— Да, помню, приятно познакомиться, — Антоненко отложил телефон в сторону, взяв вилку, которой тут же треснул по тарелке, обратив свой взор на меня. А сразу-то ты меня и не заметил. Самый внимательный человек года.

— Приятно познакомиться, Слава, — улыбнулась я самой своей милой улыбкой, которая имелась в моем арсенале.

— Взаимно, — отец ответил более холодно, протянув через стол парню руку. Рукопожатие было долгим и, судя по лицу этого черта, крепким. Повезло, что хоть отношения никто не начал выяснять.

Катерина, которая заметила, что этими двумя что-то не так, завела довольно интересную тему — о чем, правда, я не поняла, но папа очень охотно переключился на нее. Мы с Антоненко молча ели, периодически бросая на друг друга взгляды. Тишина, повисшая между нами, нагнетала общую атмосферу и напряжение. Почему вообще его родственники живут именно здесь? И как так вышло, что именно к ним мои родители решили поехать? Это напоминало сюжет дешевого бульварного романа или самый наитупейший рассказик какого-то мелкого идиота. Такого просто не могло произойти в реальной жизни. Столько совпадений, будто бы колесо судьбы крутится только вокруг меня и этого треклятого парня.

— Я пойду освежусь, — с этими словами Слава поднялся из-за стола, получив одобрительный кивок от деда.

— Я тоже, — не знаю, почему я это сказала, но я поспешила следом за Антоненко, который уже успел скрыться за дверью.

Я пошла за ним на второй этаж, где он вышел на балкон, закурив сигарету. Не знаю, сколько я стояла за его спиной в комнате, рассматривая его сзади, периодически наблюдая за профилем, за тем, как он выдыхает дым в сторону. Мне захотелось оказаться там с ним.

Дверь с привычным для пластика треском открылась, пропуская меня на холодный балкон. Я закрыла за собой и облокотилась на косяк, не решаясь идти дальше.

— Ты пришла сюда молчать? — он не оборачивался со мной, продолжая затягиваться табаком.

— Не знаю, — я ответила предельно честно. Я не имела понятия, зачем зашла сюда, почему последовала за ним, для чего я это вообще делала.

— Мы, черт подери, слишком часто встречаемся с тобой. Словно кто-то делает это специально. Это так бесит, — я понимала его, ведь совсем недавно думала о том же.

— Да, мне тоже показалось это странным и раздражающим, — поддержала его слова я. Мне хотелось, чтобы он говорил еще.

— Не представляешь, какое раздражающее., — мы замолчали. Что я могла ему сейчас сказать, как заставить сказать мне еще что-нибудь?

— Ну как, поговорила со своей подружкой? — он прервал тишину первым, разворачиваясь ко мне, глядя на меня насмешливым взглядом, от которого мне впервые не захотелось убежать или вмазать этому придурку.

— Не совсем. Но она сказала, что мы дружили, — я посмотрела на него, чтобы найти ответ. Если это была правда, он подтвердит ее?

— Это было давно, я даже не помню уже, — он потянул шею в сторону, прикрыв глаза, будто бы она у него затекла. Его голос звучал настолько равнодушно, что мне становилось не по себе.

— Это все, что ты можешь сказать? Я не знаю, как это принять. Я не понимаю, почему забыла, мне сложно. Я не помню дружбы с тобой, я даже Лену не помню. А ты просто так равнодушно об этом говоришь. Почему вы оба молчите? Почему просто нельзя сказать, что было? — голос предательски дрожал, а в носу закололо. Я старалась сдержать очередные неконтролируемые слезы.

— Что ты от меня хочешь? Мы дружили, а потом ты стала замкнутой и агрессивной. Ты просто перестала общаться с Леной, а меня объявила своим врагом номер один, — он говорил тихо, но каждое слово давалось ему с трудом, он будто бы процеживал сквозь зубы.

— Но почему? Что могло случиться? Да черт с ним с прошлым, почему вы хотя бы не попытались мне объяснить? — я старалась не срываться на него и не кричать, но это давалось тяжело.

