Она любила небо днем, когда его синева манила в заоблачные дали. И любила небо ночью, когда мерцание мириад звезд, молчаливых свидетелей человеческих трагедий и побед, рождало в душе смесь умиротворения и щемящей тоски.

Она не очень хорошо разбиралась в карте звездного неба и названиях созвездий и планет, но знала многие связанные с ними древние как мир легенды. И чаще всего ее глаза искали на небосклоне созвездия Персея и Андромеды, потому что этот миф пленял ее воображение с самого детства. Вглядываясь в хрупкий отблеск этих звезд, всякий раз она вспоминала о любимой, зачитанной до дыр книжке «Мифы Древней Греции» с черно-белыми картинками и страшной, но такой притягательной историей про ужасную Медузу-горгону, храброго Персея и прекрасную Андромеду, которую тот спас от жуткого морского чудовища. Тогда Сабине очень хотелось верить, что и в ее жизни будет такой Персей, который спасет ее из лап беспощадного чудища и увезет в волшебную страну, где они будут жить долго и счастливо и умрут в один день (а потом, вероятно, тоже станут созвездиями). Правда, были не очень ясны преимущества смерти в один день и совсем не хотелось встречаться с чудовищами, пусть даже не самыми кровожадными и большими, но раз уж классика жанра требовала такой жертвы, она готова была ее принести, ведь почему-то только таким образом можно было найти свою Любовь и, главное, понять, что это действительно Она.

К счастью, этой детской фантазии суждено было остаться не более чем фантазией, потому что Арман, ее мечта, был сейчас рядом в кабине вертолета, уносившего их в неизвестном ей пока направлении. И нельзя не заметить, что смекалистому юноше крупно повезло: он умудрился завоевать расположение этой девушки, благополучно избежав каких бы то ни было сражений с чудовищами, мифическими или реальными. И хотя вряд ли он мог по достоинству оценить степень своего везения, в эту минуту он выглядел вполне довольным жизнью и собой (даже несмотря на некоторое беспокойство, мелькавшее во взгляде) и с улыбкой поглядывал на раскрасневшееся лицо и полные ликования глаза своей спутницы. Он крепко сжимал ее ладонь, а Сабина возбужденно подпрыгивала и вертелась по сторонам. Было очевидно, что она испытывает восторг от происходящего, что, в общем-то, она и не пыталась скрывать. Неужели ей это не снится?! Она летит на вертолете вместе с возлюбленным, который только что исполнил одно из самых заветных ее желаний! Могла ли она представить себе такое? Она была безмерно, немыслимо счастлива, и все же ее счастье было бы стопроцентным безо всяких оговорок, если бы произошло еще одно событие, которого она так ждала, – предложение руки и сердца. Но все вокруг убеждало ее, что это случится именно сегодня, ведь это был фантастический, сказочный день, который просто обязан был закончиться еще более необыкновенным образом.

Вертолет набирал высоту, и справа, на юге, закрывая собой горизонт, устремлялись к небу белоснежные хребты Заилийского Алатау – самой северной гряды Тянь-Шаньских гор. В переводе с китайского название «Тянь-Шань», как и «Тенгри-Тау» в тюркском варианте, означало «Небесные горы». Это была суровая, но прекрасная земля, где сливались воедино небо и горы, где властвовали неумолимые ветра, из века в век поющие здесь свои песни. Возвышаясь над миром, эти каменные колоссы чувствовали свое величие, точно зная, что к их строгой, ошеломляющей красоте невозможно остаться равнодушным. Рваные, словно клочья ваты, облака толпились у их подножий, не в силах дотянуться до вершин, которые сверкали и переливались под лучами неспешно умирающего солнца.

Севернее укрытые снегом громады сменялись чуть более низкими, но не менее величественными горами, поросшими исполинскими тянь-шаньскими елями. Могучие деревья отточенными копьями вставали с крутых горных склонов как доблестные стражи этой древней земли. Снег лежал здесь местами, в самых глубоких и темных впадинах, и никак не хотел сдавать позиций под натиском весеннего солнца и тепла.

Дальше начиналась полоса предгорий – более пологих склонов, застланных зеленым ковром кустарников и низкой растительности. Сверху они напоминали брошенный на землю мифическим божеством отрез роскошного бархата, складки которого заламывались в ущелья и долины, и по ним то здесь, то там вились серебряные нити рек. Округлые вершины манили обманчивой мягкостью: казалось, прикоснувшись к ним, рука ощутит прохладную нежность ткани.

