Он увидел, что это не одно сообщение – целая цепочка. Он открыл несколько предыдущих.
– Он обещал им молчать… – Само непонимающе нахмурился и замотал головой. – За деньги. Он просто… Стал их сообщником? Не подал на них в суд за мошенничество.
В голове Само отчаянно и упрямо собирались оправдательные пункты папиного списка, но рушились и исчезали перед скучным юридическим документом, черт знает откуда взявшемся на экране нового ноутбука. Он снова мигнул экраном, документ рассыпался на неровные пиксели и исчез.
Само смотрел на пустой экран, не понимая этого странного, такого скучно-жадного и лицемерного папы, которого он никогда не знал. Его папа рассказывал сказки, обожал детей, рисовал с сыном медуз и всегда вовремя забирал Само из школы. Его папа готовил лучшие итальянские обеды, хранил семейные снимки, был честным финансистом и в юности танцевал ночи напролет. Смеялся, рассказывал добрые истории и всегда приезжал на дни рождения. Был всегда ласковым с их мамой, учил кататься на велосипеде и плавать в реке за городом, носил сестер на руках из машины и не засыпал, когда они болели.
Его папа никогда не заключал договоры с теми, кто должен сидеть в тюрьме. Его папа не брал денег у тех, кого считал обманщиками. Потому что его папа никогда не мог ради денег перестать быть папой Само.
В такие моменты почему-то выключаются фоновые звуки. Остальные становятся ненормально громкими – урчит кошка, тикают тонкие стрелки. Само закрыл ноутбук и выключил лампы.
Одна лампочка – щелк. Само не приедет через выходные к папе. Щелк – мама попытается поговорить, но не получит ответов и только тревожно замолчит. Последняя: щелк – Само отправит на сорок папиных звонков два слова, соединенных в ненавистное одно. И за синим хвостиком сообщения будет только белая пустота.
10
– Я понял. Но… Ты мне объясни главное: как ты вообще это письмо получил?
– Не знаю, Ром. Какой-то глюк, наверное. – Само опустил голову вниз и уткнулся лбом в край стола. – Папа не отрицал.
Рома сжал губы и резко пожал плечами:
– Не бывает таких глюков.
Само в ответ тоже пожал плечами, вытянул руки вперед и стал отстукивать кончиками пальцев медленный ритм по столу.
– Слушай, давай кое-что проверим.
Рома открыл ноутбук и придвинул его к Само.
– Так, давай. Попробуй снова.
– И что мне делать? – Само не поднимая головы поднял кисти ладоней вверх и медленно опустил назад.
– Ну, подумай. Вот, подключись и запусти мой редактор.
– Бред, Ром. Я не хакер, это просто…
– Сосредоточься. Представь хорошенько.
Само устало приподнялся и уставился в экран. Стало еще тише. Рома задержал дыхание и наклонился ниже, боясь все пропустить.
– Ничего. – Само встал, закинул голову назад и опустился на кровать. Снял очки, шумно выдохнул и улыбнулся. – Никаких суперспособностей.
Рома продолжал стоять в той же позе, потом подошел ближе к столу и, не поворачиваясь, прошептал:
– Уверен?
На экране ноутбука загоралась яркая иконка с загрузкой данных Роминого редактора.
Братиславские комиксы
1
– Наверное, мне вообще не стоило соглашаться.
– Новая работа, еще и в Старом Городе. Тебе определенно стоило соглашаться. Что не так?
– Просто… Я никого там не знаю. И все накануне моего дня рождения! А я даже не представляю, нужно ли что-то покупать, чем-то всех угощать. И никому вообще до меня дела не будет, я же новенькая. Кошмар.
Марта подняла глаза от бокала и жалостливо посмотрела на Рому. Он сидел на диване, обхватив рыжую голову руками. Ткань тепло дышала ему в шею, и он едва чувствовал струйки холодного братиславского воздуха за кухонным окном. Марта болтала, возмущалась, строила миллион безумных испуганных предположений, но Рома знал: на новую работу ей хочется, хочется ужасно. Но она боится. То ли огромного лифта, то ли встречи с симпатичным дизайнером – кто ее знает. Может быть, люди всегда боятся нового, на простом и почти инстинктивном уровне, и их мозг выстраивает баррикады страхов и предупреждений: «Война, черти! Враг неизвестен, а потому опасен вдвойне! Караул!»
Рома улыбнулся, представив мозг в железных доспехах.
– Как думаешь, что будет, а? Если я не освоюсь? И в день рождения? А?
Почему люди вообще склонны ему доверять? Потому, что художник? Или потому, что рыжий, а рыжие безобидны по своей природе? Или потому, что кухня удобная, лампа теплая и диван отличный? Рома не знал, но всегда точно понимал, что сказать гостям. И Марте что–то ответил: ободряющее, светлое. Она заулыбалась, закивала, расцвела почти и через час умчалась в своем сливовом пальто покорять офисные вершины.
А Рома – рисовать. На этот раз будет маленький набросок маркерами: Марта стоит у белого офисного стола, а коллеги, как в комиксе, танцуют напротив с целой связкой вытянутых шаров, и выкрикивают слова невозможной любви, и повторяют поздравления. Марта раскраснелась, схватилась за лицо, и вокруг нее, словно маленькие колибри, летают искорки неподдельного счастья.
Набросок получился таким забавным, что Рома рассмеялся и прикрепил его прямо на кухне к огромной пробковой доске – пусть они с Братиславой любуются друг другом сквозь стекло.
Минут через семь Рома снова услышал звонок.
– Ты уже знаешь? – прямо с порога выдохнул Оскар.
– И тебе привет.
– Ой! – Ромин приятель с далеких школьных времен закатил глаза и быстро зашел. – Рита замуж выходит! Понимаешь? Об этом в «Братиславском наблюдателе» кто-то написал. И самое дурацкое… – он стянул ветровку и встал перед зеркалом, тормоша непослушную челку. – Самое дурацкое, что она все–таки выбрала твоего Лелика. Имя как из мультика, честно. Кошмар!
Он заворчал, закрыл ладонями глаза и шумно выдохнул.
– Вообще, зря я разделся. Просто ты трубку не берешь, зараза такая.
– Лелик не мой, да и с Ритой мы просто учимся вместе. Но сочувствую… – Рома пожал плечами и облокотился к стене у зеркала. – Состриги челку, а?
– Ага, побежал… – Оскар помялся. – Просто… Ром, она же еще несколько месяцев назад была от меня без ума. Ей, правда, тоже челка не нравилась… Ну вас!
Он быстро набросил ветровку и обернулся в дверях.
– Я даже фотографии с этой свадьбы смотреть не стану…
Оскар честно и благородно страдал полтора года. Рита была яркой, словно искрящейся. Она смеялась, и белые зубы светились на фоне ее темной гладкой кожи, так что от этого смеха сходили с ума почти все братиславские парни. Она собирала кудрявые непослушные волосы в низкий хвост и носила крупные серьги. Самым бессовестным образом прогуливала пары в университете и знала лучшие места Старого Города для ночных вечеринок.