– Ты явно преувеличиваешь мои заслуги.
– Ничего не преувеличиваю, ты вёл себя как нельзя лучше, – в результате бандиты поверили в свой лёгкий успех, и их стало возможно обезвредить голыми руками.
– Точнее ногами… это и есть твой балет?
– Нет, это школа кёкусинкай, а балет – это балет, я и вправду балерина, не сомневайся.
– Ты такая, как бы это точнее сказать – разносторонняя и загадочная. Может быть ты из КГБ?
– Я не могу быть из КГБ, я – гражданка Австралии. Паспорт показать?
– Ничего себе, но ты же говоришь по-русски, как будто этот язык тебе родной!
– Он и так мне родной, – я из двуязычной семьи.
– Как же ты выучилась всему этому, а главное – для чего?
– Ты слышал что-нибудь о «Грин уолд»?
– Наследники «Гринпис», но гораздо радикальнее, – многие правительства считают их экстремистами и закрыли у себя их национальные отделения.
– Австралия не закрыла, и Великороссия пока тоже – нет! К этому всё шло… однако, президент наложил вето. А ты что скажешь про эту организацию?
– Идея спасения биосферы мне очень близка, но я не знаю, как возможно это сделать. Сколько ни говорили о запрете ядерной энергетики после Фукусимы, но ведь даже в Японии ничего не получилось.
– Скоро получится. Я тоже член организации, руковожу декадой. Если хочешь вступить – могу посодействовать.
– Я об этом не думал, всецело был захвачен организацией своего бизнеса.
– Но ведь сегодня обстоятельства изменились, разве нет?
– Ты имеешь в виду нападение, думаешь это из-за бизнеса?
– Это совершенно ясно, и к гадалке не ходи! Ты представляешь, какие деньги крутятся вокруг онкологии? И вдруг является доктор Суминский и своим «неорелигатором» кладёт всех на обе лопатки. Ты думаешь, тебе дадут спокойно жить?
– Я, вообще-то, рассчитывал на цивилизованный подход, патент получен, все права защищены. Скоро получим лицензию и будем продавать всем, кто пожелает купить. Астрономических цен я не устанавливаю, курс лечения будет стоить не больше средней месячной зарплаты в Хабаровске.
– Так в том-то и дело! Ты же на корню убиваешь всю онкологическую индустрию, неужели непонятно?
– И что? Кому от этого хуже? Клиники не пострадают, даже приобретут новых клиентов, если лечение станет доступным. Фармацевтические гиганты выпускают много других лекарств и закрытие линий химеотерапии их не обанкротит.
– По-моему, Саш, ты слишком наивно смотришь на ситуацию, а она до боли напоминает историю Рудольфа Дизеля. Когда в конце 1895 года мотор «с воспламенением от сжатия системы Дизеля» на испытаниях проработал семнадцать суток без перерыва и при этом показал КПД двадцать шесть процентов, все просто с ума посходили. Двадцать шесть против девяти – десяти процентов эффективности паровых машин! Тридцатидевятилетний инженер быстро достиг колоссального финансового успеха. Он продавал патенты многочисленным промышленным воротилам, которые весьма заинтересовались революционным мотором, способным, кроме прочих преимуществ, работать на сырой нефти. Потом последовала серия неудач, но это не сломило Рудольфа. Военное ведомство кайзеровской Германии с восторгом ухватилось за новый проект Дизеля – многоцилиндровый судовой двигатель для строящегося броненосца. И вновь посыпались приглашения за границу, заявки на лицензии, – лиры, франки, доллары, фунты и марки потекли рекой. Дизелю было совершенно наплевать на национальную принадлежность его деловых партнеров. Он был гражданином мира – немец, родившийся в Париже и живший в Швейцарии, Англии, Бельгии. Когда речь шла о деньгах, он был американцем для американцев, французом – для французов. Итальянцам, будущим противникам Германии в первой мировой войне, между прочим, он продал лицензию на производство судовых моторов. И, наконец, в сентябре 1913-го пришло приглашение от английского королевского автоклуба. Ему предложили стать почётным членом. Однако на торжественное заседание по этому случаю Дизель так и не попал. 29 сентября 1913 года в бельгийском порту Зеебрюгге он взошёл на палубу парохода «Дрезден», направлявшегося в английский порт Харвич. Дизель был в приподнятом настроении, много шутил и смеялся. Вечером, во время ужина, когда знаменитого изобретателя пригласили за капитанский столик, он прочитал часть приветственной речи, подготовленной к заседанию автоклуба. В десять Рудольф Дизель отправился к себе в каюту отдыхать. С тех пор его никто никогда не видел. Понимаешь, о чём я?
