– Даже не знаю, с чего начать. Даррел Уинстон обрюхатил Бетани Оливер, когда ей было пятнадцать. Соответственно, в шестнадцать она родила Джетро. Бетани происходила из богатой семьи и была единственной наследницей…

Я покрутила рукой, призывая не углубляться в подробности:

– Давай сокращенную версию.

– Короче, Даррел обращался с женой как последняя сволочь, изменял ей на каждом шагу и нещадно избивал. Он состоял в «Железных призраках»…

– Шайке байкеров?

– Да, причем был там не последним человечком и попытался приспособить к делу и своих детей. Так Джетро и начал красть машины. Первые двадцать пять лет своей жизни он был просто тенью своего негодяя-отца…

– А сколько лет Джетро? – Я отчетливо вспомнила его лицо с морщинками у глаз, какие закладываются от постоянного прищура на солнце. Этих «лучиков» актеры и актрисы боятся хуже ролей в малобюджетных фильмах. – Максимум двадцать семь!

– Бери больше – ему тридцать один. И это еще одна причина не связываться с Джетро Уинстоном. Он для тебя староват.

Я фыркнула от смеха:

– Хэнк, ну, ты юморист! Ты не забыл, что Тому тридцать восемь?

Я говорила о моем бывшем типа любовнике и нынешнем коллеге по фильму Томе Лоу. Если спросить Тома, так мы должны были вот-вот сыграть свадьбу, когда я все отменила. Если вы спросите меня, мы были вместе один праздничный уик-энд, прежде чем неспособность Тома сделать хоть шаг без постоянного подбадривания начала меня бесить.

Взять хотя бы то, что он не знал, как стирать – вообще не представлял, как белье становится чистым. Машинку включить не умел. Он просто выкидывал ношеную одежду вместо того, чтобы ее постирать, и каждую неделю покупал себе новую.

– Том для тебя тоже слишком стар.

Пожав плечами, я промолчала, не желая спорить. Может, Том и на тринадцать лет старше меня, но он бóльший ребенок. Фактуристый, страшно озабоченный своей внешностью, абсолютно беспомощный очаровательный карапуз, которому через два годочка стукнет сорок. Впрочем, он хорош в постели – твердые шесть-семь из десяти (шесть-семь оргазмов из десяти попыток).

Тогда как рейнджер Джетро старше меня всего на шесть лет, а взрослее, если судить по рассказу Хэнка, на целый век. Я-то до сих пор люблю дурачиться и состязаться в «кто противнее»…

Я открыла холодильник и начала выдвигать ящики, ища помидоры.

– Значит, Джетро заботится о вдовах и сиротах?

– Только о вдовах. Очень красивых рыжих вдовах с прекрасными голубыми глазами и ангельским голосом, – невинно похлопал ресницами Хэнк.

Вот научила на свою голову…

– Ага, – понимающе кивнула я, – рейнджер Джетро сохнет по вдове своего лучшего друга!

При этих словах я внутренне дрогнула от разочарования. Подобное ощущение испытываешь в магазине, когда там не оказывается прекрасного платья твоего размера, хотя ты даже не собиралась покупать это прекрасное платье и не за ним пришла. Сейчас, узнав наверняка, что прекрасное платье не про мою честь, я положительно пала духом.

Я постаралась прогнать разочарование. Не нужно мне никаких платьев.

– Вообще-то нет. – Хэнк почесал шею и прислонился к плите, сложив руки на груди. – Если бы Джетро нравилась Клэр, он бы уже что-то предпринял. Мне кажется, ему просто нравится о ней заботиться. Ему вообще, по-моему, нравится заботиться о людях.

– Тогда открой мне тайну, Хэнки-пэнки: почему ты хочешь, чтобы я избегала исправившегося рейнджера Джетро? По твоим же словам, он просто уникальный персонаж! Может, я поселюсь в вашем Гангрена-Вэллей и научусь женским обязанностям, а потом мы с ним наплодим кучу детишек, у которых будут его борода и мои руки!

Хэнк выпятил подбородок и прищурился, сдерживая улыбку.

– Во-первых, Вэллей у нас Грин, а не Гангрена, балда ты этакая…

– Честное слово, случайно оговорилась!

