Все же доля удачливости висела у них на плечах, они с горем пополам выбрались из невнятного бункера буквально за несколько минут до приезда людей, еще вчера бывших на одной с ними стороне. Если верить словам девчонки и именно их босс слил их, то теперь все эти ребята по другую сторону реки. А значит, попадаться им на глаза противопоказано.
Пока он с друзьями не отряхнется от накиданной сверху гробовой земли и не встанет на ноги для последующих разборок.
Судя по злым рожам Хакса и По — они уже начали обдумывать всю сложившуюся ситуацию. Финн выглядел откровенно хреново, видимо, все-таки приложили его по голове отменно, да и сидение в связанном виде добра никому еще не приносило. После пришлось перехватывать друга и подставлять уже свое плечо, едва Хакс умудрился углядеть комнатушку с кучей мониторов и двумя трупами. Тому понадобилось несколько минут, чтобы выломать все жесткие диски с записями с камер. На фразу рыжего, что это может потом пригодиться, Рен не сказал ни слова.
Потом снова фортуна повернулась к ним своим изуродованным лицом. Буквально сто метров и они наткнулись на по уши навороченный внедорожник с кучей висюлек на зеркале, которые до зубовного скрежета педантичный Хакс одним рывком сорвал, безумно раздражаясь от увиденного, отчего его удар кулака по приборной панели, чтобы добраться до проводов — вышел почти детским.
У них не было выбора.
Соваться к Сноуку после слов девчонки было опасно. Хотя та могла запросто соврать, Кайло откуда-то знал, что нихрена она не соврала. Оглядываясь по сторонам, Рен все раздумывал, откуда же чертов Люк мог узнать о бедственном положении, и почему он послал именно эту малявку. Еще и омегу. Еще и почти течную. Он даже представить не мог, какого вообще хера эта омежка перед течкой сунулась спасать их.
Одно это поднимало жуткие волны ненависти к Люку.
Но втайне он все равно ненавидел и себя, и всех вокруг, кроме тех трех дурачков, к которым он был готов повернуться спиной. До стылой крови в заледеневшем сердце ненавидел. До истинного безумия за закрытыми веками, когда сил смотреть равнодушно уже не хватало вовсе.
Всем всегда было что-то нужно от него. Требовали чего-то, навязывали нечто и навязывались сами. Указывали ему и после считали нужным стыдить, попрекать, не видя ожидаемых итогов и последствий. Взывали ко всяким правильным вещам, типа логики и здравому смыслу. Приводили неисчислимые факты, доводы.
При этом никто у него самого не спрашивал, чего хочет он сам. Не то чтобы он хотел быть бунтарем или кем-то таким еще.
Он просто когда-то хотел выбирать сам.
На самом-то деле где-то глубоко внутри понимал, что ему с самых пеленок строят удобную хорошую жизнь с кучей привилегий и преимуществ. Понимал, что потом получит такие возможности, о которых половина этого мира даже и не могла мечтать. Понимал, что для этого нужно стараться уже сейчас, чтобы вторую половину своей жизни вкушать те самые блага.
Он просто хотел выбирать сам. Причем иметь возможность выбирать именно сейчас, а не лет через двадцать.
Когда его в свое время отправили в армию под крыло дядюшки, чтобы была красивая строчка в его биографии — до него дошло. Вот тогда-то до него и дошло, что если сразу не поставить на место зарвавшуюся тотальным контролем мать, то дело запахнет жареным сразу. Доперло, что надо избавляться от влияния чародейской волосатой лапы хитрожопого папаши, чья суть воспитания состояла лишь из мутных намеков и появления в поле зрения раз в неделю. В тот вроде бы не особо переломный момент он и понял, что доверять нельзя даже самому себе, не то что всем этим мелькающим в его жизни людям.
Зато потом стало намного легче притворяться, что сердца-то у него и нет. Ведь нельзя задеть и сломать то, чего нет, не правда ли?
Когда странная волшебная армейская шляпа распределения новичков дала нехилый дурацкий сбой и его, вместо крылышка дядюшки, вдруг отправили к черту на рога — он был готов смеяться во весь голос. Ржать вслух, конечно, не стал, сидел тише воды, ниже травы из опаски, что дядька оторвется от своих мутных делишек и обратит внимание, почему это племянника не отдали в его спецподразделение, а послали в самую дыру к распоследним головорезам. Когда дядька очухался, было уже поздно.
