Грейсия! — Маэс потер затылок. — Но не может же она позабыть такого прекрасного человека, как я!

— Вот что я тебе скажу, Хьюз, — сквозь зубы процедил Мустанг, — есть такая примета. Если в книжке или спектакле кто-то много болтает о том, как счастливо он заживет после войны, — Рой мстительно прищурился, — его обычно убивают первым. Так что кончай языком молоть!

— Ну а сам-то ты? — обиженно отозвался Хьюз. — Есть у тебя в жизни хоть что-то хорошее, о чем можно поговорить?

Прошедший по краю сознания звук заставил обоих резко оглянуться: из-за камня, сжимая в смуглых руках длинный нож, выскочил мужчина в традиционных ишварских одеждах. Однако не успел никто ничего сделать, как ноги нападавшего подломились, и он тяжело рухнул на землю. Пепельные волосы окрасились багряным.

— Откуда стреляли? — Рой огляделся, натягивая перчатку.

— Все нормально, Рой, — Хьюз покачал головой и убрал за пояс нож — когда только успел достать?

Он задумчиво посмотрел куда-то вдаль, где возвышалось то ли недостроенное, то ли брошенное здание в несколько этажей.

— За нами присматривает ястребиное око, — выдохнул он.

— Ястребиное? — неприятная догадка больно кольнула Мустанга куда-то в район сердца.

— Береги мою дочь, — строго проговорил Бертольд Хоукай.

Рой словно наяву слышал этот голос даже сейчас, стоя перед могилой наставника. Он будет беречь ее, ее, Ризу Хоукай. Ястребиное око…

— Снайпер, — пояснил Маэс. — Ее имени мы не знаем. Только то, что она училась в Восточной военной академии. И, хотя так и не успела ее закончить, рука у нее на редкость твердая. О ней много говорят, — развел руками Хьюз. — Подумать только, даже таких, как она, притащили в это проклятое место… Молоденьких девушек… Значит, конец уже не за горами…

Не решаясь нарушить повисшее тяжелое молчание, они направились обратно к полевой столовой. Рой еще несколько раз обернулся на недвижное тело попытавшегося на них напасть ишварита: по его мнению, негоже было не предать земле человека, пусть и врага, но вслух этого так и не высказал. В конце концов, это был далеко не первый поверженный враг и, скорее всего, далеко не последний.

Раненые направлялись в госпиталь: кто-то ковылял сам, кого-то вели или несли, и Рой в очередной раз поразился тому, как их всех ухитрятся разместить и, главное, оказать всем надлежащую помощь. Он невольно посмотрел вверх, на небо, словно ожидая, что вот-вот слезы дождя прольются на землю, оплакивая погибших. Но небо было сухо и безучастно, подернутое лишь пеленой дыма и пепла.

Кто-то сидел у костра, кто-то пил дрянной кофе, кто-то нестройно тянул фронтовые песни. Маэс подошел к рядовому с перебинтованной головой и что-то у него спросил, тот лишь указал куда-то в сторону, откуда тянулся дым еще одного костра. Хьюз жестом позвал Роя следовать за ним.

У костра сидела девушка, укутанная в пыльно-серую накидку. Рядом с ней лежало нечто длинное, укутанное в брезент — судя по всему, снайперская винтовка. Сердце Мустанга ухнуло в пятки: пусть он не мог видеть ее лица, но уверенность в том, кто перед ним, пересилила все.

— Вот она, — кивнул Маэс. — Привет! — обратился он к девушке. — Спасибо тебе! Это ведь ты его сняла, да?

Она встала, откинув капюшон. Огромные карие глаза взирали бесстрастно, светлая челка беспорядочно рассыпалась по пыльному лицу. Мустангу стало тяжело дышать. Эту девушку он бы узнал из тысячи. И именно ее он, Огненный алхимик, не уберег.

— Прошло столько времени, господин Мустанг, — казалось, ни один мускул не дрогнул на ее лице. — Или… Теперь мне следует называть вас майор Мустанг?

Горло Роя сжала ледяная рука. Он стоял, смотрел и не мог вымолвить ни слова.

— Вы не помните меня? — она разочарованно прищурилась.

— Кажется, я теперь в армии навсегда, — Рой смотрел на холодный могильный камень.

— Не умирайте, пожалуйста, — как-то совсем по-детски попросила Риза, заглядывая ему в глаза.

