Все, как всегда. Совершенно обычное утро. Новость не успела просочиться на нижние палубы экипажа, и парни еще ничего не знали. Только сейчас капитан понял, что должен объявить им о Конце Света.
Он поперхнулся, закашлялся и отставил чашку в сторону. Глубоко вдохнул. Выдохнул…
Пауза затягивалась, на него смотрели с удивлением.
Еще вдох…
– В общем так, господа-соотечественники…
Он всегда так обращался к экипажу на собраниях. Не упускал случая напомнить четырнадцати украинцам и трем россиянам, что когда-то они были одной страной и одним народом. Хотя и замечал поначалу, что такое обращение нравилось не всем, но упрямо продолжал напоминать. Потом привыкли.
– Утром мы со старпомом видели вспышки практически по всему горизонту с правого борта. От Индии до Австралии. Вспышки необычные, на грозовые разряды не похожи, а до ближайшей суши более тысячи миль. Это первое. Второе: примерно в это же время на станцию ГМССБ пришли сотни сигналов бедствия – все цифровые каналы были забиты. И третье: примерно в это же время потеряна связь со спутниками и дальняя радиосвязь. Телефон, е-мейл, факс, короткие волны – все средства связи с берегом отказали. У нас осталось УКВ для ближней связи, и попробуем вызывать на промежуточных волнах, это где-то тысяча миль. Возможно, удастся с кем-нибудь связаться. Вот такая ситуация на текущий момент.
Капитан замолчал и медленно оглядел присутствующих, стараясь заглянуть в глаза каждому. Он хотел понять, что они чувствуют, так как свои чувства до сих пор понять не мог.
Настороженность… Недоверие… И любопытство. Любопытство зрителя, не поверившего в реальность происходящего. Неужели он чувствовал то же самое? Поэтому так и не произнес слово: «война».
Он вспомнил, что такое же ощущение нереальности испытывал, когда смотрел по телевизору первые кадры и репортажи о взрывах башен-близнецов в Нью-Йорке. В ночь на девятое сентября его судно покинуло Нью-Йорк, а одиннадцатого они лежали в дрейфе у входа в бухту Галифакс26, ожидая лоцмана. Он смотрел, как самолет на развороте врезается в небоскреб, как наружу вырывается спиральное облако пламени, и летят вниз обломки, как проваливается вниз верхняя часть здания, почти не отклоняясь от вертикальной оси… Смотрел в экран телевизора и не верил, что это происходит на самом деле. И еще ему, как постороннему зрителю, было любопытно: что будет дальше? Сострадание пришло потом, когда у проволочной ограды, обнесенной вокруг развалин, стали появляться цветы и фотографии.
– Так что, война? – все-таки спросил старший механик. – Или эти вспышки – может быть что-то еще?
– Да, такое, в принципе, возможно – что-то еще, – ответил капитан, стараясь говорить уверенно. – Это может быть какой-то неизвестный… мне неизвестный, во всяком случае, оптическо-физический феномен. Грозовой фронт далеко на горизонте… Было темно, и туч на горизонте мы со старпомом разглядеть не могли. Как и их отсутствие. Правда, я никогда не видел такие молнии. Обычно гроза забивает радиоволновый диапазон, но не сверхвысокие частоты. То есть, не спутниковую связь. И еще – эти сигналы бедствия. Очень много.
– Да уж… – пробормотал стармех.
– Что делать будем, Евгений Саныч? – спросил третий механик Саша Гаврилюк.
– А чего ты капитана спрашиваешь? – подал голос боцман Иваныч. – Ты деда27 спроси – он тебе быстро работу найдет.
Боцмана оценили, сдержанно похмыкали.
– Хороший вопрос, – сказал капитан. – Считай себя ближе к опасности – основной принцип мореплавания. Соответственно и будем готовиться. Через три дня – Мальдивы. Я изменил курс: пойдем южнее, в пролив Полтора Градуса. Надеюсь, в проливе удастся связаться с берегом по УКВ. А может, к тому времени все образуется… как-то. Посмотрим… Еще вопросы?
Больше вопросов не возникло. Вопрос, которого он боялся: «А как там, дома?», остался незаданным. Вполне возможно, еще неосознанным.
