— Значит, Вы не помните этого? — спокойный и уравновешенный голос стал почти родным за несколько лет терапии.

— Не думаю, — с трудом отвечала девушка, лежа на удобной кушетке, обитой черной кожей или кожзамом. — Они говорят, что мы действительно дружили. И у нас даже есть совместные фотографии, но я не уверена.

— А про мать, кто рассказал? — женщина в возрасте делала очередную пометку в своем зеленом блокноте, а затем привычным жестом описывала круг в воздухе, слабый, почти незаметный.

— Я решилась спросить отца. Трудно было, но как оказалось, она меня ненавидела. Считала, что я та, кто испортил ей всю жизнь, — раньше говорить об этом было невыносимо, слезы сами подступали и голос почти полностью садился, но сейчас было легче. Словно это будничная тема для обсуждения.

— То есть точно вы не помните того периода?

— Я была маленькой, хоть и оказалось, что бросила она нас, когда мне почти исполнилось семь. Но я ничего не помню… Иногда бывает, что-то просачивается в мои сны. Знаете, слова ненависти. Или просьбы, чтобы я просто где-нибудь умерла. Думаю, это остатки воспоминаний.

— А тот сон, который вы мне рассказывали. Он много раз повторялся?

— Тот сон? С машиной? — Виола повернула голову в сторону психотерапевта, которая внимательно и очень бережно ее осматривала, словно та могла прямо сейчас вскочить и убежать, как было раньше.

— Да, именно он.

— Хм… Не думаю, что он продолжался долго. Я узнала правду и он прекратился.

— Какую правду?

— Тот парень, о котором я много рассказывала… Слава. Он спас меня от машины. Когда мама нас бросила, папе пришлось больше бывать на работе, а мне довелось слишком рано повзрослеть. Я много оставалась дома одна. И часто плакала, винила себя в том, что мама ушла от нас. Мне казалось, что я самая худшая дочь на планете. Этот период я помню хорошо, но почему-то не помню ничего до этого. А потом я много гуляла. И помню, что мой любимый мячик во время игры куда-то покатился. Его купила моя мама, когда мы ходили в парк вместе с папой. Я так боялась его потерять, что почти в слезах побежала за ним, — Антипенко замолчала, потирая переносицу большим и указательным пальцем, словно у не началась головная боль.

— И что же было дальше? — после небольшой паузы уточнила женщина, стукнув ручкой о край блокнота.

— Был ноябрь. Начало месяца. Только-только выпал снег и дорогу подморозило. А резину с летней на зимнюю поменяли не все, — она вздохнула, жмурясь от попытки вспомнить хоть что-то. — Я плохо помню тот момент, но я выбежала на дорогу, чтобы схватить фиолетовый мячик. Он был совсем близко, а потом я услышал протяжный и громкий вой. Мне так показалось, но это был скрип тормозов, а в следующую секунду кто-то с силой дернул меня за руку, и я повалилась на землю, сильно ударившись головой о землю.

— Этот кто-то был Слава?

— Да, — девушка посмотрела на потолок, кивнув. — Он стал на меня кричать, а мне было так обидно и больно, а потом я увидела, что мой мячик… что его нет. Ко всем проблемам, что мне довелось пережить, прибавилась еще и эта. Я встала и набросилась на него с криками и слезами, я стала его бить. Нас разнял тот мужчина, который чуть не лишил меня жизни по моей детской глупости. Он наругал нас и отвел во двор.

— И что же произошло после этого?

— Я крикнула ему, что ненавижу, — она слегка улыбнулась, а потом села на кушетке. — Я помню, что он был очень удивлен, но я тут же побежала от него и услышала вслед: «А я тебя сильнее».

— После этого Вы стали проецировать все плохое на него?

— Да. Мне нужно было думать, что все вокруг было хорошо, пока не появился он. Что во всем виновата не я… И, наверное, я не хотела думать, что моя мать могла меня ненавидеть.

— Вы не договариваете.

— Знаю. Я хотела сказать, что теперь, когда я задумываюсь об этом, я думаю, что я провоцировала все драки и все, что было негативное между нами.

— Но он же вас бил. Вы даже в больницу попали. Как же надо было его довести, чтобы парень так ответил?

— Я первая начинала. Я била его. Била до тех пор, пока не получила сдачи, думая, что поступаю правильно, ведь это он когда-то начал. Ведь из-за него вся моя жизнь превратилась в ад.

