БЕН. Я не ревную.

ТРЕЙСИ. Я могу встречаться с кем-то еще, если хочу. Я тебе ничего не обещала. Я – свободная личность. Могу делать все, что пожелаю.

БЕН. В том числе, похоже, и резать мои газеты.

ТРЕЙСИ. Великое искусство требует жертв.

БЕН. И что за коллаж ты делаешь?

ТРЕЙСИ. А вот это не твое гребаное дело.

БЕН. Знаешь, Трейси, иногда медом можно приманить больше мух, чем уксусом.

ТРЕЙСИ. Не нужны мне мухи. Зачем мне мухи? Что я буду делать с мухами? Если ты действительно хочешь приманить мух, бери коровье говно. Почему бы тебе не оставить меня в покое. Я, между прочим, творю. Разве я достаю тебя, когда ты притворяешься, будто пишешь?

БЕН. Постоянно.

ТРЕЙСИ. Тогда учись на моем примере и отвали.

БЕН. Ладно. Передай от меня привет Огдреду.

ТРЕЙСИ. Я выкрикну твое имя, когда в следующий раз буду с ним трахаться.

(Свет медленно меркнет).

(ТРЕЙСИ и ОГДРЕД. Он рисует. Она работает над коллажем).

ОГДРЕД. Эвринома.

ТРЕЙСИ. Я кто?

ОГДРЕД. Эвринома. Пеласкская богиня созидания. Твоя история – проявление ее архитипического воплощения. Можно прочитать у Роберта Грейвса. Очень древний греческий миф, предшествующий Уранису.

ТРЕЙСИ. Моему анусу?

ОГДРЕД. Не твоему анусу. Уранису. Предшествующий ему. Всем богам-мужчинам. Эвринома, богиня всего, танцует обнаженной на волнах, растет в одиночестве, поднимает ветер своим танцем, и ветер принимает форму змея, с которым она совокупляется, откладывает космическое яйцо, и из него появляется все созданное.

ТРЕЙСИ. Ей следовало воспользоваться противозачаточными средствами.

ОГДРЕД. Потом он объявляет себя автором вселенной, они ссорятся, она пинает его в голову или куда-то еще, и он отправляется в ад. Это доисторический вариант того, что стало мифом об Эдеме. Матриархальная версия.

ТРЕЙСИ. Я не откладываю никаких яиц. Хотя мой бойфренд видит себя неким автором. Знаешь, этот дундук ревнует к тебе.

ОГДРЕД. Ко мне? Ревнует ко мне?

ТРЕЙСИ. Правда. Разве это не бред?

ОГДРЕД. Насчет бреда не знаю, но должен признаться, я не верю, что за всю мою жизнь кто-нибудь ревновал ко мне.

ТРЕЙСИ. В его защиту скажу, что он полный идиот.

ОГДРЕД. А чем он занимается?

ТРЕЙСИ. Он писатель. Во всяком случае, таковым себя мнит.

ОГДРЕД. Что ж, это объясняет.

ТРЕЙСИ. И не просто писатель. Он амбициозный писатель. Постоянно прикидывается, будто читает Генри Джеймса. Я прочитываю одну страницу и впадаю в кому. Господи!

ОГДРЕД. Терпеть не могу Генри Джеймса. Прочитал все, что он написал.

ТРЕЙСИ. Зачем ты читал все, что он написал, если тебе не нравится?

ОГДРЕД. Когда мое подсознание к чему-то меня ведет, я не пытаюсь взбрыкивать. Это касается чтения в той же мере, что писательства или рисования. Я позволяю подсознанию вести меня, куда ему хочется. Оно говорит, читай это, пиши то, рисуй что-то еще, и я повинуюсь. Если никому не нравится результат, они могут читать что-то еще. Это не имеет значения. А что имеет, так это с головой уйти в свою работу или в чужую. Это и Балет Нью-Йорк-Сити, где я провел большую часть своей жизни.

ТРЕЙСИ. Ты действительно необычный человек. Я пытаюсь представить себе, каким ты был в детстве.

ОГДРЕД. Маленьким. Без бороды. Наверное, я всегда был странным. У моей бабушки были приступы безумия. Она верила, что в дедушкиных часах живет призрак Эммануила Сведенборга, который будит ее по ночам криками на шведском. В итоге мы поселили ее на чердаке, и ее это вполне устроило. Она вела долгие разговоры с белками и смотрела на мир через окошко. Когда мне было полтора года, я нарисовал поезд из сосисок.

