— Мы просим тебя… — Хайрат горячо принялся убеждать Алаксара. — Сдержи свои чувства! Ты слышал о государственных алхимиках? Они служат живым оружием и уничтожают наши города!

— Хотя мы, между прочим, тоже граждане Аместриса! — подали голос еще двое, молчавшие до этого.

— Знаю! — огрызнулся Алаксар. — И да будет вам известно, что эти алхимики подошли совсем близко! Надо уходить! Но при чем здесь мой брат?!

— Он способен открыть нам великую силу! — глаза Хайрата сверкали. — С которой мы сможем победить государственных алхимиков! А когда мы обретем эту силу, сможем ответить им в бою и уничтожить всех военных!

— С гораздо большей силой, нежели есть у них, мы заставим их умыться кровью! Они за все заплатят! — на лице стоявшего позади ишварита заиграла хищная улыбка.

Алаксар неверяще смотрел на соплеменников. “Помилуй Ишвара тех, чьи сердца ожесточила проклятая бойня!” — подумал он, но не нашелся, что возразить.

Земля задрожала, где-то вдали грянул взрыв. Пыль поднялась в воздух, синеву неба заволокло дымом.

— Полюбуйся, братец! — рявкнул Алаксар, толкнув створку окна, за которым сидел за своими книгами Соломон. — Вот она, алхимия, которой ты так предан! Ваша алхимия никому не принесет ни добра, ни радости, что бы вы ни думали!

Грянул еще один взрыв. Соседний дом осел в облаке пыли, погребая под обломками тех, кому не посчастливилось оказаться внутри.

— Аместрис идет в наступление! — заорал Алаксар. — Дадим им бой! Не позволим сравнять с землей нашу Родину!

Хайрат отошел в сторону и раскрыл ладонь. На ней алел кристалл — точно капля свежей крови.

*

Зольф Кимбли стоял на возвышении со своим отрядом. Им открывался вид на западную часть округа Канда. Отряду удалось прорвать оборону и обойти ишварскую артиллерию, и теперь Зольф взирал на плоды деяний собственных рук и дрожал в предвкушении.

— Ну-с… — он размял пальцы. — Приступим к делу.

Кимбли подошел к краю обрыва, достал из внутреннего кармана кителя философский камень. Вдали грохотала канонада, но ее раскаты не были слышны за затопившими все существо Зольфа звуками, предназначенными ему одному — мощными аккордами увертюры самой боли, вечной жизни за гранью смерти, стенаниями обреченных душ, аллегро оркестра потерянных.

— Что за чудесный звук… — зажмурившись, негромко проговорил Кимбли — словно опасаясь помешать той самой музыке. — Я чувствую, как он струится по моим венам, чувствую его каждой клеткой своего тела! Он заставляет мои барабанные перепонки дрожать от наслаждения, а спинной мозг — танцевать в печали! Какое блаженство… Какое блаженство слышать его здесь, на пропитанной кровью земле, где он идет бок о бок с самой смертью! И мы сами как никогда близки к ней…

Кимбли сунул играющий всеми оттенками красного кристалл в зубы, ощутив его пряную горечь и соль невыплаканных слез, и гладкость и остроту граней.

— Обожаю свою работу! — с чувством прошептал он. — Восхитительно! Восхитительный философский камень!

Им еще предстояло поработать в чудовищном тандеме, и Кимбли ощущал себя дирижером фантасмагорической симфонии, великим разрушителем — и созидателем; тем, кто, уничтожая созданное руками человека и самой природой, творил свои шедевры — оглушающие, смертоносные, кровавые. Зольф ощущал, как сила — беспредельная, безграничная — струится сквозь его тело, и в унисон с ней бьется его сердце.

Взгляду Кимбли открывался вид на часть округа — на изрытую воронками, с вывороченными комьями земли, обрушившимися домами, присыпанную пылью и пеплом — точно в знак скорби по убитым сыновьям и дочерям своим — истерзанную землю. И зрелище это будоражило его — Кимбли казалось, что еще совсем немного, и можно будет достичь истинного эстетизма, симметрии, единения цвета, звука, вкуса; можно будет втянуть ноздрями этот запах и ощутить всем телом дрожь земли. Он развел руки в стороны — из-за уцелевшего здания как раз показалось несколько ишварских монахов и ополченцев. Они выволокли на прикрытый парапетом пятачок гаубицу, подозрительно похожую на аместрийскую, и уже заряжали ее.

