– А дышать размеренно и неглубоко,– добавил присутствовавший здесь же врач. – В воздухе повышенное содержание озона.

После этого, следуя один за другим, партия спустилась к рубочной двери, а оттуда, по узкому обводу корпуса ко второй. Ведущей на ракетную палубу.

Спустя пару минут группа материализовалась на ней, и, опершись на леера, стала рассматривать невиданный пейзаж. Таинственный и величавый.

– Не стоять, бойцы! Ходить! – подал с мостика голос Давыдов. – Восстанавливайте мышечную энергию!

– Ясно! – бодро ответил кто-то, и все стали неспешно передвигаться.

Через пятнадцать минут вояжеры сменились. Все повторилось сначала.

В обед в обеих кают-компаниях было непривычно оживленно, у всех появился аппетит. Смена впечатлений и прогулка на свежем воздухе сделали свое дело.

На следующее утро к оздоровлению команды приступил помощник. Капитан-лейтенант Колбунов. По кличке Геракл и большой любитель спорта. В свое время он увлекался штангой, выполнив норму «кмс»*, за что был почитаем в соединении и на корабле. В подплаве уважают силу.

Согласовав с командиром, он вывел наверх три десятка воспрявших ото сна, где, приказав раздеться по пояс, выстроил всех в разомкнутых шеренги вдоль ракетной палубы.

Далее, встав перед строем, Колбунов оголил мощный торс и, обернувшись назад, махнул рукой стоявшим на мостике доктору с вахтенному офицером.

Последний давнул кнопку доставленного туда «Панасоника», рядом с которым стояла клетка с Сильвером, весело что-то цокающим, вслед за чем окружающая акватория огласилась бодрым голосом всенародно любимого барда.

Вдох глубокий руки шире,

Не спешите – три четыре,

Бодрость духа грация и пластика,

Общеукрепляющая, утром отрезвляющая,

Если жив, пока еще гимнастика !…

хрипел тот под звон гитарных переборов.

Капитан-лейтенант стал выполнять в ритм «разрыв военно-морской груди», а гимнасты, белее телами, с явным желанием повторяли.

На второй минуте вахтенный офицер (им являлся командир БЧ-3 Морозов), толкнул в бок наблюдавшего за действом доктора «смотри что творится!».

Высившиеся по окружности ледяного пространства стены пульсировали в унисон песне, а струившиеся с них потоки завивались в красочные спирали.

– Не иначе ему нравится, – сделал предположение начмед. – Ты смотри, как реагирует.

– Да, и природе не чуждо искусство, – с удивлением протянул Морозов.

Не страшны дурные вести начинаем бег на месте,

В выигрыше даже начинающий,

Красота, среди бегущих, первых нет и отстающих,

Бег на месте обще примеряющий!..

выдал очередной куплет бард, а моряки приступили к следующему упражнению.

Удатный же в это время томился ожиданием.

Поприсутствовав на разводе очередной вахты, а затем позавтракав, он поднялся в центральный пост, где выслушал обычные доклады; сделал втык начхиму за несвоевременную проверку дозиметров, после чего вернулся к себе в каюту. Где опустившись в кресло у стола, предался размышлениям.

«Что он имел в виду, когда заявил о своих соображениях в части нас?» вертелась в голове мысль. «И во что это может вылиться?».

Беспокоило командира и то, что налицо был явный плен. Корабль не мог самостоятельно сдвинуться с места. Запущенный по его приказу эхолот* показал, что толща льда под корпусом составляла восемьсот шестьдесят метров, а это исключало любые маневры. Причем выяснился очередной интересный факт. Анализ взятого на пробу льда показал, отсутствие в нем микроорганизмов.

Невеселые думы Удатного прервал стук в дверь.

– Войдите, – повернул он туда голову.

– Есть разговор, Юрий Иванович, – возник на пороге Цой.

– Присаживайся.

– Мне тут помощник ночью доложил, что у нас неважно с продуктами,– уселся на диван старпом.

– Вот как? – вскинул брови командир. – С какими именно?

– Мясом и рыбными консервами. Остались в основном сухая картошка да крупы.

– Как так случилось?

