Голубая мечта достигнута – я, слава небесам, изменилась и стала не такой, какой была.
Все закончилось именно так, как и должно было закончиться: миром, спокойствием и обеспеченной жизнью.
Когда-то давным-давно, минут пять тому назад, у меня еще было желание разреветься.
Но потом оно куда-то исчезло.
И хорошо, и прекрасно!
Зачем плакать, когда уже скоро я стану законной женой замечательного человека и мультимиллионера?
К тому же плачущая женщина вызывает не больше жалости, чем гадкий утенок.
Нет, я не забыла, каким гадким утенком была всего лишь несколько месяцев тому назад. А сейчас… любо-дорого посмотреть.
Поэтому плевать! На всё плевать!
Я – слабая женщина, но очень, оказывается, живучая. Вот поэтому, коли уж я выжила после всего, буду играть дальше. Во что? В жизнь, конечно. Назло всем, кто считал меня уродкой, неудачницей или сбежавшей из психушки.
Какова бы ни была моя история, в ней обязательно будет изумительно счастливый конец.
И не надо убеждать меня, что Настоящая Любовь еще придет.
Да не хочу я ее! Слишком дорогую цену придется потом платить, когда она кончится.
В печку её!
К дьяволу!
В тартарары!
Да здравствует единственный шанс жить по-человечески! Как хорошо быть любимой, богатой, нарядной, ехать в личном лимузине навстречу прекрасному будущему!
Посмотри вокруг, потрогай обшивку салона, принюхайся.
Чувствуешь, как обалденно пахнет кожа?
Классный запах, правда?
Боже, как он мне нравится!
И как мне нравится тот, кто для меня все это устроил и кто сидит сейчас напротив и смотрит на меня влюбленными лучистыми глазами!
Поцелую-ка я его…
А теперь вытру ему след от помады на щеке.
Вот, ничего и нет.
Какая, все-таки, приятная у него улыбка.
Как хорошо, что мы будем теперь всегда вместе.
И как хорошо, что я не влюблена.
Ах, какой, все-таки, приятный запах в салоне!
Никогда не думала, что кожа обивки в авто может так хорошо пахнуть, да еще и быть при этом такой изумительной расцветки.
Сколько сейчас времени, интересно?
Швейцарские, дорогие, наверное, как сто чертей, часы фирмы Auguste Reymond на моей тощей руке показывают ровно двенадцать пополудни. До марша Мендельсона осталось около ста минут – последние мгновения свободы… Глупый Мендельсон, ну зачем ты подарил этот марш своей невесте на свадьбу, ведь свадьба эта ее была не с тобой… вот если бы не подарил – кто знает, может быть, моя жизнь сложилась бы по-другому…
Эти наручные часы мне очень нравятся. Очень. Нет, правда, без дури. И не потому, что их во всем мире всего сто пятьдесят штук. А потому, что на них моя любимая Эдит Пиаф. Необыкновенное, все-таки у нее лицо. И еще – эти ее руки, такие тонкие, нервные, длинные… и двенадцать беленьких точечек по кругу вместо цифр. Класс и шик. А фон ведь точно такой, как обшивка лимузина. Вальдемар недавно признался, что искал тогда, в Швейцарии, именно такие часы для меня, дуры, которая должна за это… ну, все что полагается. Я помню, как он перебирал всякие другие, наверняка многие из них были дороже и моднее, но я вдруг увидела эти – и влюбилась в момент. Тогда, сидя за столом, на котором лысый толстый продавец показывал нам часы, принося их одни за другими, меня как молнией в башку – ТРАХ!!! И все, стали они моими…
Господи, отчего же я все-таки никак не могу по-настоящему полюбить его, Вальдемара моего разлюбезного?! Ну, не могу и все, хоть режь!
Скоро, совсем скоро я буду его законной мегерой…
О, Господи, как же мне тоскливо от этого…
Вру, конечно.
Мне не тоскливо, а хоть криком кричи от счастья.
Стерва, очень красивая и очень-очень-очень несчастная стерва.
Это я и есть.
Еще немного и я умру, сдохну, сгину.
От этого вот сучьего счастья, что я – с ним, с Вальдемаром моим дорогим…
Слезы наворачиваются на глаза. Не от чего – просто так. Просто слезы.
Он не спрашивает – почему они текут. Наверное, думает, что это от счастья. Ну и пусть себе думает… зачем обижать хорошего человека…
Слезы мешают видеть его, тащат назад, в старую, дурацкую, несчастную и такую счастливую жизнь, что была ТОГДА.