Он накуролесил так, что сидеть было ему в казарменной одиночке до самого конца срока службы.
Впоследствии, он долго обдумывал, в какой именно момент он сам решился на отречение от семьи и в какой именно миг его семья решила отречься от него.
Может в миг, когда он совсем обезумев от относительной свободы, пока что еще совсем слабыми ручонками стягивал удавку на шее сослуживца, вдруг задумавшего покуситься на его задницу в прямом смысле слова. Или может, этот момент вышел, когда он плюнул в лицо самому невозмутимому Люку мать его за ногу Скайуокеру, дядьке, близнецу его незабвенной матушки, когда до того дошли сведения о вдруг распоясавшемся племяше. Или это произошло в ту минуту, когда он, сам от себя не ожидая, брызгал слюной из перекошенного ненавистью рта, выплевывал прикатившей прямо на его базу матери, почти выблевывал слова, накопленные за все годы. Собранные за все время, когда случайные и нечаянные столкновения с запертыми на сто замков секретами окружающих его людей, вызывавшие искреннее на тот момент непонимание и недоумение. Или может в миг, когда один из пойманных за руку левых солдатиков перед свернутой шеей признался, что именно Люк прислал его хорошенько проучить. А может, и прикончить, он с трудом разбирал лепет бойца из развороченного ножом рта.
По какой-то смешливой иронии судьбы ведь вместо крылышек Люка он загремел прямо в загребущие лапы Сноука, что до сих пор умудрялся держать их всех на коротком поводке.
Им хватило одних суток обсудить все дерьмо, в котором они оказались. Вернее ему, Хаксу и По. Финна никто не стал трогать, они как смогли обработали рану, но высовывать носа из чудом найденной тихой подставной квартирки не решались и профессиональная помощь медиков была недоступна. По, в силу своей балагурности и шебутному характеру, умудрился подвязать на помощь нескольких своих знакомых девок, те и таскали им еду с медикаментами, и тот даже умудрялся после каждого прихода утаскивать в закоулки квартиры очередную заявившуюся девушку.
А Рен и Хакс рыли в силу возможностей, вдруг ставших очень сильно ограниченными.
Девочка Люка не соврала.
Сноук явно ждал мести и их имена гремели у каждого быка, что еще двое суток назад должны были быть готовыми жизнь за них отдать. Только еще проблема была, никто толком-то и объяснить не мог, какая муха укусила Сноука, что тот решил слить сразу четверку альф. При этом Кайло понимал, что наверняка дорогу Сноуку где-то перешел только он сам, а друзей решили догрести до кучи, чтобы в будущем проблем не было.
И, как вдруг оказалось, у него самого был лишь один относительно безопасный источник информации.
Нет, кому скажи, что сам Кайло Рен одним глазком следил за жизнью Люка, чтоб его разорвало, Скайуокера, никто бы и не поверил. Рен даже сам себе отказывался признавать это. Впрочем как и то, что до сих пор зачем-то отслеживал крупные изменения в жизнях бестолочей-родителей.
Но в кои-то веки ему пригодилось знание адреса спортивного зала Люка, которое считал не иначе как местом захоронения самого дядьки.
Ключи от неприметного минивэна всучил ему По после прихода очередной девушки и втискиваясь в полной темноте за руль, Кайло вдруг вспомнил и о той самой девчонке.
Он не поленился. Выбрался из машины и вернулся в квартиру за позабытым всеми холодным оружием, что он лично утащил из того лабиринта.
Маленький стилет и такой же игрушечный нож жгли кожу через все слои ткани и Рен крутил руль по пустым ночным дорогам, каждую минуту придумывая этой девчонке очередную черту характера, лепя той новый ярлык или сам же сдирая надуманное с начавшего чуть блекнуть образа под целыми пластами навешенных послойно мнимых качеств. Все пытался придумать, какая она на самом деле. Сука последняя, продавшая мать за милость Люка или очередной его проект, вырванный из семьи и воспитанный безвольной куклой с установкой выполнять приказы без обсуждения. Оглядывался по сторонам, выискивая в темноте под фонарями глаза соглядатаев бывшего босса и все думал, нормальная ли баба эта омежка или очередная наркоманка, ради супрессантов полезшая в пекло перед самой течкой.