– Если помните, на переходе в район на неделю вышла из строя морозилка.

– Отлично помню.

– Две тонны свинины протухли. Ее через «дукс»* скормили акулам.

– А консервы?

– Вчера интендант с коком начали новую партию шпрот в масле – несъедобные. Впарили на базе.

– Вот суки, – выругался Удатный.

– Придется уменьшить раскладку, – заявил старпом. – Больше ничего не остается.

– Уменьшай – нахмурился командир – А интенданта на сутки драить трюм. – Чтоб служба раем не казалась.

На переборке зазуммерил телефон. «Да!» снял он трубку.

– Дорожка говоришь? Отлично. Вызови в центральный Ливанова со Свергуном. Пойдут со мною.

– Приглашает? – заговорщицки спросил Цой.

– Да, – взглянул на часы командир. – Остаешься на борту старшим.

Спустя десять минут, он, заместитель и особист, скользили на мерцающей дорожке в направлении стены. К тихо струившимся с нее потокам. Удатный со Свергуном стояли неподвижно, а заместитель чуть подергивал ногой. Нервничал.

Как и в прошлый раз, дорожка беспрепятственно въехала в стену (в глазах зарябило) а затем офицеры почувствовали подъем. Словно в лифте.

Когда все трое обрели зрение, ахнули.

Они стояли на зеленой поляне, слева от которой голубела морская синь, с окаймленная песчаным берегом с пальмами. Вверху ослепительно сияло солнце, а в зените парил альбатрос. Широко распластав крылья. Справа высился горный пик, с низвергавшимся оттуда водопадом, а в центре, под высоким баобабом стоял Океан. Как и при первой встрече. Молча и величаво.

– Рад приветствовать всех снова, – поднял он вверх согнутую в локте руку. – Вместе с капитаном 2 ранга Ливановым.

– От-ткуда вы меня знаете? – опешил тот.

– Я классифицирую каждого, кого пожелаю, – чуть изменила неподвижный лик субстанция. – Это несложно. Присаживайтесь.

В тот же миг над травой материализовались четыре полусферы, все опустились на них (заместитель с некоторой опаской), и возникло долгое молчание.

Офицеры с удовольствием вдыхали морской бриз, слышали негромкий шум прибоя на песке и, щурясь от яркого света, приходили в себя. Пораженные увиденным.

Вторая сторона восседала с видом египетского сфинкса. Отрешенно и неподвижно. Большие, похожие на топазы глаза светились голубоватым светом, полупрозрачное тело переливалось в солнечных лучах подобно глыбе льда, над которой поработал искусный скульптор.

– Позвольте узнать, где мы находимся, – первым нарушил молчания командир, оторвав взгляд от столь красочного пейзажа.

– На одном из моих островов, – чуть шевельнулся рисунок губ. – В сотне миль от атолла Муруроа*. Он широко известен в вашем мире.

– Но это же в Тихом океане?! – опешили офицеры. – А мы были в Атлантике!

– Я един, – последовал неторопливый ответ.– И везде на этой планете, а также за ее пределами. Вплоть до космических галактик. Человеческие знания обо мне ничтожны.

– Все это так, – согласились Удатный со Свергуном, а Ливанов внимал с открытым ртом. Все еще не понимая, сон перед ним или реальность.

– А теперь расскажу,– медленно повернула овал головы из стороны в сторону субстанция, – что представляю из себя на самом деле. Неведомое людскому племени.

Родился я не здесь, и не в период архея*, четыре миллиарда лет назад, как утверждает земная. А много раньше. Одновременно со Вселенной. Нас создало Время. Не имеющая начала и конца, бесконечность. Каждого со своим предназначением.

Вселенная, продолжая начатое, создала галактики и звездные системы с планетами. Я же дал им атмосферу послужившую основой биологических форм жизни.

– Подобных земной? – осторожно спросил Удатный.

– В определенном смысле да, – блеснул топазами глаз фантом. – Их я стал развивать, в чем ваш Дарвин* не ошибся, и в конечном итоге воспроизвел из себя вас. Гомо сапиенс. Вложив в сознание то, что зовется разумом.