— Значит Вы его не вините?

— Нет.

— Вы его ненавидите?

— Нет.

— Тогда, может быть, любите?

— Лета! — Лена сидела за столиком возле окна, обнимая руку Вадима, который с интересом рассматривал меню ресторана.

— Привет, — Виола улыбнулась старым друзьям, усаживаясь к ним за столик. — Давно ждете?

— Нет, мы только пришли, — улыбчиво отозвался Вадим, пододвигая лишнее до этого меню.

— Все тебя ждали, но уже успели выбрать, что возьмем. Ты не представляешь, какую новость я хочу тебе сообщить! — за эти годы девушка почти никак не изменилась, оставаясь все такой же гиперактивной и жизнерадостной. Исключением была лишь ее внешность, сложно было поспорить с тем, что с годами она становилась только краше.

— Какую же? Ты беременна? — с усмешкой спросила девушка, перелистывая страницы с предложенными блюдами заведения.

— Сплюнь! — тут же ответила собеседница, а затем вернулась в первоначальный настрой. — Мы летим в Амстердам.

— Ого, — искренне удивилась Виолетта, поднимая взгляд на парочку, которая встречалась уже несколько лет, но за это время они бывали только на море и в нескольких уголках России.

— Да, — улыбнулась Лена. — Мы с ним давно копили. А сейчас вот, наконец, хватает выше крыши.

— Я за вас рада, — девушка улыбнулась, откладывая меню в сторону, определившись со своим заказом.

— А вы куда-нибудь собираетесь? Лето, как никак, успешно сдали сессию. Что он говорит? — Лена подозвала официантку, которая любезно приняла заказ и тут же удалилась, дабы не слушать чужой разговор.

— Мы не говорили ни о чем подобном. Скорее всего останемся в городе, — Антипенко провела глянцевым ноготком, наблюдая, как тот переливается, по краю смартфона.

— А родители? Брат? — девушка с улыбкой приняла с рук официантки коктейль и жадно зажала губами трубочку.

— Родители собрались лететь в Турцию, брата с собой возьмут. Он уже взрослый, пять лет все-таки, — Виола с улыбкой говорила о своей семье, которая образовалась не так давно и была, можно сказать, подарком к ее совершеннолетию.

Она уже несколько лет жила отдельно от них, но почти каждый вечер созванивалась с Катериной, болтая с ней по паре часов, пока они обе не уставали. Часто трубку вырывал и младший брат, который сразу стал любим в семье. Даже Виола, которая была единственным ребенком и привыкшая все внимание обращать на себя, сразу приняла и полюбила маленького симпатяжку Егора. А тот до искр из глаз был счастлив, когда сестра приезжала гостить к ним. Славу он тоже полюбил и был рад ему настолько же, насколько и сестре.

— Полетела бы с ними, — буркнула Лена, сжав слишком сильно зубам трубочку.

— Смотри, сейчас за новой идти придется, — наконец, сказал Вадим, который до этого глядел в экран своего телефона.

— Вот сходи и принеси, все равно молчишь, — ответила девушка.

Парень лишь молча перегнулся через стол, стащив с тумбочки пару соломинок, которые стояли в стаканчике.

— Ты знал!

— Знал, — он чмокнул Ленку в щеку и снова вернулся к чему-то интересному.

Поздний обед в компании друзей пошел Антипенко на пользу и поднял настроение после психотерапевта. Раньше подруга часто интересовалась тем, что происходило на сеансах, а еще чаще спрашивала о воспоминаниях Виолы. Она искренне ждала того момента, когда девушка скажет, что вспомнила детство и их дружбу, но каждый раз натыкалась лишь на отрицательный знак головой. В один из таких разговоров Виола сказала: «Какая разница, что было? Сейчас мы подруги, я рада каждому моменту, каждому совместному воспоминанию. Мы собираем новую мозаику, кусочки старой к ней уже не подходят». Лена после этого действительно успокоилась и перестала постоянно спрашивать о прошлом. О том, чего, возможно, Виолетта никогда не вспомнит. Психолог обозвала это посттравматическим синдромом, который так специфично себя проявил. И никто не может сказать, что именно произошло там, в прошлом, что спровоцировала такую странную цепочку воспоминаний с заменой некоторых фрагментов восприятия окружающего.