— Звучит зловеще, — ему отчаянно хотелось отвести взгляд, отчего-то было ужасно неловко. — Обещать не могу. На службе я каждый день рискую сгинуть, подохнуть, как грязная псина в сточной канаве… Ну и пусть. Если я стану опорой нашей страны и смогу защитить ее жителей… — Рой вздохнул. — Тогда я буду по-настоящему счастлив.

Он посмотрел на покоящиеся на могиле цветы. Бертольд Хоукай научил его многому. Но не всему.

— По той же причине я изучал алхимию… — Рой потер затылок. — Но… Мне так и не удалось приобщиться к секретам мастера. Простите, что в такой день я перевел разговор на свою глупую мечту…

— Нет, — она покачала головой. — Мне кажется, у вас чудесная мечта.

Она помолчала, словно собираясь с мыслями, а после, глядя на носы туфель, продолжила:

— Отец говорил, что его тайны записаны в формуле, понять которую под силу только исключительному алхимику.

— Значит, учитель оставил после себя книги?.. Дневники?.. — сердце Роя забилось быстрее.

— Нет. Не книги, — Мустангу показалось, что тон ее неуловимо изменился. — Он не мог допустить, чтобы труд всей его жизни попал не в те руки или пропал вовсе.

— Тогда как он сохранил свои записи?

— Мистер Мустанг… У вас есть такая мечта… Могу я доверить вам свою спину?..

— Как бы я мог забыть?.. — выдавил Рой.

*

Рой тяжело вздохнул и, скривившись, сделал глоток из фляги “сугубо медицинского назначения”. Спирт обжег горло, разлился по телу огнем. Мустанг вытер выступившие слезы и покачал головой: опять он куда-то сунул воду, теперь даже запить эту дрянь не получится. А о том, что вдыхать сразу не стоило, он прекрасно знал. Но дышать как-то и не хотелось.

Все, что произошло с ним за последние дни, с того самого момента, когда он сел в чертов эшелон на многолюдном вокзале Централа, словно накрыло его тяжелой волной, затащило в адскую круговерть, откуда он никак не мог выбраться, в которую погружался глубже и глубже. Тяжелый сон накрыл его, обнял властными руками и заставил смотреть.

Вот он сидит у окна в поезде, а напротив него Кимбли что-то напевает себе под нос, и взгляд его устремлен вперед. Рою нравится ехать против хода: перед ним как на ладони угодья Аместриса, он видит уже пройденный путь и облака, невесомые, светлые. Лишь позже по спине проползает предательский холод: он беззащитен. В отличие от того же безмятежно улыбающегося Зольфа он не смотрит вперед, он не готов встретить лицом к лицу то, что должно. Рой запускает руку в карман. Серебро часов неприятно жжет кожу, тяжелую ношу хочется выбросить, избавиться от нее. Но эта ноша сейчас — единственный билет на выход из чертового эшелона, пропуск в иную жизнь, но увы: предъявлять его некому. Рой знает — совсем скоро поезд полетит в любезно разверзтую для него землю, ведь тому грузу, что он везет, там самое место — чем глубже, тем лучше…

“Береги ее! Береги ее! Береги ее!”

Голос Бертольда Хоукая подобен раскатам грома, молния высвечивает огромные карие глаза — и они смотрят Рою в самое нутро. Сколько жизней уже отняла вчерашняя девчонка Риза? А сколько жизней отнял он сам?..

На ее обнаженной спине — квинтэссенция огненной алхимии. Ее формула, высчитанное идеальное преобразование. Оно изящно, красиво и смертоносно. Теперь это сакральное знание доступно и Мустангу — какая ирония! Он обязан сберечь Ризу. Не только как дочь учителя, не только как подругу детства, но и как хранительницу огня. Его огня…

Рой проснулся в холодном поту. Голова и желудок нещадно болели, хотелось пить. Он с досадой отшвырнул пустую флягу из-под спирта и выполз из палатки. Рассвет еще и не думал заниматься, холодный воздух неприветливо кусал не прикрытую тканью кожу. Мустанг глубоко вздохнул и направился к бакам с водой.

Умыв ледяной водой лицо и жадно напившись прямо из ладоней, Рой почувствовал, как стремительно пьянеет, и ухватился за бак. По счастью, тот оказался достаточно полон, чтобы не перевернуться.

— Абстиненция? — раздался позади него насмешливый голос.

Мустанг, не отрывая рук от бака, обернулся. Перед глазами плыло, но он сумел рассмотреть даже в темноте отливающие кровью глаза Зельды Альтеплейз.