— Ты принимаешь еще одну таблетку? — спрашиваю его.

— Да, три часа уже прошли, и я не хочу, чтобы ты услышала мой настоящий голос.

— Когда мы встретимся в следующий раз, не смогу тебя узнать?!

— Верно, — он запивает таблетку и возвращается ко мне.

— Сядь, — просит он меня и помогает, придерживая. После этого он устраивается позади меня, кладёт одеяло мне на плечи и заворачивает в него. Его ноги широко расставлены, а сейчас он сидит в позе сукхасана (асана в йоге, удобная поза, скрестив ногти), тогда как я, согнув ноги в коленях, удобно сижу, прижавшись к его коленям (не на коленях, а вот прижавшись, в этом пространстве).

— А сейчас? — хочу я знать. К чему всё это?

— Я хочу кое-что показать тебе, — отвечает он мне. Чувствую, как он положил что-то поверх одеяла, что-то, что обволокло мое тело, ровно на колени, которые в данный момент накрыты. Потом его руки следуют вверх к завязанным глазам.

— Ш-что…

— Я сниму твою повязку с глаз, — шепчет он. Что? Он хочет, чтобы я его увидела? Да… сделай это! Хочу посмотреть тебе в глаза, пожалуйста! Мое сердце начинает стучать как бешеное, мои руки хватаются за одеяло, прижатые к спине.

— И все-таки у меня есть несколько правил, ты слышишь меня?

— Д-да…

— Ты не будешь оборачиваться. Ты не будешь видеть меня. Никаких резких движений. Если поступишь наоборот, то никогда не покинешь эту хижину. Я запру тебя здесь. Ты это поняла? — киваю нерешительно.

— Я не шучу.

— Поняла, — зачем он хочет снять повязку, если я все равно не смогу его увидеть? Или он должен это сделать?

Калеб снимает повязку, убирает подушечки, которые лежали у меня прямо на глазах.

— Смотри только вперед. Перед собой, на твоих коленях лежит коробочка. Ее содержимое наверняка тебе понравится, — сглатываю и гневно бросаю свой взгляд. Комната освещена лишь редкими и небольшими огоньками, создавая ощущение вечерних сумерек. Окна занавешены гардинами.

Деревянная хижина и в самом деле выполнена полностью из дерева. Пол, стены и даже потолок обиты деревом. Там, где стоит стол, висят стропы. Сам стол вплотную пододвинут к стене. На нем стоят напитки, а на стуле лежит одежда. Джинсы, обувь, чёрная футболка. Я не решаюсь повернуть голову... Только мои глаза быстро смотрят вниз, где я замечаю черную коробочку.

Пугаюсь, когда вижу его руки, обнимающие меня, поглаживающие коробочку. Однако он надел черные кожаные перчатки. Он скрывает даже свои руки? Есть вероятность, что могу узнать его по рукам? Его руки покрыты черной материей. Он одет в футболку с длинными рукавами? Калеб действительно сделал все, чтобы остаться неузнанным…

— Что это? — спрашиваю я робко.

— То, о чем ты тосковала все эти годы… я думаю сделать тебе одолжение и разрешить тебе посмотреть на это.

Сглатываю и произношу шепотом:

— Можешь открыть коробочку? — она из бумаги и выглядит немного потертой, как будто ей уже много лет и ее часто брали в руки. Что же там может быть? Что-то, о чем я тоскую?

Он открывает мне коробочку, она примерно соответствует формату А6. Внутри оказывается другая маленькая красная коробочка для украшений, покрытая бархатом. Красный. Красный бархат. Она выглядит как коробочка для ювелирных украшений... украшение? Быть может это...

— От-ткрой, пожалуйста, и эту? — начинаю нервничать и упираюсь взглядом зачарованно в то, что лежит у меня на коленях.

Движения рук Калеба такие элегантные, когда он открывает футляр для украшений. Внутри лежит оно. Колье моей мамы! Это правда, оно? Серебряная цепочка, красный камень в форме сердца в серебряном обрамлении. Камень в форме сердца прозрачный и закругленный, никаких углов.

Вздрагиваю. Слезы скапливаются в уголках глаз.

— Поверни, пожалуйста, сердце другой стороной! — прошу его, а подбородок дрожит.

— Ты хочешь удостовериться, есть ли на оборотной стороне гравировка? — Калеб шепчет эти слова мне на ухо, прежде, чем взять колье и покрутить.

— Forever, — шепчет он благоговейно и приподнимает цепочку чуть выше, чтобы я могла хорошо видеть гравировку.