— О, Виолетта Антипенко, представляешь, я и Лена являемся твоими друзьями детства. Давай дружить снова. Так что ли это должно было быть? Ты даже сейчас говоришь, что принять этого не можешь, а еще что-то требуешь от нас, — я вздрогнула, когда его кулак встретился со стеной возле моей головы.

— Не так… Просто… Хотя бы объясни, почему ты так ко мне относился? — его ярость успокоила меня.

— Потому что я единственный, кто стал предметом твоей ненависти, — я заметила, как его челюсть сжалась, мне захотелось коснуться его скулы, чтобы успокоить, но не могла.

— Но ведь к этому имелись причины… — я отвечала неуверенно. Я была неуверенна вообще во всем, что происходило вокруг меня.

— Нет, нет, я не видел ни одной. Мы были друзьями. Даже когда я пытался мириться с тобой спустя годы, ты просто топтала все эти попытки и вытирала о них ноги, — он посмотрел мне в глаза с какой-то болью, отчего внутри что-то екнуло и сжалось.

— Я не понимаю…

— Эти полгода. Какие-то гребаные полгода и я влюбился в самую тупую дуру из всех возможных дур! — он попытался оттолкнуть меня, но я почему-то не дала этого сделать. Возможно это самая большая ошибка в моей жизни, но большей ошибкой было бы отпустить его сейчас.

Я схватила его за воротник толстовки и притянула к себе, обхватывая его шершавые губы своими. Он пах недавними сигаретами и кофе, отчего у меня немного закружилась голова. Или закружилась она от того, что Антоненко вдавил меня в стену, перехватывая инициативу в свои руки, целуя меня то нежно, то страстно, терзая зубами мои губы. Этот поцелуй отличался от того, что был в тот пьяный вечер, он не был пошлым или требовательным, при всей своей грубости и резкости он был нежным и несколько неуклюжим.

Через секунды или минуты — я не знала — мы отстранились друг от друга, хватая ртом кислород, которого так не хватало. Я будто бы задыхалась в собственных ощущениях, пытаясь понять, что со мной происходит. Слава понимал, поэтому привлек меня к себе, утыкаясь носом в мои волосы. Я хотела спросить его, но он не дал, прижав меня сильнее.

— Помолчи. Просто помолчи сейчас.

И мы молчали, просто наслаждаясь друг другом в этот зимний вечер на холодном балконе, согреваясь присутствием друг друга. Я не хотела пока больше ничего выяснять. Мне было достаточно того, что происходило в этот момент.

========== Эпилог ==========

Happy end?

Идеальный маникюр контрастировал со старой, слегка измятой, фотографией. Подушечка большого пальца в очередной раз очерчивала стоящих на фотографии детей, ощущая некую шершавость покрытия. Эта фотография стояла уже несколько лет на полке, что была прибита к стене. Там иногда подолгу скапливалась пыль, а затем кто-то бережно ее оттуда стряхивал, невольно цепляясь взглядом за трех детей, которые находились, кажется, в каком-то парке и радостно улыбались фотографу. Мальчик и две девочки, в которых сложно было узнать нынешнюю Виолетту, которая посвятила себя медицине, а именно области стоматологии; Лену, которая подалась в архитектурное, а также Славу, который перенял бизнес отца, но не поленился продолжить обучение на юридическом. Каждый нашел себя в том, о чем раньше мог и не задумываться. Так удивительно это было для Антипенко, которая эту фотографию получила от Антоненко, когда летним вечером они гуляли в парке возле озера с лодками.

Рамка с легким стуком приземлилась на полку, и девушка двинулась в коридор, не замечая стоящих в некоторых местах памятных картинок, на которых был запечатлен светловолосый парень и темноволосая девушка, в чьих глазах читалось неподдельное счастье.

Тонкая ступня легко проскользнула в туфлю на невысоком каблуке, а жакет уютно разместился на тонких худых плечах, почти полностью прикрывая темно-синее летнее платье. Последний раз проверив укладку, Виола вышла за пределы квартиры и закрыла ту на ключ. Ключ повернулся в замке зажигания и машина подала признаки жизни. Мазда была далеко не новой, подаренной еще на девятнадцатый день рождения почти одновременно с получением прав.