Возле больницы девочка вышла. С месяц назад мама водила дочку на флюорографию. Гуляя потом по обсаженной кленами больничной алее, она показала ей, где находятся терапевтическое, хирургическое и кардиологическое отделения, а также отделение реанимации. Все это оказалось теперь очень кстати. Миновав ворота, Анжелика повернула направо, к двухэтажному зданию с желтыми отштукатуренными стенами. Она решительно потянула на себя дверь и вошла в пустой вестибюль. Тут совсем недавно закончили ремонт, отчего в воздухе ощущался слабый запах краски и свежей побелки. Высокие, молочно-кофейного цвета стены холодно поблескивали в свете люминесцентных ламп. Не было ни вахтерши, ни гардеробщицы. Никто не попытался задержать девочку. Анжелика поднялась по лестнице, которая привела ее к тяжелой железной двери с окошечком на уровне глаз. За ней находилась большая комната без окон. Справа и слева от входа располагались две двери. Третья вела в кабину лифта. Анжелика отворила правую дверь и очутилась в темном коридоре, огибавшем наподобие буквы «с» просторную залу. В разделявшей их стене, было устроено несколько больших застекленных окон, позволявших наблюдать за всем, что происходило внутри.
Прежде всего, взгляд Анжелики остановился на громоздком медицинском аппарате, от которого отходили в разные стороны пучки разноцветных проводов. Рядом на кровати расположился пожилой мужчина в очках. Из-за растрепанной, седой шевелюры он имел довольно жалкий, нелепый вид. Впрочем, засматриваться на него Анжелике было недосуг. Она пошла дальше по коридору и в следующем окне увидела несколько коек с лежавшими на них больными. Поблизости стояли столики с какими-то приборами. Появилась медсестра и стала раздавать мензурки с лекарствами…
Анжелика крадучись миновала длинный простенок и заглянула в третье окно. На ближайших к ней койках спали две пожилые женщины. За ними видна была еще одна кровать, наполовину скрытая белым эмалированным экраном. С замирающим сердцем Анжелика перебежала к последнему окну за углом коридора. Увы, предчувствия не обманули девочку: на кровати, вытянувшись во весь рост, лежала с закрытыми глазами ее мама. Вокруг перемигивались красными, зелеными и желтыми огоньками какие-то приборы. По экранам мониторов, сменяя одна другую, пробегали замысловатые кривые. Отовсюду к маминому телу тянулись провода, исчезавшие затем под одеялом. На лодыжки ног и запястья обеих рук были надеты серебристые браслеты датчиков…
Анжелика долго и напряженно вглядывалась в родное мамино лицо, превратившееся теперь в холодную, бесчувственную маску, но так и не смогла уловить в нем хотя бы проблеска жизни. Синие, вытянувшиеся в ниточку губы оставались неподвижными, бледные щеки не порозовели, даже ресницы ни разу не дрогнули… Сердце у девочки мучительно сжалось, к горлу подкатились рыдания. Не в силах более сдерживаться, она выскочила из реанимационного отделения, стремительно сбежала по лестнице и бросилась прочь от больницы…
Дождь стал понемногу ослабевать. Не обращая на него внимания, Анжелика отправилась бродить по городу. Возвращаться домой, в пустую квартиру, чтобы остаться там с глазу на глаз со своим одиночеством, она не собиралась. Даже мысль о нем казалась невыносимой…
Следующие часы прошли для Анжелики в каком-то странном полузабытьи, словно все происходило не с ней, а с посторонним человеком. Где она была? Что видела? Позже Анжелика очень смутно могла себе это представить. В ее воспоминаниях всплывали лишь отдельные обрывки впечатлений. Так бывает иногда с выздоравливающими больными, которые, восстанавливая в памяти свой бред, с трудом отличают грезы от реальности.