– Во-вторых, я не о тебе пекусь, когда прошу не связываться с Джетро. Я хочу, чтобы ты не тревожила человека, потому что переживаю за него.

Я отвесила челюсть, онемев на несколько мгновений, и наконец выдавила:

– Это оскорбление.

– Это как тебе угодно, но я, тем не менее, попрошу держаться от него подальше.

– Ах ты, вахлак неотесанный! – Я хотела запустить в Хэнка помидором, который держала в руке, но решила этого не делать. В холодильнике нашелся только один помидор, и он был нужен мне для тако. Тако без помидоров – как кекс без глазури: одно название.

– Ты же раньше и слышать не хотела о том, чтобы завести семью! Передумала, что ли?

– Вот еще! Завести семью означает осесть. Я не собираюсь оседать, я не осадок!

– Вот именно! Ты – пожирательница мужчин, за тобой тянется длинный след разбитых сердец. – Хэнк подбоченился и улыбнулся, будто видел меня насквозь (впрочем, так оно и было). – Ты со своими ямочками и всем сексуальным остальным…

– Я не пожирательница мужчин, я даже минет делать не люблю – у меня повышенный рвотный рефлекс! Волосы эти… бр-р-р, ненавижу волосы во рту, тем более такие жесткие, короткие…

– Короче, пупсик, ты меня поняла: оставь в покое бедного парня, ему и так от жизни досталось.

– Ты только что обозвал меня пупсиком?! Не смей обзывать меня пупсиком, иначе я тебя самого буду звать пупсиком!

Не двинув бровью, Хэнк отобрал у меня помидор и отошел к столу, встав над разделочной доской.

– Мало ли что Джетро был мошенником – он давно встал на правильный путь…

– Памперс подтяни, пупсик, – проворчала я.

– Сиенна, я серьезно. На него охота запрещена. – Хэнк мелко крошил помидор, не сводя с меня глаз. – Бедняга отродясь не встречал такой, как ты.

Терпеть не могу звуки банджо.

Они у меня прочно ассоциируются с фильмом «Избавление»[8], поэтому я как услышу банджо, так хватаюсь за задницу – условный рефлекс, как у собаки Павлова. Хоть в колокол надо мной звоните – и ничего, а троньте струны банджо – и я кинусь спасать свой анус.

А еще меня коробит от фланелевых рубах.

И бородачей с охотничьими собаками и винтовками.

Скорее всего, это как-то связано с тем, что наши родители, самые обыкновенные по пригородным меркам, не особо следили за тем, что я смотрела по телевизору и в кино. Папа с мамой познакомились в морской пехоте и вместе уволились в запас, чтобы открыть частную практику. Они много работали и, соответственно, много отсутствовали, но всегда оказывались рядом, когда нам требовалась помощь или поддержка.

Тем не менее воспитали меня в основном старшие братья-сестры и старые фильмы. В четыре года я смотрела все подряд, а в нашем доме это обычно означало мыльные оперы.

Однако в восемь лет я увидела «Основной инстинкт» (поэтому у меня в хозяйстве нет ножа для колки льда).

В двенадцать я посмотрела «Пятницу, тринадцатое» и с тех пор испытываю жгучее отвращение к хоккейным вратарям.

Зато моим любимым фильмом в тринадцать лет стал «Утиный суп» с братьями Маркс. Вместе с сестрой Реной мы наизусть могли пересказать диалог Эббота и Костелло «Кто на первой!».

Но сейчас, на захолустной горной дороге в глухомани Теннесси, я нервно озиралась, оглядывая окружающие меня деревья, готовая поклясться, что слышу зловещую мелодию на банджо.

Тынь-дынь-дынь-дынь-тып-тып-теп-теплее-теплее-теплее…

Да, я опять заблудилась.

На этот раз не по своей вине. Я и прошлый раз не считаю своей виной, но на этот раз я реально не виновата! Я практиковалась целую неделю. С неохотного разрешения Дейва, начальника моей личной охраны, Хэнк трижды возил меня по окрестностям и показывал, как добраться до съемочной площадки. Он привез мне карты. Я составила карту в уме. Я даже начертила собственную карту по памяти. А еще у меня теперь новый сотовый, который хорошо ловит даже на горе.