Она матерится, вваливается в коридор-столовую, разувается, громко кидает туфли в угол за холодильник и босиком идёт в спальню. Стоит в дверях несколько секунд и смотрит на спящего детёныша. Плачет. Затем снимает брюки наполовину и, оставшись в одной штанине, смачно икает. Падает на кровать.
Я уверен, что она заснула ещё в падении.
На крыльце за дверью снова возня - это те два самца, что увязались за самкой. Моё зрение позволяет видеть сквозь фанерную дверь.
Самка спит, но детёныш просыпается от шума. Один из самцов, тот, который покрупнее, поддевает дверь топором. Оказывается, они заранее прихватили его с собой. Значит, готовились к такому повороту событий.
Дверь поддаётся быстро. Самцы входят в дом и крадучись заходят в спальню. Самцы в балаклавах, но я всё равно вижу их лица. Правда, смотреть на переднюю часть их черепов мне ни к чему.
Они разглядывают спящую самку, полуголую, разметавшуюся по кровати, бросают равнодушный взгляд на испуганного детёныша и снова смотрят на самку. Она просыпается, видит тёмные силуэты.
- Какого хера вам надо, - говорит она.
Страх самки усиливает страх детёныша. Он ещё больше пугается и прячется под одеяло с головой. Его пульс подскакивает до 158-ми.
Тот самец, который покрупнее, торопливо снимает штаны. Путается в кроссовках, срывает их с ног. Делает всё молча. Сквозь дыры в носках видны длинные грязные ногти.
Второй самец на полголовы меньше первого. Он стоит сбоку и немного сзади. Он тоже молчит. Видно, что очень боится. Пульс 162, интенсивно потеет, у него зашкаливают уровни адреналина, кортизола и остеокальцина. У обоих самцов завышены уровни дофамина.
Я стою за распахнутой дверью, прислонившись спиной к стене, в 2-х метрах от самцов и кровати с самкой. Кровать с детёнышем стоит ещё на 2 метра дальше.
Крупный самец приближается к кровати с самкой вплотную и взбирается на самку сверху. Она кричит и сопротивляется. Самец жёстко бьёт её по лицу, откуда-то достаёт мясницкий электронож, прислоняет его к шее самки, слегка проколов кожу. Самка замолкает и перестаёт сопротивляться.
- Иди в жопу, мудак, - говорит она.
Если в доме, в который я вхожу для обработки, попадается детёныш, я должен следовать "Руководству по обработке", вопросы по которому были на экзамене. Там сказано, что в случае обработки самки с несамостоятельными детёнышем или детёнышами, всех детёнышей надлежит незамедлительно гуманно убить. Я раньше не знал, почему существует такое правило, но потом выяснил: оно было один в один заимствовано из сапиенского "Руководства по спортивной охоте". Наши просто взяли его и скопипейстили, решив, что так оно будет лучше. Из сострадания. Наши ведь тоже продвинутые - гуманисты. Мы, как и сапиенсы, тоже убиваем осиротевших детёнышей.
Что касается меня, я не люблю животных, у меня нет нейронного блока, отвечающего за такого рода любовь, и мне не нужно называть себя гуманистом, чтобы оправдывать убийства. Я не такой как они, могу убить и просто из прагматических целей или для того, чтобы выполнить инструкцию, например. Не моя задача придумывать правила.
В запасе остаётся ещё много времени. Нецелесообразно прибывать в точку сбора заранее, да ещё с мулом, перегружённым телами. В этом случае придётся ждать в опасной буферной зоне, а это чревато нападением вражеских дронов. Намного безопасней побыть ещё 14 минут в доме, под крышей, прежде чем идти.
Крупный самец молча кончает, затем слезает с самки, продолжая держать нож у её шеи, и на его место взгромождается мелкий. Он уже не боится так сильно, как поначалу. Его пульс упал до 141-го, уровни гормонов страха упали вместе с пульсом, а дофамин ещё больше поднялся - он в ожидании кайфа. Крупный всё так же держит нож прижатым к шее самки. Он стоит рядом с кроватью, всё ещё без штанов. Его гениталии и ляжки в крови, похоже, у самки менструация. Вскоре мелкий тоже кончает с негромким всхлипом. Он опять тяжело дышит.
Неожиданно, крупный самец смотрит в мою сторону, прямо на дверь, за которой стою я. У него импланты инфракрасного зрения, он видит в темноте, но не в рентгеновском спектре. Он не может видеть меня, стоящего за дверью, но он замечает, что между дверью и стеной есть пространство, достаточное для того, чтобы вместить сапиенса или андроида, и ему в голову приходит запоздалая идея проверить, нет ли там кого. Крупный убирает нож от шеи самки, делает шаг в мою сторону и протягивает левую руку к двери.
Я несильно толкаю дверь локтем. Она слетает с петель и бьёт крупного самца. Дверь лёгкая, бьёт несильно, к тому же он успевает загородиться руками, и дверь падает в сторону. Я делаю два шага вперёд и аккуратно бью мелкого самца снизу-вверх в основание черепа, там где у этих животных ретикулярная формация. Он теряет сознание, заваливается вперёд и безвольно падает на самку.
- Что это за хрень, - говорит самка сдавленно. Она всё ещё не протрезвела.
Крупный самец пытается пырнуть меня ножом. Он теперь на адреналине и кортизоне. Он уже знает, что ему пришёл конец, но, тем не менее, инстинктивно борется за свою жизнь. Он старается двигаться быстро, но сапиенсы медленные, намного медленнее большинства других животных. Я осторожно беру его чуть выше запястья двумя пальцами и легко ломаю кости предплечья так, чтобы обойтись без открытого перелома и внутреннего кровотечения. Затем я сразу же выкручиваю предплечье в месте перелома. У самца наступает болевой шок, он мочится в свои дырявые носки, нож выпадает из его руки.
Что же, руки ему больше не понадобятся, но до базы его нужно доставить живым. Я беру его за горло и делаю укол "Инъекции для обработки", потом делаю уколы его брату и самке. При виде меня самка от страха тоже предсказуемо испражняется под себя. В воздухе повисает густой смрад. Меня он не тревожит, мне запахи вообще не мешают.
- Что за, - успевает сказать она и засыпает второй раз за вечер.
Теперь все трое парализованы, но дышат. Глубокий наркоз.
Я раскладываю их на полу, каждого осторожно поворачиваю на бок, чтобы не подавились собственными языками. Сапиенсы очень нежные, их так легко сломать.
