- Как чувствуешь себя, майор?

Давиденко был ранен под Красным Селом в спину. Ему сделали операцию, но теперь рана уже почти не напоминала о себе.

- На здоровье не жалуюсь...

- Ты с какого года в этом полку? Давиденко ответил, что служит там еще с тридцать третьего года. Начинал рядовым солдатом.

- Десять лет с лишним, - сказал Симоняк. - Когда начинал, не думал, наверно, что самому этим полком командовать придется?

- Да я же артиллерист.

- Ну и что ж! Щеглов тоже артиллерист, а дивизией командует. Афанасьев инженер и хороший командир полка.

- А полковник Шерстнев от нас так и уходит?

- Ставим заместителем командира дивизии.

- Но есть же у нас заместитель по строевой и начальник штаба...

- Знаю, что есть. - недовольно проворчал комкор. - И откровенно скажу: не решаюсь поставить их на полк. Берись, Василий Федорович, ты справишься.

- Не знаю, товарищ генерал.

- Говорю, справишься, только принимайся. Готовь людей к боям. Времени у нас в обрез.

2

Утром Симоняк приехал в 190-й полк. Его машина не остановилась у штаба. Комкор проехал к гряде холмов, откуда доносились сухой треск холостых выстрелов, крики ура.

Симоняк приехал на батальонные учения не один. Вместе с ним на холм поднялся комдив Щеглов, тоже в генеральских погонах и с Золотой Звездой Героя Советского Союза.

- Вчера меня журналисты в плен взяли, - весело рассказывал Щеглов. Нагрянули в дом и не выпускают: Статья ваша нужна... - Писать некогда, отвечаю, - и таланта к этому нет. А они: Вы расскажите, а мы изложим. - Э, говорю, - это что же? Как на панской охоте: егеря дичь загонят, а пану остается только курок нажать. Смеются. Мы, - говорят, - на егерей так же похожи, как вы на ясновельможного пана. Уговорили.

- И это нужно, Афанасий. Кто лучше нас самих расскажет, как гвардейцы учатся и воюют.

С высоты холма они наблюдали в бинокль, как внизу быстро двигались стрелковые цепи. Солдаты шли без шинелей, ловко перепрыгивали через ямы и рытвины. Не остановило их и болото, - бежали по колено в воде, поднимая фонтаны брызг. За вырвавшимися вперед стрелками неотступно двигались пулеметчики. Артиллеристы тащили легкие пушки.

Оборону на холме занимал стрелковый взвод, обозначавший противника. Симоняк подошел к одной из ячеек. Командир взвода Виктор Иванов сидел на корточках в окопе. Симоняк сразу узнал старого знакомого - героя боев за Воронью гору, кавалера трех орденов Славы. Показывая на стрелковые цепи, комкор спросил:

- Как считаешь, Иванов, возьмут они ваш опорный пункт?

- Должны. Да не мешало бы им газку добавить.

- Слышишь, комдив? Темп-то и впрямь вяловатый.

От опушки рощицы, которая подступала к соседнему холму, показались танки. На броне их. пристроились бойцы. У подножия высоты танки замедлили ход, автоматчики спрыгнули и, рассыпавшись цепью, с криками ура! пошли на штурм.

Симоняк и Щеглов начали спускаться вниз. По дороге встретили командира полка Афанасьева, посредников с белыми повязками на рукавах. Командир полка торопливо поправлял вылезавшие из-под фуражки черные волосы. От боя к бою Симоняк всё больше проникался уважением к этому еще молодому офицеру. Он никогда, насколько помнит комкор, не кривил душой, не боялся трудностей, не искал окольных троп к славе.

Афанасьев доложил, как проходили учения в других батальонах. Комкор, слушая его, про себя отмечал: командир полка хорошо чувствует, что необходимо для лучшей подготовки батальонов к предстоящим боям. За Ленинградский полк можно быть, пожалуй, спокойным.

У опушки отдыхали солдаты. Они устроились на пеньках или камнях, подставив разгоряченные лица солнечным лучам.

- Занимайся своими делами, - сказал Симоняк Щеглову, - а я пойду с сынками побалакаю.

Приметив подходившего комкора, солдаты встали с мест. Симоняк остановился у пулеметного расчета.

- Как максим, тяжеловат? - спросил он худощавого веснушчатого младшего сержанта.

