Мы с Аби собрались так скоро, как вообще смогли. Теперь, с аккуратно убранными волосами, с укрытыми кружевной шалью плечами, пусть и в вечернем платье, я чувствовала себя гораздо увереннее.

Но сбежать так быстро, как хотелось, нам не удалось.

Мы уже спрятались от нарастающего зноя в карете, кучер гикнул лошадям, но тут прямо перед их носом к крыльцу выкатилась другая повозка и совершенно нагло перегородила нам путь.

Донельзя возмущённая, я выглянула в оконце. Во двор вышла невысокая темноволосая девушка, одетая, в отличие от меня, по всем правилам утреннего туалета: лёгкое голубое платье из шёлка, соломенная шляпка, что бросала желтоватую тень на её лицо. За ней, что-то на ходу щебеча, торопилась компаньонка. Я, передумав ещё больше портить себе утро склоками, даже увлеклась разглядыванием жизнерадостных девиц, но дверь снова распахнулась, и на крыльце показался Ксавье де Ламьер.

Совершенно непринуждённо он подошёл к мадемуазель в голубом и подхватил её обтянутую длинной перчаткой руку, явно намереваясь проводить до кареты.

Похоже, с тем зельем, что я приготовила, всё же что-то не так. Либо оно не добралось до нутра младшего де Ламьера. Уж больно мило и даже чуть заискивающе он улыбался своей знакомой. И пальчики её в своих сжимал очень уж бережно. Я досадливо прикусила губу, наблюдая за Ксавье из-за чуть отодвинутой в сторону занавески. И в груди всё нарастала и нарастала горечь разочарования.

Всё прахом! Может, та записка вообще предназначалась не мне? В ней даже не было указано моё имя.

Де Ламьер усадил девушку в карету, пропустил мимо себя её подружку и замер на крыльце, заложив руки за спину. Лишь в тот миг, как повозка проезжала через ворота, он махнул ей вслед рукой. Какое несказанное дружелюбие! Надо же!

Я тихо фыркнула своим мыслям. Экипаж наконец тронулся, вывернул на круговую дорожку у огромного фонтана с рыбками, и ровно в тот миг, когда мы проезжали мимо Ксавье, тот перевёл взгляд на меня.

– Мадам д’Амран! – вырвалось у него, кажется, раньше, чем он успел осознать, что так кричать на весь двор по меньшей мере неприлично. – Постойте! Мари!

Он мигом слетел с крыльца, словно надеялся, что ему удастся остановить карету. Я же послала ему протяжный, наполненный укором взгляд и откинулась на спинку, запахнув бархатную занавеску на окне.

– Мари! – донёсся до меня его отдалённый оклик.

Нет, дорогой Ксавье, так у нас ничего не выйдет!

Всё то время, что Ренельд завтракал и собирался в Жардин, шинакорн пролежал в спальне, беспечно подрёмывая. Видно, ночная погоня за кошкой немало его утомила. Правда, всё же непонятно, откуда эта кошка взялась. Да ещё и так вовремя. Привёз с собой кто-то из гостей?

Теперь Ренельд готов был верить в любую подставу.

– Октав, – окликнул он слугу, уже собираясь уходить. – Ты выяснил, куда пропала мадам д’Амран?

Мужчина, который в это время как раз убирал со стола, резким взмахом руки едва не сбил с подноса чашку.

– Она уже уехала, ваша светлость, – проговорил осторожно, не отвлекаясь от дела.

– А где она была до отъезда?

Октав выпрямился и бодро рапортовал:

– Она ночевала в своей комнате, а утром вышла в сад прогуляться. Они с господином Ксавье разминулись. Зато графиню видела её светлость.

– В своей комнате ночевала, значит?..

– Совершенно точно, месье, – уверенно кивнул слуга, но при этом коротко глянул на Ренельда, давая понять, что он-то точно знает, где на самом деле мадам д’Амран провела ночь.

– И ты не видел её… хм… перед тем как она отправилась спать?

– Нет, месье. Я был занят внизу, в бальном зале, месье. А потом…

– Я понял. Спасибо.