— Нам крышка, — дрожащим голосом проговорил один из молодых солдат — похоже, из давешнего подкрепления. Он тщетно пытался отстегнуть гранату от пояса, но никто не торопился говорить ему, что на такое расстояние бросать бесполезно.

— Заткнись, — цыкнул тот, что постарше.

Кимбли соединил ладони: солнце встретилось с луной, вода — с огнем. Земля вздрогнула — и лопнул новый нарыв на каменистой коже исполина. Здание, оказавшееся в эпицентре взрыва, шелохнулось и сложилось, крыша разлетелась камнями и погребла под собой всех, кто оказался внутри; комья земли полетели во все стороны. В зоне видимости не осталось ни одного нападающего.

— Ух ты! — широко раскрыл глаза молодой. — Вот это да! Всего-то одним ударом! Ай да майор Кимбли! И где теперь эти ишвариты?

— Слюни подбери, молокосос, — шикнул тот, что постарше.

— И почему все говорили, что он псих и что попасть к нему в отряд — наказание? — недоумевал молодой.

Тот, что постарше, недовольно переглянулся с еще одним — ну как этот самый майор услышит? Он, конечно, не особенно слушал, что говорили, если речь шла не о рапорте, но мало ли…

— Хм-м… — Кимбли потер лоб, всматриваясь и вслушиваясь в отголоски взрыва. — Недостаточно красиво.

— Друзья! — Кимбли раскинул руки в стороны. Те, что постарше, вновь переглянулись: майор редко обращался к солдатам, а особенно с такими формулировками. — Это наша работа! Делайте ее безупречно! Красиво! Слушая их крики, не позволяйте жалости поколебать боевой настрой в ваших сердцах!

— Но… — начал кто-то из новобранцев, но продолжить не решился.

— Продолжаем операцию, — скомандовал Кимбли и замер, прислушиваясь; в лице его появилось что-то от хищника, почуявшего добычу.

Совсем рядом что-то негромко зашуршало, точно камень сполз со склона. Большая часть солдат ничего не заметила, только лишь молоденький новобранец, тот самый, что восхищался Кимбли, уверенно направился к нему.

— Господин майор, пожалуйста, — начал он.

Что-то засвистело, рассекая тяжелый горячий воздух. Цепкая рука Кимбли ухватила новобранца за шкирку, толкая вперед. Одно мгновение — и грянул взрыв, взметнув из-под ног столб пыли, рассеяв по ветру кровь. Бросившего гранату ишварита отбросило вниз, спиной на острые камни, и теперь он дергал в агонии руками и ногами, хрипел и стонал, не в силах подняться. Аместрийцы с непониманием вглядывались в командира, который, с трудом удержавшись на ногах, хмуро смотрел, как у его ног, цепляясь изрезанными пальцами за развороченную грудь, хрипел новобранец. Глаза его налились кровью и вытаращились, сухой рот жадно и бесплодно глотал воздух. Кимбли откашлялся и скривился:

— Прошу минуту внимания.

Все замерли, даже кашлять перестали. Кимбли говорил тихо и спокойно, но ни у кого не возникало желания пропустить хоть что-то из того, что скажет Багровый, или, как его называли за глаза между собой, Кровавый алхимик.

— Ваша работа — прикрывать меня, а не разводить пустопорожний треп, — Кимбли оглядел солдат.

Кто-то спешно перевязывал товарищу лоб, который раскроило осколком, кто-то вправлял вывихнутую при падении руку.

— Ну вот, — раздосадованно проговорил Кимбли. — Всю форму перепачкал.

Он, с выражением нескрываемой брезгливости на лице принялся стягивать запятнанный кровью китель. Те, что постарше — оба живые — смотрели на командира с ужасом.

— Ты посмотри-ка… — начал было первый, глядя, как Кимбли аккуратно сложил грязный китель около искалеченного тела новобранца — тот уже перестал подавать признаки жизни.

— Если бы он не принял удар на себя, нас всех бы разорвало в клочья, — выдохнул второй.

— Если бы он им не прикрылся?! Да лучше бы… — первый метнул в Кимбли ненавидящий взгляд.

Но тот, похоже, был больше занят собой.

*

Алаксар что есть мочи бежал на звуки: взрывы и стрельба подобрались совсем близко, оставалось лишь молиться. И дать бой. Он не посмотрел в сторону Хайрата и остальных, досужие разговоры и планы о том, как поставить дьявольское ремесло, вышедшее прямиком из Шеола, на службу богоизбранного народа, претили его душе. Все, на что оставалось уповать, так это на его собственную силу, стойкость и заступничество Ишвары.