А сейчас ни единой мысли в башке, а только гадкая, тягучая, жуткая боль в сердце.
Мне больно, просто ужасно больно, вот и все.
Смешно быть несчастной от того, что тебя любит и боготворит такой славный, такой добрый, такой красивый, и такой НЕлюбимый… ха-ха… очень смешно…
И глупо, наверное.
Господи, а как все хорошо ТОГДА, миллион лет назад, начиналось: упоение счастьем, ссоры, обиды, поцелуи, уходы, приходы, разрывы, прости, я не могу без тебя, я вернулся… цветы, море цветов каждый день, а потом вечность пустоты и опять и опять – счастье, и снова разрыв… какая это была все-таки классная жизнь!
И зачем все это ТОГДА я променяла на вот это СЕЙЧАС?
Вот на это самое растреклятое СЕЙЧАС, когда я внешне счастлива, а самой хочется лопнуть, лопнуть как радужный мыльный пузырь. И разбрызгаться капельками по шикарному салону лимузина, будь он трижды и четырежды проклят – мой прекрасный, мой белоснежный, мой бесконечно длинный лимузин.
Эх, выскочил бы он сейчас на встречную, и разбилась бы я к чертовой бабушке насмерть…
Веселенькая идея для счастливой новобрачной и королевы мегаполиса, ничего не скажешь…
Впрочем, я давно уже готова к встрече с Творцом. Другое дело, готов ли Творец к такому тяжкому испытанию, как встреча со мной…
Но как все-таки ужасно, как жутко и страшно, что я, стерва, идиотка, сука несчастная, мчусь рядом со своим вот-вот мужем и от этого НЕсчастлива до умопомрачения.
Но он, конечно же, ничего этакого во мне не замечает, потому что я нарочно улыбаюсь блаженной улыбкой дуры в подвенечном платье.
А, может, и не нарочно…
Ему-то какое дело!
Господи, и что он, такой совершенный и прекрасный принц, нашел во мне? Нет, правда, без дураков, этот вопрос мучает меня до сих пор. Но ведь нашел же он что-то во мне, в такой вот, какая я есть, и ведь любит же… я же не совсем без мозгов, я же вижу, что любит…
Господи, зачем ты устроил все так, что я и он встретились?! Сидела бы сейчас где-нибудь в пыльном углу, выла бы от тоски и неискоренимых иголок памяти по Богдану, будь он трижды, четырежды, миллион раз проклят! А заодно предавалась бы всем возможным в этом мире способам самовозбуждения… от ЭТИХ и до ТЕХ…
Как бы хорошо мне тогда жилось, несчастной и никому не нужной!
Так нет же – свалилось на меня вот это проклятущее замужество, с которым я ничего уже не могу поделать…
А в башку, пустую глупую мою башку под шляпкой от парижского моднющего кутюрье, все лезут и лезут как черви из гниющего трупа, новые стихи… Господи, они опять лезут, и нет с ними никакого сладу…
Не знаю – погублю или спасу…
В последний раз по времени и сути
Слова любви к тебе произнесу
Устами толп затертые до жути…
Нет, правда, какая я все-таки дура… потому как сочиняю стихи, адресованные тому, кто давным-давно исчез, а не тому, кто – рядом…
Но я же никому в этом не признаюсь.
Может, попросить у шофера цианистого калия… Да у него и нет, наверное… А вдруг есть? А, может, у Вальдемара есть? Интересно, а что будет, если я спрошу у своего почти уже законного супруга: «Дорогой мой, лапочка моя, милый мой и разъединственный, у тебя, случайно, цианистого калия для меня не найдется? Немножко, совсем чуть-чуть, а?»
Правда, прикольно?
Стрелки у Эдит Пиаф переползли половину первого… Господи, Господи, Господи, Господи-и-и-и-и-и… Через семьдесят семь минут я стану его женой…
Глава 1. Обычный день, пятница, 13-е
Да-да, это был самый обычный день, пятница, 13-е… Я его помню очень хорошо, словно он был только вчера.
Следует сразу отметить, что знаменательный день этот действительно не задался с самого утра: зазвонил будильник, зазвонил как бешеный и как всегда не вовремя. Ненавижу, когда он так делает. Красавец в моем сне как раз перешел к самому волнующему и интересному. А меня лишили этого! И он остался в одиночестве заниматься тем, что причиталось и мне тоже.
