькой и неуклюжей, встать с дивана, не задев мать. Настя без церемоний взяла меня под мышки и поставила на пол. Я в страхе медленно обернулась назад – пронесло, мама спит.

–Пошли, – скомандовала она и направилась к выходу. Я за ней.

–Так, умываться, – строго заявила Настя, когда мы вышли на крыльцо.

Я смотрела на нее глупыми глазами, хлопала жидкими ресницами, упорно не понимая, как я должна умываться и зачем.

–Лис, – недовольно повторила она, – умываться.

Я молчала.

–Ты что, – Настя начинала злиться, – по утрам зубы не чистишь?

Я отрицательно покачала головой.

–Совсем?! – ее накрыло недоумение.

–Иногда, – тихо пробормотала я.

С каким презрением тогда на меня смотрела эта девушка. Я была маленькой и не понимала, в чем заключается необходимость каждое утро чистить зубы. Как я должна была это понять, если меня к такому даже не приучили? Я чистила зубы, но далеко не ежедневно. В детстве у меня часто был отвратительный налет и ошметки еды на зубах. Я вообще удивляюсь, как я умудрилась не остаться с гнилым ртом, ведь регулярно я стала умываться только лет с двенадцати, когда меня начали обижать за это в школе.

Настя жестко схватила мою руку и поволокла к своей машине. Там все еще мирно спал Алеша, но она не собиралась его тревожить, хотя, если бы ей понадобилось, то сделала бы это с легкостью, потому что забота о других редко вставала на первый план, когда дело касалось ее желаний. Настя открыла багажник и достала оттуда целлофановый пакетик, в котором были зубные щетки, мыло и паста.

–Так, – заявила она строжайшим тоном, – сейчас будем умываться. И я твоим родителям пропишу нагоняй за то, что они тебя к этому не приучили. Держи синюю, – сказала Настя, протягивая зубную щетку, – это Викина, только ей не говори, – ехидная довольная гримаса показалась на ее лице, – и пошли умываться.

Я сделала то, что велела эта девушка, и мы пошли на пляж. Было противно и стыдно чистить перед ней зубы, но ради пляжа я и не на такое была готова.

–Так, Лиска, – говорила Настя, пока мы шли к заветному месту, – тебе, конечно, еще только пять лет, но тебе не кажется, что уже пора ходить не в трусиках, а в купальнике? Девочки в твоем возрасте так и ходят.

О, Анастасия, не будь дурой! У этих девочек есть нормальные родители! А моим наплевать. Так бы сказала я ей сейчас, но тогда я лишь стыдливо молчала, уткнувшись мелкими глазками в зеленую тропинку, и чувствовала себя виноватой. А спутница моя продолжала:

–Я не понимаю, почему родители тебе не купят хотя бы один купальник? Нет, я поговорю ними.

Я бы хотела посмотреть, как эта девица будет отчитывать моих предков. А еще я бы хотела купальник. Думаете, мне не было стыдно ходить на людях в трусиках? Позже воспитание и обстановка сделали свое дело, и я стала считать, что такой детский нудизм в порядке вещей, продлилось это лет до десяти, когда у меня уже начала виднеться грудка, а я продолжала плескаться в Волге в одних трусах. Но тогда еще моя голова немного соображала, и я мечтала о розовом купальнике, как у всех девочек моего возраста. Только вот родителям моим было вовсе не до детских желаний.