ТРЕЙСИ. То есть ты был вундеркиндом.

ОГДРЕД. Господи, да нет же. У меня было ужасное детство.

ТРЕЙСИ. Эта шуба из енотов?

ОГДРЕД. Конечно, нет. Я испытываю родственные чувства к енотам. Часто думал о том, чтобы открыть для них школу и научить рисовать. Да только кому нужны картины енотов? Нет, моя шуба сшита исключительно из скальпов коммивояжеров.

ТРЕЙСИ. Огдред, если я в кого-нибудь влюблюсь, думаю, это будешь ты.

ОГДРЕД. Глупая девочка. Глупая, глупая девочка. Создавай свой коллаж. Он как раз совсем не глупый.

ТРЕЙСИ. Это чудо, поскольку я понятия не имею, что делаю.

ОГДРЕД. Именно так ты понимаешь, что на правильном пути. Я никогда понятия не имею, что делаю, пока не вижу, чем все закончилось.

ТРЕЙСИ. Но это же все так усложняет.

ОГДРЕД. Абсолютно.

ТРЕЙСИ. То есть ты не ищешь легких путей.

ОГДРЕД. Я хочу делать все, как должно быть.

ТРЕЙСИ. Я не понимаю.

ОГДРЕД. Вопрос в том, хочешь ли ты, чтобы все было легко, или хочешь, чтобы получилось что-то достойное. Я пишу, чтобы выяснить.

ТРЕЙСИ. Выяснить что?

ОГДРЕД. Чтобы выяснить, что я пытаюсь выяснить.

ТРЕЙСИ. Но как ты можешь выяснить, что пытаешься выяснить, если не знаешь, что хочешь выяснить?

ОГДРЕД. Потому что если я думаю, что знаю, что я пытаюсь выяснить, в итоге выясняется, что я ошибался. Когда я заканчиваю выяснять, обычно это ответ на вопрос, который я вроде бы и не собирался задавать. Уверенности нет ни в чем. В этом вся прелесть. Все равно, что быть Койотом в мультиках про Дорожного бегуна. Делаешь глубокий вдох, и вниз с обрыва, в надежде приземлиться на то, что задержит твое падение.

ТРЕЙСИ. Опасно это.

ОГДРЕД. И говорит это девушка, которая любит плавать в воде, кишащей акулами.

(Она смотрит на него. Свет медленно меркнет и гаснет полностью).

(ТРЕЙСИ и БЕН. Он пишет. Она читает «Кейп-Код» Торо).

ТРЕЙСИ (читает). «Все на берегу, будь то люди или неодушевленные предметы, выглядят не только чрезмерно гротескными, но прибавляют в размерах и кажутся более удивительными, чем на самом деле». Вот тебе послание от твоего друга и товарища, этого чокнутого Генри Дэвида Торо. В этом месте все не такое, как кажется. За исключением плохого. Оно остается плохим, разве что становится хуже. Здесь написано, что по какой-то причине он хочет увидеть тело человека, изувеченного акулой и выброшенное на берег. И смотритель маяка объясняет, где найти это тело, а когда он находит, то видит лишь горстку костей. Почему, по-твоему, Торо захотел это увидеть?

БЕН. Не знаю. Почему бы тебе не спросить у твоего друга Огдгеда? Я уверен, он тебе скажет.

ТРЕЙСИ. Возможно, скажет. Он просто набит какой-то невероятной информацией. Ты знаешь, что древние египтяне определяли время по бабуинам?

БЕН. По бабуинам?

ТРЕЙСИ. Точнее, по моче бабуинов.

БЕН. Египтяне определяли время по писающим бабуинам?

ТРЕЙСИ. Для древнего египтянина сутки равнялись двадцати четырем бабуинам. Они верили, что бабуин мочится раз в час. Поэтому, чтобы показать сутки, они рисовали двадцать четыре бабуина.

БЕН. Огдред наркоманит?

ТРЕЙСИ. Не думаю, что он нуждается в наркотиках.

БЕН. Может, я нуждаюсь?

ТРЕЙСИ. Возможно, тебя они чуть расслабят. Ты знаешь, что у тебя все руки в синяках? Что ты делал? Бичевал себя? Чья это работа?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.