– Ты хочешь сказать, что эти бандиты собирались, образно говоря, выбросить меня за борт, как инженера Дизеля?
– Правильно! Для того чтобы выжить, ты должен наступить на горло собственному тщеславию и продать все права государству, но сделать это публично, сначала заявив об этом журналистам и телевидению. Получить хорошие деньги, чтобы на всю жизнь хватило, и заняться чем-нибудь поспокойнее прорывных технологий.
– Неужели всё так серьёзно? Хорошо, я подумаю над твоими словами, Марта. На вид тебе восемнадцать лет, но твоя мудрость просто пугает. Что-то в тебе не от мира сего. Может ты инопланетянка?
– Ну, разве что в душе, а так – нет.
На седьмой день пути, когда поезд уже давно отправился из Ярославля, и до прибытия в Москву оставалось два часа, Марта, наконец, проснулась после ночного отдыха. Суминский сидел на своей полке и смотрел на девушку взглядом, полным обожания.
– Доброе утро, Марта, я выйду, одевайся, а потом, я надеюсь, ты меня выслушаешь.
– Привет, Александр, я скоро! Потом пойдём завтракать?
– Знаю я, как ты завтракаешь, просидишь в ресторане до самой Москвы, а мне бы хотелось поговорить наедине.
– Ладно, купи мне, пожалуйста, пирожок с треской и кофе латте, а я пока оденусь и в туалет схожу.
Когда Марта вернулась в купе, пирожок на тарелочке и кофе уже ждали её на столике.
– Ну, так что ты хотел мне сказать? – спросила она, вонзая зубы в пирожок. – А сам то ты завтракал?
– Мне, честно говоря, не до еды. Марта, можно я скажу просто! Я тебя люблю! Выходи за меня.
Бедная девушка чуть не подавилась.
– Александр, ты ведь меня совсем не знаешь! А чтобы узнать, ты должен прожить ещё полгода, по крайней мере. Что ты решил делать со своим открытием? Да и жених у меня есть, я же говорила.
– Твой жених виртуален, так мне интуиция подсказывает! Скажешь – нет?
– Он существует, и скоро он меня найдёт, но ты прав в том, что наяву я его ещё не встречала. Зато во сне… что мы с ним делали во сне я, конечно, не буду тебе рассказывать.
– Ну, вот видишь, это был только сон и ничего больше. Он – виртуален, а я жив и во плоти.
– Во-первых – пока жив! Во-вторых – этот сон не был единственным, он мне снится постоянно, и я верю, – это не просто сны, а информация свыше. Мне так на роду написано стать его судьбой, а ему – моей. Есть ещё одно обстоятельство, которое тебя не обрадует. Ты ведь хотел иметь нормальную семью, ребёнка – так?
– Хотел и хочу, а ты разве не хочешь?
– Я тоже хочу, но не знаю вправе ли я заводить детей – у меня генетический дефект. Летом я не могу выйти на солнце, оно меня обжигает. Я – снегурочка и следую за зимой. С апреля по октябрь я живу с родителями на Тасмании, с октября по апрель – в Москве, за этим и еду. Разве тебе такая жена нужна?
– Прости – я не знал. Неужели ничего нельзя сделать?
– Жить с этим можно, но исправить гены – это вряд ли, ты сам биохимик – надеюсь, понимаешь.
– Да… понимаю, прости мою назойливость, я не хотел тебя обидеть. Но ты такая необыкновенная… Может быть, мне удастся «сварить» молекулу, чтобы компенсировать недостаточную работу гена. Я обещаю посвятить этому остаток жизни. Несмотря на вновь открывшееся обстоятельство, предложение остаётся в силе. Может быть, через год ты изменишь своё отношение ко мне?
– Александр, я боюсь за твою жизнь. Прожить этот год – ещё та задача для тебя. Ты не ответил, – что ты собираешься делать дальше?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».