Отклоняю голову немного назад и тянусь к губам Картера. Это инстинкт.

Его не было долгих три недели, и мое сердце все это время было наполовину пусто.

Он отворачивает голову и начинает протестовать, прикладываю пальцы к его губам, не позволяя сорваться тем словам, которые он собирается сказать. Вожу подушечками пальцами по его губам, мой язык следует по их пути. Он раздумает лишь считанные секунды, прежде чем целует меня в ответ, поглощая меня, капитулируя.

Дэйл осыпает мою шею легкими поцелуями, зубы прихватывают мочку уха. Мое сердце бешено колотится, отбивая барабанную дробь о ребра. Разрываю поцелуй с Картером и поворачиваю голову, прижимаясь к губам мужа. Картер целует доступную часть шеи, легонько покусывая сбоку, вызывая дикий взрыв дрожи по всему телу.

Это не должно чувствоваться так правильно, но это так.

Ребенок в моем животе. Ребенок, который больше принадлежит Картеру.

Не могу позволить ему уйти. Мне нужно, чтобы он знал, как много он значит для меня… для меня и Дэйла. Я знаю, мы об этом не договаривались, но Дэйл не против. Каждая ласка его языка, напротив моего, в то время как его брат оставляет горячие следы на моей шее, говорит о том, что он согласен.

Должно быть, он предполагал нечто подобное, когда предлагал свой сумасшедший план. Дэйл никогда не был ревнивцем, особенно когда речь заходит о его брате. Я охвачена моментом, окруженная мужчинами с двух сторон, которые слаженно работали, чтобы доставить мне удовольствие. Кажется, что они тоже захвачены этим чувством, потому что как только зазвенел телефон, все меняется.

Картер отступает, как будто его застукали за воровством печенья. Звук раздается из его штанов, поэтому он изо всех сил пытается его достать. Я в оцепенении поправляю свою одежду и волосы. Дэйл прижимает меня к себе, целует в лоб и говорит, как он счастлив.

Голос Картера звучит глухо и как-то рассеянно до тех пор, пока я не слышу фразу.

– Буду в десять.

Поворачиваюсь к нему.

– Прости, – хрипло произносит он. – Это с работы. Кто-то заболел, и они хотят, чтобы я вышел на смену.

– Но твой ужин…

Мое сердце обливается кровью, потому что он снова отдаляется, и все, что я хочу, это обернуть время вспять и вернуться к тому, чем мы занимались еще полминуты назад.

– Упакуй ему ужин в коробку, – тихо проговаривает Дэйл, поэтому я так и делаю.

– Спасибо, – говорит Картер, когда передаю ему контейнер. – И поздравляю вас обоих.

– Эти поздравления и для тебя тоже, – отвечаю я.

– Да. Думаю, я собираюсь стать дядей.

Он криво улыбается, и я хочу накричать за него за то, что он такой. Знаю, что они так договорились вместе с Дэйлом, но сейчас мы чувствуем, что это неправильно.

– Да. Лучший дядя в мире, – воодушевленно повторяет Дэйл.

– Ты проводишь меня, брат? – спрашивает Картер.

– Конечно.

– Увидимся, Сейди, – бросает через плечо Картер, пока идет выходу.

Это звучит так легкомысленно, что мне хочется разрыдаться. Вместо этого загоняю чувство боли поглубже. Говорю себе, что это все к лучшему. Все будет так, как они планировали. Просто. Дэйл будет отцом, а Картер потрясающим дядей.

А я буду мамой.

И у меня будет все, что я всегда так страстно желала, только сейчас я хочу большего.

ГЛАВА 17

Картер

Сейди сейчас на третьем месяце беременности. Я видел ее в городе, и у нее нет никаких сильных изменений, за исключением того, что она выглядит счастливее. Видел, как она положила свою руку на живот, и понимание этого вышибло из меня дух. Внутри нее растет ребенок. Мой ребенок.

Люди говорят, что беременная женщина излучает внутренний свет, и я могу понять, что это означает. От взгляда на нее внутри что-то оживает.

Дэйл сказал, что она чувствует себя хорошо. Пока ест небольшой тост и чай по утрам, ее не тошнит. Она полна энергии, рисует с раннего утра до позднего вечера. Он продолжает звонить и приглашать меня, но я отклоняю такие приглашения. Мы встречаемся за кружкой пива после работы и притворяемся, что все нормально, но все равно что-то не так.

Может быть, у них тоже есть чувство чего-то неправильного, но никто из нас ничего не говорит.