– Ну, добро. Спасибо за внимание. Если будет новая информация, сообщу немедленно. Старший механик, старший помощник и боцман, задержитесь, пожалуйста.
Народ потянулся на выход.
Несмотря на внушительный список намеченных мероприятий, инструктаж получился довольно коротким. Стармеху проверить пожарные и балластные насосы, при необходимости провести дополнительное обслуживание. То же самое – с опреснителем. Посчитать топливо: на сколько дней и какими ходами. Старпому и боцману проверить все водонепроницаемые двери и люки вентиляции, при необходимости отрегулировать гайки, уплотнительную резину, держать постоянно закрытыми. Пожарные стволы подсоединить к гидрантам на главной палубе и надстройке, краны открыть, чтобы система была готова к немедленному использованию. Достать из шлюпок термозащитные костюмы, держать в надстройке у кормового входа. Старпому проверить по манифестам, какой груз в рифер-контейнерах. Проверить, сколько йода есть в судовой аптеке. После обеда все штурмана на мостик, на тренинг – будем брать определение места по солнцу. Вечером то же самое – определяемся по звездам. Штурманской и машинной вахте: в случае дождя выход на палубу экипажу запрещен, объявление по громкой связи. Кондиционер останавливаем. Пока все. Если есть какие-то соображения – пожалуйста.
Стармех неопределенно хмыкнул, наверное, из-за кондиционера, но тут же кивнул:
– Все ясно, Саныч.
– Ясно, – сказал старпом.
Боцману явно хотелось еще побалагурить, он стрельнул глазами на старших офицеров и сдержался.
– Ясно, Саныч. Все сделаем.
– Спасибо. Я буду в каюте или на мостике. Звоните.
Его не покидало чувство неудовлетворенности как собранием, так и инструктажем. Как будто он не смог найти правильные слова, и экипаж не то, что бы не поверил, но явно не проникся. Как-то все прошло легко, даже легкомысленно. Ему снова пришло в голову сравнение со зрителями, наблюдающими, как на сцене разворачиваются драматические события.
Оставшись один, капитан еще раз перечитал список, положил лист бумаги на стол и пожал плечами. Утром на мостике он попытался вспомнить все, что знал о поражающих факторах ядерного оружия – эти знания приходилось обновлять каждые пять лет на курсах. И каждый раз на слушаниях по военной подготовке кто-нибудь начинал ехидно-бесполезную дискуссию с отставным капитаном второго ранга. «Ну, хорошо, спаслись. Избежали ударной волны и светового излучения. Спрятались от радиации в бомбоубежище. А дальше что?» Кап-два был уверен, что дальше все будет хорошо. Главное, экономно расходовать провиант и питье, принимать йодные препараты и не поддаваться панике. И помощь придет…
Еще трое суток держалась ясная погода и легкий бриз. Все шло, как обычно, и океан, казалось, жил своей обычной жизнью. Порхали летучие рыбы, на переднюю мачту сели два альбатроса, а третий штурман на утренней вахте видел проплывающего мимо кита. Астрономические обсервации показывали расхождение со счислимыми координатами в шесть-десять миль, что для океана было совсем неплохо. В общем, все было обычно и мирно, и очень хотелось убедить себя, что те ночные вспышки тоже были каким-то обычным, просто непонятым явлением. Но спутниковая и дальняя радиосвязь по-прежнему отсутствовали, а стрелка магнитного компаса, не останавливаясь, ползла к востоку примерно полградуса за вахту.
К концу дня впереди по правому борту обозначилась жирная линия низких фиолетовых облаков. Солнце садилось, но перед тем, как коснуться океана, неожиданно поблекло и окрасилось серым, как будто его обсыпали грязным песком.
Во вторник девятого марта утром небо затянуло сплошными облаками. После завтрака капитан поднялся на мостик. Следом подошли старший механик и старпом. Старпом начал вызывать берег по УКВ. Из динамика рации раздавался сильный треск.
Около десяти утра на экране радара стало отбиваться небольшое пятно, и вскоре третий штурман разглядел в бинокль тонкую линию атолла слева на горизонте. К этому времени на мостике собрался весь экипаж. Распределились вдоль лобовых иллюминаторов, ничего не спрашивали и не разговаривали. Молчание нарушал лишь голос старпома и треск из рации.
