- Не жилец... - путник стоял над оприходованным лошадью: тот еще был жив, был живым покойником. Видимо, несколькими сломанными ребрами дело не обошлось, или же осколок продел легкие, никто здесь не врачеватель, но так или иначе, разбойник истекал кровью и даже дышал с натугой, пуская алые пузыри по пересохших губах. Вопрос о выживании не поднимался, срок исчислялся часами, если не минутами. Он остановился над вторым.

  - Выживет, коли мы допустим, - голос принадлежал человеку, который так давно не был в обществе других людей, что почти разучился говорить, и теперь, изъяснялся отрывчато, плохо контролируя дикцию. Так давно в пути... То был неотесанный драматический баритон, испортившийся без ухода, и возьмись за него в свое время учителя, приложи к тому упорство - мог бы стать неплохим певчим. Мог бы иметь успех где-нибудь в Холлбруке и близлежащих регионах, не оглушительный, но все получше той жизни, что влачил теперь, а вот в Муттар с такими данными дорога была заказана, от окраины и к центру, музыкальные предпочтения разительно изменялись, от басов и срединных регистров, а также их промежутков на севере и, все дальше на юг, спрос имели высокие голоса. Впрочем, не похоже, чтобы рыцаря дня интересовала музыка, - превосходная новость для мельника.

  - Простите? Я так вас и не поблагодарил...

  - Когда заводится сорняк, его пропалывают, а общество, в общем и целом, оно как огород: ничего не уродит если запустишь, но, если трудиться не покладая рук, однажды, при виде урожая, твое лицо растянется в улыбке счастливого фермера, - и, пока в который раз за сегодня, огорошенный мельник переваривал услышанное, новоприобретенный знакомый принялся за остаточную прополку этой грядки. На кратчайший миг, светило моргнуло из-за затянутого стремительно плывущими тучами неба, выпустив один маленький лучик света, да и тот, едва оперившийся, разбился о прямую крестовину занесенного меча. Будь мельник хоть сколь-либо знаком с делом ратным, он бы, прежде чем разглядывать спасителя, обратил бы внимание на оружие, никак не соответствующее статусу владельца. Лезвие из лучшей стали все также томилось в затертых ножнах. Ближе к гарде, те были покрыты белым мехом, по всей прочей длине выцветшие коричневые с застежками для крепления. Клинок не был характерен текущему стандарту, - по всему выходила заказная робота, - со слегка удлиненной рукоятью и треугольным навершием. Видимая часть была лишена узоров и вообще каких-либо изысков. Его главной особенностью, ограничивающей функциональность, характерным отличием от распространенных сейчас, было архаично закругленное лезвие, чуть больше тридцати дюймов, даже не оголенное, оное хорошо выдавала форма тщательно подогнанных ножен. Этот меч пригодится для сечи - панцири колоть им не получится. Путник же нашел еще как минимум одно применение, "колоть орехи". В тот раз попался гнилой, ему хватило нескольких размашистых ударов, по и так уже почти готовой раскрыться внутренним содержимым, скорлупе, чтобы прекратить подавать признаки жизни.

  Мельника стошнило, совсем скверно дышала кобыла, лежа на боку, по всей видимости недавняя пробежка доконала старушку: быть всаднику без коня. Тела, в том числе, одно еще живое, но ненадолго, мужчина оттащил в лес, местным волкам кормиться и прочим хищникам. Когда вернулся, лошадь лежала тихо, - ускорять процесс не пришлось.

  Они ехали вместе и почти не говорили. Изредка делали остановки с целью сбыть товар. Лишь только у самого конца Старого тракта, где дорога пересекалась с широким бродом и где мост был шатким, а бревна дрянными, поблизости от последнего хутора в списке мельника, разросшегося на берегу, в последний момент, когда пришла пора прощаться, старик решился спросить:

  - И все-таки, зачем вы это сделали? Зачем помогли? Я ведь вам никто...

  На что попутчик, удивленно подняв брови, ответил:

  - Все мы друг-другу кто-то... - потом, уже когда вол, принялся наминать в обратном направлении, спиной мельник, погруженный в раздумья, услышал:

  Ведь это мой долг как пилигрима - стремится развеять мглу.

  Долг каждого если хотим быть людьми, не только лишь пыль по ветру.

  С тех самых пор, редкие путники Старого тракта, рассказывали о странном рыцаре - рыцаре без доспехов, рыцаре без имени, чьи помысли чисты как ясный день, а меч всегда к услугам тех, кто в нем нуждается. Некоторые воспринимали истории с недоверием, большинство - с насмешкой, было немало и тех, кто убедился на собственном опыте, что молва та - не пустой треп, они вспоминали дозорного с благодарностью. Он никогда не просил плату за свои услуги, но в редких случаях, принимал добровольные пожертвования в виде нужных вещей: иногда то были части доспеха, иногда - необходимые в быту предметы, нередкой благодарностью были и поцелуи, и памятные вещи.