Сегодня я устал как собака. Моя новая работа связана со строительством и требует больших физических усилий, именно то, что мне нравится. Это грязная и тяжелая для моего тела работа, но она ощущается такой правильной. Что-то строить и иметь причину вставать с кровати каждый день.

Я сижу в местной забегаловке, пью кофе и поглощаю яичницу, что заказал. Просматриваю новостную ленту на телефоне, когда он звонит.

Это мой брат. Он никогда не звонит так рано, поэтому я сразу начинаю волноваться.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– С добром утром и тебя, – отвечает он, смеясь. – Боже, тебе нужно над собой поработать.

– Очень смешно, – сухо проговариваю я. – Почему ты звонишь так чертовски рано, на рассвете?

– У кого рассвет? – снова смеется он.

Я фыркаю. Сегодня рано утром мой брат возомнил себя самым смешным комиком.

– Сейди назначила дату сонографии.

– Соно-что?

– УЗИ ребенка. Серьезно, почему ты не знаешь всего этого дерьма?

– Наверное, потому что я провел большую часть своей сознательной жизни в компании с накаченными, вонючими и драчливыми мужиками, без всяких девчачьих разговоров о женских проблемах, Дэйл.

Мужчина за соседним столом поднимет брови, смотря на меня. Наверное, я слишком громко разговариваю.

– Она хочет, чтобы ты был рядом с ней в этот момент, неандерталец.

Мое сердце выскакивает из груди, и мне хочется ударить себя по голове за то, что я такой придурок. Этот ребенок мне не принадлежит. Меня пригласили только из жалости.

– Там нет для меня места, – отвечаю я. – Вы должны идти. Это ваш знаменательный момент. Кроме того, что подумает доктор, когда увидит нас всех вместе.

– Кого это, черт побери, вообще волнует? Точно не меня, и тебе не следует об этом задумываться тоже. Сейди хочет этого, бро, и я знаю, что я прошу тебя о гораздо большем, чем мы договаривались, но не разочаровывай ее, ладно? Ее переполняют гормоны, и она гнездится, как сумасшедшая. Она скучает по тебе. Ты придешь?

Я сдаюсь, потирая лицо свободной рукой. Могу ли думать о чем-то постороннем, кроме того, как не быть пятым колесом, когда они впервые увидят ребенка? Совсем нет, но я не хочу разозлить моего брата. Если Сейди действительно этого хочет, мне не хочется ее разочаровывать. Будет тяжело ее увидеть спустя столько времени. Хотя я никогда не признаюсь ни одной живой душе о том, что не могу больше дрочить, кроме как от воспоминаний о нашей единственной ночи вместе, с тех пор, как от них съехал. Каждый раз, когда вспоминаю о Сейди, мне становится хуже. Это замкнутый круг предательства и вины, о которых знаю только я.

– Я приду, – наконец произношу я. – Расскажи мне подробнее.

***

И вот я стою здесь несколько дней спустя. Нам всем неловко в кабинете доктора, в офисном центре. Сейди лежит на больничной койке с рубашкой, натянутой на животе. Лишь небольшая выпуклость говорит о том, что она беременная. Ассистентка только приподнимает бровь, смотря на нас с Дэйлом, но ничего не произносит, пока спрашивает Сейди, готова ли она. Сейди кивает и протягивает ладони, чтобы взять каждого из нас за руки. Что послужило причиной еще одного поднятия брови.

Врач предупреждает Сейди, что сначала будет холодно, а затем покрывает живот каким-то прозрачным гелем. Щелкает выключателем, и свет в комнате тускнеет, так что мы сосредотачиваемся на маленьком черно-белом экране с сонограммой. Врач берет что-то с продолговатой ручкой и водит по животу Сейди, распределяя гель. Сдвигает ручку и смотрит на экран, снова перемещает и смотрит на экран. Глаза Сейди также прикованы к действию на экране.

У меня нет ни малейшего понятия, на что мы смотрим. Если меня спросят, на что это похоже, то это все равно, что смотреть на ненастроенный черно-белый телевизор, но Сейди смотрит на экран, не отрывая взгляда, и Дэйл сосредоточил на нем все свое внимание. Наконец, врач останавливается и указывает на незначительное движение… что это? Арахис? И потом, я, наконец, вижу это. Крохотные ножки пинаются, и ребенок ворочается. Сейди смеется. Я могу различить что-то, похожее на нос, затем маленькие размахивающие ручки. Я поражен.