Поняла — вот в счет этой благодарности и готова заплатить любую цену.
— Альфа, ааальфа, такой сильный и так быстро сдался, альфа. Неужели не хочешь показать свою истинную суть, а? Чего ты добиваешься, Кайло Рен. Чего ты хочешь, Бен Соло? Ну же, альфа. Отпусти себя. Покажи себя настоящего. Или… расскажи, что тебе нужно сделать, чтобы ты выпустил себя настоящего, — зашептала Рей, понемногу сползая вниз к его коленям и лаская перевитый венами ствол от жутко вздутого узла к головке, усеянной бусинками прозрачных капелек неприкрытого интереса. — Ну же, Рен. Что тебе нужно, а? Может, чуть сильнее, может, мне надо что-то говорить. А может, ты… хочешь боли? Своей… или моей, а? Может, ты хочешь меня ударить, Рен? Альфа, тебе ведь нужно причинить мне боль, чтобы вытащить зверя, а? Скажи, тебе ведь нужно увидеть синя…
Рей заткнулась от недоумения и даже руку убрала, как только член вдруг начал опадать. С таким же непониманием проглотила комок в горле, споткнувшись взглядом о широко распахнутые в удивлении глаза.
— Рей… ты… ты чего несёшь?
А ей нечего было ответить. Мелькнула было мысль, что она снова сделала что-то не так, так и пролетела, сделала круг… и прочно укоренилась в мозгу. Видимо, не нужно было вообще рот открывать. Расслабилась и забыла, что годами сама себя приучала молчать. Только сползла с него и уселась подальше, как альфа снова зарычал, снося ей остатки воли тяжеленным, почти неподъемным взглядом исподлобья.
Он был прав, как есть дура.
Более неловко Рей еще никогда не чувствовала. Было даже странно, что вот с этим мужчиной она познает такие обыденные вещи как неловкость и стеснение. Рядом с которым даже цвета вокруг были какие-то другие. Даже воздух и тот был намного чище и вкуснее.
Чего-чего, а стеснительностью Рей никогда не страдала.
Но вопреки всем ожиданиям, Рен просто подхватил ее на руки и усадил обратно на кушетку.
После и вовсе неумело ткнулся губами ей в губы, упершись кулаками в кожзам по разные стороны ее бедер, возвращая утраченную надежду непонятно на что. Прижался брошенным бездомным щеночком, умудрившись нависнуть огромной глыбой и заключить в некую странную клетку тела и рук. Будто всерьез обещал защиту от всех невзгод этого бренного мира. Осторожно так пробовал своим бесподобным ртом, что Рей снова зависла, готовая заскулить. Каждое прикосновение к губам приносило непонятную свежесть в теле и обалденно мутило все мысли.
Теперь была ее очередь замереть. Нормально думать вдруг оказалось непосильной задачей. Просто не дышала, но чувствовала. Кайло ничего больше не говорил, а Рей боялась и просто шелохнуться, дабы не спугнуть этот миг.
Переломным моментом стала ее попытка найти в его ауре хоть какие-то отголоски неудовольствия или чего подобного. Но… Ничего такого не было. Лишь огромная волна нежности и уюта со вкраплениями непонятного, но довольно большого вала горечи, растущих из того самого запаха. Руки сами обхватили бледные щеки и ее прямо оглушило чем-то невероятным, безраздельным. То, чего никак не удавалось даже просто выразить словами.
А после Кайло улыбнулся.
Да так ярко, красиво, что Рей и сама не сдержалась, раззявилась, будто ей тут вагон цветов подарили и в ладошки целую звезду положили.
Снова целуя, Рен дышал так тяжело, цеплялся губами за ее рот, как за некий якорь. Целовал жадно, словно и вовсе сожрать пытался, почти клеймил своими поцелуями. Сжал крепко-крепко, словно опасался, что Рей сбежит, напуганная его нетерпеливостью. Сил хватало лишь таять под его губами и любоваться бликами светильника на потолке в будоражаще-темных глазах. Нотки горечи в окутавшей ее ауре уходили с каждой секундой безумного жадного поцелуя, заменяясь неприкрытой похотью. Мир щелкнул в ее голове… и окончательно схлопнулся, оставив вместо Рей хныкающую и поскуливающую первобытную тварюшку, выпячивающую звериную сущность и преподнося ту на блюдечке самцу.