Как зачарованная смотрела Сабина на эту красоту, забывая порой дышать. Ее одолевало безумное желание открыть дверцу кабины и шагнуть из вертолета прямо в небо. Ей хотелось покориться воле ветра, довериться ему, хотелось ринуться вниз с этой высоты, испытав то чувство свободного падения или полета, которое знакомо птицам, а потом, едва задев крылом изумрудное покрывало, вновь взмыть в бесконечность розовеющего небосвода… Но с нею был Арман, и она гнала от себя эти мысли, все сильнее сжимая его руку. Нисколько не заботясь о том, что пилот слышит их разговор через наушники, она, с сияющей улыбкой обратясь к возлюбленному, прокричала в микрофон:

– Я не могу в это поверить! Это лучший день в моей жизни! – Ее переполняла благодарность к сидевшему рядом молодому человеку. – Ты же знаешь, как я об этом мечтала!

– Знаю.

– Это… это так здорово! И я так тебя люблю!

– И я тебя люблю!

– Но куда все-таки мы летим? – Не до конца проясненная ситуация не давала ей покоя.

– Не выдержишь, да? – Он определенно забавлялся, глядя на ее терзания.

– Нет!

– Ладно, не умирай от любопытства. Я решил показать тебе пару-тройку мест, в которых ты не была.

– Под Алма-Атой?

– А ты думаешь, мы на этом вертолетике до Парижа долетим?

– Арман, ну хватит! Говори уже! – Она изнемогала от желания узнать все детали их поездки. И как он может быть таким противным? Но он, видимо, больше не планировал ее мучить:

– «Чарынский каньон» тебе о чем-нибудь говорит?

– Что?! Чарын?! Ты не шутишь?! – Сабина вновь едва не захлебнулась от восторга. – Я же всегда хотела там побывать!

– Это я тоже знаю. – Он явно был доволен своей прозорливостью. – Поэтому мы туда и летим.

– О! У меня нет слов!.. Но ты сказал «пару-тройку мест»? Значит, кроме Чарына, будет что-то еще?

– Будет, но вот это точно секрет.

– Это так… мило с твоей стороны. Ты все это затеял, чтобы сделать мне приятное? – Сабина была ошарашена широтой размаха: обычно Арман обходился гораздо менее дорогостоящими сюрпризами. – Но ведь вертолет – очень дорогое удовольствие. Зачем ты так потратился?

– Не волнуйся, я совсем не тратился. Могут же быть свои привилегии у сына министра.

– А-а, вот оно что, – в ее голосе послышалось замешательство. – А твой папа вообще в курсе происходящего?

– Частично. Я его, конечно, предупредил, что одолжу на сегодня вертолет, но он, кажется, решил, что мы с пацанами едем на пикник, а я не стал его разубеждать, так что не переживай.

Но если она и переживала, то совсем не по той причине, о которой думал Арман. Она, наоборот, была бы рада услышать, что его отец знает об этой поездке все подробности, ведь это означало бы, что факт их отношений с Арманом не только известен его родителям, но и одобрен ими. За те два года, что молодые люди встречались, возлюбленный так и не удосужился познакомить Сабину с мамой и папой, что не могло ее не огорчать. Она, разумеется, не собиралась постоянно мозолить им глаза, но, представь он ее родителям хоть раз, она догадалась бы – по взглядам, интонациям, малейшим нюансам их настроения, – как они к ней относятся, и либо успокоилась бы (поняв, что понравилась им и они приветствуют их общение), либо расстроилась бы (прочитав в их глазах что-то похожее на неприятие), но в любом случае она бы знала правду. Однако Арман не считал нужным озадачиваться такими мелочами, а она была слишком горда, чтобы даже намекать на это.

И сейчас фраза про пикник, вскользь брошенная Арманом, мгновенно стерла восторженную улыбку с ее лица. Очень уж эти слова не вязались с той радужной перспективой – коленопреклоненным возлюбленным, делающим ей предложение руки и сердца, – которую нарисовала в своем воображении Сабина. Что-то здесь было не так, пазл не складывался. Но зачем тогда эта затея с вертолетом? И о чем он хотел с ней поговорить? Арман был в своем амплуа – загадывал ей загадку с кучей неизвестных, а она тщетно билась над решением. Неужели она все-таки заблуждалась по поводу его намерений, а у него ничего подобного и в мыслях не было? Она уже готова была приуныть, но потом, рассудив, что развязка, какая бы она ни была, уже близка и тревожиться раньше времени просто глупо, постаралась отвлечься, вновь углубившись в созерцание восхитительной панорамы, которая разворачивалась перед ними за стеклом иллюминатора.