- Попотеть приходится, товарищ генерал! Да ведь без труда ничего не дается.

Симоняк одобрительно кивнул головой.

- А пулемет у нас знаменитый! - продолжал командир расчета. - Номер пятьдесят девять. На Ханко из него Евгений Мисан стрелял, потом передал Тимофею Пирогову... А теперь вот нас к этому пулемету поставили.

- Из такого пулемета стрелять плохо нельзя, - заметил Симоняк.

- Чувствуем.

Симоняка окружили со всех сторон гвардейцы, прислушиваясь, о чем это говорит комкор с пулеметчиками. Большинство из них знало его, и ветераны дивизии называли за глаза батькой. Он только с виду казался недоступным, даже грозным, но от солдатского глаза ничего не укроется, бойцы видели и его справедливую требовательность, и душевность, и простоту. Никогда он не обидит солдата, который несет на своих плечах самый тяжелый груз войны. Всегда позаботится, чтоб солдат знал в бою свой маневр, чтоб его не обошли наградой, чтоб был он хорошо одет, обут, вовремя накормлен.

Пару дней назад, передавали по беспроволочному солдатскому телеграфу, командир корпуса побывал в соседнем полку. Проверял ход учений, заглянул на солдатскую кухню. Гвардейцы заканчивали обед. Неподалеку стоял высокий солдат с котелком в руках. Комкор шагнул к нему, и парень застыл как оцепенелый, замигал глазами.

Ты что? - пробасил Симоняк. - Первый раз генерала увидел? Эх ты, вояка! Как же фашистов будешь бить, коль перед своим генералом робеешь?

Солдат густо покраснел и молча, неловко покачивал пустой котелок.

Или тебя не кормят?

Уже отобедал.

Да видно, неважно, - усмехнулся Симоняк и потянул солдата за ремень. Тут, я вижу, место для добавки найдется.

Боец поднял голову и встретился с улыбающимися глазами генерала.

Найдется.

Налей-ка еще борща в котелок, - сказал Симоняк повару. - Солдат, видишь, какой высоченный! Ему и порция нужна посолиднее. Нам с ним скоро в бой идти.

Может быть, так всё было, может быть, кое-что и приукрасили солдаты. Но слушали эту историю все с интересом.

Симоняк обвел глазами гвардейцев.

- Ишь, сколько вас тут собралось! Хоть митинг открывай.

Комсорг полка Баранов, знавший комкора еще с Ханко, сразу подхватил:

- Разрешите вправду, товарищ генерал, митинг начать?

- По плану разве намечено? - отшутился Симоняк. - Давайте просто потолкуем. Есть у вас какие вопросы?

Солдат интересовало многое: бои на других фронтах, действия союзников, жизнь тыла. Симоняк тепло, как с сыновьями, беседовал с гвардейцами.

- Вы хотите знать, когда нам снова в бой? Рад бы сказать, да сам не знаю. Но я хоть сегодня готов! А вы как?

- Готовы, товарищ генерал! - раздались голоса.

- Думаю, еще не совсем. Подучиться вам следует. Немало среди вас молодых, необстрелянных солдат. Кто на Ханко воевал? Поднимите-ка руки.

Ханковцев оказалось десятка полтора.

- Пройдите-ка сюда. Давайте в центр.

Ветераны полка подошли к генералу. У некоторых на плечах были офицерские погоны, у большинства - нашивки с золотистыми и красными полосками, память о ранениях. И у всех - ордена и медали.

- Глядите на них, - сказал Симоняк. - Это славные гангутцы. С первых дней на войне. Испытания они выдержали суровые. Равняйтесь на них, они вас никогда не подведут!

И еще пригласил генерал в центр круга участников прорыва блокады, боев под Пулковом, у Нарвы. Их было уже намного больше.

- Это ваши вожаки, запевалы, - обратился Симоняк к молодым бойцам. Учитесь у них. А вы, ветераны, помогайте молодым. Чем дружнее мы все будем, тем страшнее для врага.

В штабе Симоняка ждал неожиданный гость. Он сидел за его столом довольно давно уже и донимал дежурного:

- Где ваш комкор? Затерялся как иголка в стогу сена.

- Уже выехал, товарищ генерал. С минуты на минуту будет здесь.

Дежурный вышел из комнаты, в коридоре увидел Симоняка и доложил, что его ждет начальник штаба фронта.