Завладевшая браздами управления омега сразу принялась шарить по рельефам распаленного порыкивающего ей в железу Кайло, уже собственнически вылизавшего каждый миллиметр шеи, чуть поскуливая от того, что рук сильно не хватает, чтобы уж каждый клочок общупать. Эта же часть сознания выгибалась под горяченными руками, самовольно подставляя то горло, то спину. Чуть ли не подвывала от радости, что вот эти руки гладят где надо и как надо, стискивают как надо.
Нахально вылезшая наружу омега так и не врубилась, нахрена самец сдернул ее на пол и до кучи в один комок так сжал, что не было возможности даже вдоволь побрыкаться. Каждая вспышка под веками насильно прогибала тело, но самец слишком уж уверенно держал под собой, даря столько блаженства, что омега только и могла наставить засосов на потной вкусной коже, где дотягивалась губами. Раз за разом маленькие смерти разваливали ей сознание, но злобно-мрачный шепот с такими интересными обещаниями склеивал осколки, чтобы снова утопить в наслаждении.
Когда раздирающие плоть сладкой болью пальцы наконец-то сменились членом — омега почти завизжала от восторга, но заткнутая голодными поцелуями, лишь снова и снова билась в клетке рук и мужского тела. Бьющаяся в экстазе омега едва ли не захлебывалась собственными слюнями с невыпущенными криками и бессильно дергалась.
Рей очухалась в какой-то развалюхе, дребезжащей на каждой колдобине. Глаза открывались с трудом, словно ей песка насыпали под веки. Между ног все еще так сладко тянуло и приятно кружилась пустая голова, и она нечаянно так утомленно и расслабленно вздохнула, что сразу послышался обеспокоенный голос Люка.
— Хей, малышка, как ты?
Ей и открывать глаза не надо было, чтобы понять, что да, она скрюченная в раковинку на заднем сиденье и везут ее непонятно куда, а с переднего пассажирского к ней уже тянется Люк. И какого хрена на зубах скрипит песок?
— Лапы убрал, — рявкнул второй голос, от которого утихшая было омега радостно взвилась.
Видала да?! Он тебя не бросил, ты ему нужна, слышишь, да?
— Бляха-муха, Бен, она и так тобой вся провоняла, я только…
— Лапы убрал, я сказал.
Глаза все же пришлось открывать. Упорно не понимая, почему она вся в пыли, что даже волосы скрипели под щекой, Рей попыталась потянуться. Затекшие мышцы отозвались приятной ломотой, выдирая еще один неосознанный стон.
Она сразу заткнулась, пытаясь подавить глупое хихиканье, настолько стон получился непонятным. То ли от боли стон, то ли от удовольствия. Зато ее сразу окутала новая волна крепчайшего мускуса, придавливая и так лежащее тело к сиденью. Первым делом в глаза бросилось озабоченное лицо Люка с неприкрытым беспокойством под лохматыми бровями. Правда, он сразу отвернулся, с негодованием бросив испепеляющий взгляд на водителя. Вторым делом Рей глянула в зеркало заднего вида, где уже отражались две пропасти. Глянула… и сразу отвела глаза на кудлатую макушку обладателя этих черных провалов, откуда на нее глянула масса новых обещаний. Невольно пришло сравнение, что вот этот разозленный непонятно чем альфа совсем не похож на того растерянного парня в кабинете Люка.
И Рей сразу все вспомнила. Все-все, что надо было и не надо. Каждое движение Рена, каждый свой стон. В низу живота снова недвусмысленно потянуло желанием, что уже закручивалось в новую тугую спираль.
— Ну вот сам тогда и проверяй. То присмотри, то лапы убери. Определись уже, малец.
— Я сам. Садись за руль.
Тарантас на удивления мягко затормозил, хлопки дверей ударили по ушам, что Рей невольно нахмурилась, приподнимаясь с места и глядя, как полуголая ходячая глыба мышц рывком открывает дверь и вопросительно наклонив голову, таращится на нее. Мозгов у нее хватило чуть отползти и нормально усесться с попытками понять, какого черта на ней вместо штанов какая-то тряпка.
Рен подсел рядом так осторожно, словно она тут шоколадная статуэтка под палящим солнцем. Одно лишнее движение и у нее отвалится растаявшая голова. Впрочем, и так почувствовала себя хрустальной куклой, когда по щеке прошелся большой палец Кайло.