Неведомо как она очутилась в старом заброшенном парке культуры и отдыха. Усыпанные палой листвой аллеи, давно не расчищались и начали зарастать мелким кустарником, все скамейки были переломаны, возле переполненных урн громоздились груды мусора и пивных бутылок. Было сыро, холодно и безмолвно… На минутку Анжелика задержалась возле старой фигурной карусели. Когда-то она приходила в неописуемый восторг от ее нежно-голубого купола и от веселого хоровода стремительно вращавшихся разноцветных лошадок. Сейчас карусель показалась девочке жалкой и поблекшей. В дощатой платформе зияли черные проломы. Неподвижные лошадки нелепо задирали куцые, обломанные хвосты. Из-под треснувших копыт выступали ржавые железные штыри. Краска вылиняла и облупилась, обнажив во многих местах тусклую и желтоватую, словно кость, древесину. Ноздри, губы, щеки и челки прежних красавиц превратились в труху, вместо глаз темнели глубокие впадины, от чего добродушные прежде лошадиные мордочки стали походить на оскалившиеся в зловещей ухмылке черепа…
Чувство реальности вернулось к Анжелике лишь под вечер, когда она добралась до автомобильного моста и остановилась, чтобы перевести дух. Как обычно в этот час, шоссе было запружено машинами. Перестраиваясь в нужный ряд, они притормаживали у разделительных полос и обменивались громкими звуковыми сигналами. Небо на востоке заметно потемнело. Близился вечер. Между тем дождь, ливший без перерыва весь день, совершенно прекратился. Вдыхая прохладный, заметно посвежевший воздух, Анжелика почувствовала скорую перемену погоды. О том же говорила легкая дымка тумана, появившаяся над поверхностью реки…
Наступило то тревожное время суток, когда город сбрасывает дремотное оцепенение дня и драпируется в фантастический наряд из зыбких теней и ярких пятен. Первую лепту в его преображение, как обычно, внесли шоферы. Зажженные ими огоньки габаритных огней слились вскоре в сплошной поток желтовато-красного света, внутри которого то вспыхивали, то гасли кроваво-красные стоп-сигналы, перемигивались поворотники, мелькали зеленые искорки такси и резко проступали белые как молоко жидкокристаллические панели номеров маршруток. За мостом дорога разветвлялась. Часть машин поворачивала на загородное шоссе, другие выезжали на главную улицу, тянувшуюся вдоль реки. Девочка живо представила себе толпы людей, деловито снующих взад и вперед по широким тротуарам, неоновые вывески над магазинами и выгнувшиеся уличные фонари, равнодушно разливавшие вокруг себя холодный, бледный свет. Из всего этого она могла видеть лишь ядовитую, желто-красную вывеску «Макдоналдса». Все остальное скрывала темная громада 25-этажного отеля, возведение которого с великой помпой и шумом началось еще два года назад, но теперь было тихо заброшенно из-за внезапно разразившегося кризиса. Лишенный стен и крыши бетонный остов высотного здания, словно скелет гигантского динозавра, одиноко возвышался над городом. Днем недостроенные руины выглядели довольно обыденно, но на фоне темнеющего сумеречного неба они казались величественными, даже мрачными…
Занятая своими мыслями и наблюдениями, Анжелика не сразу обратила внимание на остановившегося рядом с ней незнакомца, а потому не могла потом сказать, откуда он вдруг появился.
– Забавный сегодня день, не правда ли? – сказал он. Голос был неприятный – какой-то резкий и скрипучий.
Взглянув на собеседника, Анжелика невольно поежилась. Перед ней стоял бородатый карлик, одетый в черное поношенное пальто. У него было бледное лицо, огромный крючковатый нос, густые брови и необычайно живые блестящие глаза. Из-под низко надвинутой на лоб шляпы выбивались неряшливые пряди седых волос.
– И вовсе он не забавный, – ответила Анжелика. – Гадкий, тяжелый и… очень грустный.
– Вот те на! – усмехнулся незнакомец. – Разве сегодня не твой день рождения? И разве ты не получила замечательных подарков?
– Да, – сказала Анжелика, – мне подарили куклу. Но только сейчас это совсем не важно…
– Извечная людская самонадеянность, – проворчал старик, – тебе ли судить о том, что важно, а что нет?
– Разумеется, мне! – сказала Анжелика. – Днем заболела моя мама, и теперь уже не до игрушек.
– Болезни это когда страдает тело, – заметил карлик. – А если нелады с душой, это зовется сглазом или ворожбой. Тут совсем другая наука. Некоторые, правда, не считают колдовство наукой. Но уверяю тебя, они заблуждаются. И очень сильно!