— Я все эти годы хранил цепочку как сокровище. Как будто я не владею никакими сокровищами, кроме этого простого украшения, которое найдет отклик в твоем сердце. — Эта цепочка та самая, настоящая! Это украшение моей матери! Та самая цепочка, которую считала пропавшей в пожаре! Но… как она попала к Калебу? Ну, как? Я всего лишь мельком показала ему, точно это помню, но он ее не брал. Она была при мне тогда, когда я пошла спать!

— Откуда... она у тебя? — хочу я у него узнать. Калеб некоторое время помолчал, после прошептал:

— Это вопрос. Если я на него отвечу, то узнаешь, кто я есть.

— Просто скажи мне, наконец! — прошу его в отчаянии.

— Я не могу. Еще слишком рано. Если ты вспомнишь, тогда мы не сможем больше видеться… а я получаю наслаждение от близости к тебе, — быстрый поцелуй в щеку. Я не решаюсь наклонить лицо к нему. Это были… волосы? Тогда у него длинные волосы. Примерно от пяти до десяти сантиметров в длину. Время от времени сглатываю слюну и пристально смотрю на цепочку, которую он все еще держит в своих руках. Руках, покрытых кожаными перчатками.

— Почему ты не показываешь мне свои руки? Почему скрываешь их от меня? — Что если… Калеб пришел тогда в горящий дом и хотел меня спасти? Что если… он пострадал при возгорании? Когда пожарная бригада меня достала, возможно, он тогда искал меня. Что, если он получил внешние увечья и поэтому не хочет показываться мне? Могло ли это стать причиной?

— Это неважно…

— Для меня все иначе! Ты боишься, что твои руки могут мне не понравиться?! — Мог ли он поэтому выжидать? Поэтому так преуспел в криминальной карьере, так как с изувеченным лицом он не смог бы добиться успеха в нормальной профессии?

Я не могла найти колье потому, что оно было… у Калеба! Вдруг все приобрело совершенно другой смысл. Эта цепочка была у него на протяжении всех лет, и когда он стал достаточно взрослым, то начал меня разыскивать, нашел меня, но не решился встретиться со мной с глазу на глаз.

— Не плачь, пожалуйста, — шепчет он мне и гладит рукой по щекам.

— Почему ты просто не пришел ко мне, когда нашел ее и… не подарил цепочку мне? Почему? Было бы намного проще, чертовски проще…

— Что бы ты тогда сделала? — он хотел знать.

— Я бы разрыдалась от радости, обняла тебя, поцеловала и была бы бесконечно благодарна. Это правда!

— Но ты никогда бы в меня не влюбилась, — говорит он грустно и кладет цепочку обратно в бархатный футляр.

— Откуда ты знаешь? Ты действительно считаешь, что я настолько поверхностный человек?! Если ты годами за мной наблюдал, тогда должен точно знать, что мне гораздо важнее внутренний мир человека, в истинном смысле этого слова, внешности я не придаю столько сильного значения!

— Хмм, да… Я знаю. Грегор далеко не красивый мужчина, но и хорошим характером не похвастается.

— Я знаю… каждый имеет право на ошибку! — я яростно шиплю.

— Ты знаешь, что он сунул свой нос, куда не надо и впутался в нелегальные сделки?

— Ш-что?

— Да, сдружился с Рокко Макдроуни, тебе это имя случайно ничего не говорит?

— Этот Красный фонарь старший? Конечно, я знаю, кто такой Рокко, он также зовется «Кровавый боец», так как он с удовольствием забивает до крови своих жертв голыми руками. Из-за того, что за убийство он должен быть осужден, на него ведется охота, он ушел на дно… якобы считается мертвым.

— «Кровавый боец» жив. Но это ФБР уже давно предполагает. Отвратительный мелкий мошенник, если тебя интересует мое мнение. Он работает вместе с Грегором и на Семнадцатой улице они держат нелегальный бордель. Замаскированный под магазин одежды Секонд хенд. В подвале лежат матрасы, на которых молодые девушки должны идти отдаваться.

— Откуда ты это знаешь?

— Это мой город. Я все-таки должен знать, что за мелкий таракан завелся в моем царстве. Мне это не нравится, когда женщин держат в заточении и принуждают к сексу против их воли. Ни один мужчина не должен так делать. Если он не может возбудить женщину и добровольно побудить ее к сексу, в таком случае он тряпка и не настоящий мужчина! — в голосе Калеба звучит ярость и чувствуется, что он разозлился, однако он тут же берет себя в руки.