Значит, тут история та же, что и с Лабьетом. Никто не видел, как Мариэтта просочилась в спальню Ренельда. Никто не встречал его самого на пути туда – были они вместе или пришли по отдельности… И если уж кто-то мог оказаться в его постели, так это Леонора, которая так и крутилась неподалёку весь вечер. И выпить-то на балу довелось не так много – всего один бокал пресловутого амрэ. И как раз в компании этой приятной во всех смыслах девицы.

Тут проступил некоторый подозрительный след всего произошедшего, за который можно было бы зацепиться. Последнее, что чётко помнил Редельд, как в одном из тёмных переходов ночного замка Леонора всё же прильнула к его губам своими, мягкими и на удивление жадными. Они потом ещё куда-то шли, о чём-то говорили… Ренельд проводил её до кареты, которая должна была увезти её домой.

А дальше – провал.

Следов магии в комнате теперь совсем не осталось, даже если о том можно было подумать. И как всё это могло случиться, только предстояло понять. Но сейчас уже нет времени гоняться за Леонорой в попытках выяснить, что же знает она о том мутном случае. Да и вряд ли ей нужно знать о Мари. В конце концов, Ренельд обещал, что не станет распространяться об этом.

– Лабьет! – позвал Ренельд пса. – Пора выходить!

Едва не сшибив слугу с ног, пёс промчался мимо него и нетерпеливо завертелся рядом. Спустившись во двор, они сели в карету и спешно направились в сторону столицы. Там, в королевской резиденции, наверняка уже должен был поджидать месье Лимиер – главный городской следователь.

Если он попросил о встрече Ренельда, значит, дело нешуточное и не совсем обычное. По другим королевского дознавателя не беспокоят.

Жара сегодня обещала быть просто невообразимой. Карета быстро нагрелась, и только слабый поток ветерка, что врывался в оконца, ещё не позволял подохнуть прямо на месте. В конце концов Ренельд не выдержал – активировал встроенный в стену повозки охлаждающий артефакт. Он почти разряжен, но до города должно хватить. Лабьет лежал на сиденье напротив, вывалив чёрный с красными прожилками язык. Молчал и о чём-то думал, но его мысли до Ренельда не доносились.

Но скоро непростой путь завершился. Они въехали в кирпично-рыжий Жардин и покатили по мостовой – мимо шумных улиц с открытыми тавернами, небольшими рынками и гуляющими на площади студиозами Академии Санктур. Сейчас у них сессия, и после сложных испытаний милое дело пройтись по солнечным переулкам и зелёным скверам столицы. Каждый дом здесь был хорошо знаком. Но, к сожалению, вид их приносил не только приятные воспоминания.

Ренельд отвернулся, устав смотреть на залитый солнцем город.

“Опять?” – вяло спросил Лабьет.

– Что-то вроде того.

Карета свернула в темноватый переулок, над которым между крышами были натянуты полотнища: видно, жителям здешних квартир не нравился слишком яркий свет. Кучер прогнал повозку по узкому ходу. И тут из какого-то закоулка пахнуло едва начавшей рассеиваться магией.

– Стой! – велел Ренельд вознице.

Карета резко остановилась.

“Ты чувствуешь?”

Лабьет заполошно загарцевал на месте, пока ему не открыли дверь.

– Да.

Пёс первым ринулся в сырой проход между домами, в котором, кажется, ничего не было. Может быть, мусор или тупик. Обычная подворотня – в таких порой и случаются самые страшные преступления.

Чем ближе подходили, чем яснее становился след недавно использованной магии. Здесь были перемешаны несколько аур. Одна – более сильная, другая – теперь ослабленная, едва сияющая, но при этом кричащая о помощи.

“Здесь человек, – издалека донёсся голос Лабьета. – Живой”.

Ренельд прибавил шаг и скоро тоже добрался до конца этой непонятной кишки с весьма смутным предназначением. На земле и правда лежал человек, слабо шевелился и бормотал невесть что. Он, похоже, вообще мало что видел вокруг, мало что понимал. Но он жив – это уже хорошо.

– Месье! – окликнул его Ренельд, пока Лабьет бегал вокруг и принюхивался.

Да тут и демоническо-собачьего чутья не нужно, чтобы понять, что дело дрянь. Незнакомец схватился за голову и неуверенно приподнялся, видно пытаясь сесть.

– Меня ограбили, месье, – пробормотал он, покачиваясь и надавливая ладонями на виски. – Ограбили…