– Мелисса, не стой у окна. Тебя могут увидеть снаружи, – напомнила мама, и я плотно задернула тяжелые ткани, отрезая последний солнечный луч.

Мы прятались вот уже десять лет, и каждый наш день был похож на предыдущий. Ранний подъем, завтрак, обучение ведьмовскому искусству, обед, поиск нового пристанища, ужин, варка зелий и сон. Каждый день все одно и то же, только декорации временами менялись.

Нам приходилось искать новые места все время. Не потому, что нас обнаруживали, а для того, чтобы этого не случилось. А он искал. Искал если не каждый день, то через день уж точно. Никогда не прекращал свои поиски, будто был уверен, что рано или поздно все равно достигнет своей цели.

Нам оставалось лишь делать все возможное, чтобы его уверенность рушилась. Ломалась, словно замок, вылепленный из песка.

Я любила свою маму. Для меня она всегда была и будет самой лучшей подругой, самым верным другом и самым умным и интересным человеком. Хотя человеком ее могли бы назвать с очень большой натяжкой.

Ведьма! Как есть ведьма!

Я на нее совершенно не походила, хотя жгучие черные волосы унаследовала именно от нее. Как и маленький рост. Ну не рождались в нашей семье высокие статные ведьмы, хотя неказистыми нас тоже было не назвать. Мама считала нас особенными, и я ей верила.

А вот темно-зеленые глаза мне посчастливилось взять от отца. В детстве я мечтательно надеялась, что цвет радужек все же со временем изменится, посветлеет, если я все больше буду заниматься ведьмовским делом, но магический дар во мне так и не зачах. Наоборот, укрепился, обжился, свободно соседствуя с ведьмовской натурой.

Собственно, именно это и стало проблемой.

Я видела отца всего лишь один раз в жизни. В первый раз он нашел нас, когда мне исполнилось шесть. Ведьмы охотно пускали на свои земли магов, разумно полагая, что ругаться с ними по пустякам не стоит, а потому к нам домой – в небольшой домишко на окраине города – герцог из Вельгальда заявился свободно.

Спустя шесть лет после моего рождения он пришел узнать, проснулся ли во мне магический дар, чтобы забрать у матери, если это случилось. В тот момент я впервые увидела мою всегда уверенную и сильную маму растерянной – я очень хорошо помнила ее лицо. В пришлом маге она никак не могла узнать молодого парня, которого некогда выходила, выцарапав из лап удушающей смерти.

Конечно, эту историю мне шестилетней она не рассказывала, но к шестнадцати я уже была готова ее услышать.

Выброшенный штормом на берег матрос несколько дней пробыл в горячке, прежде чем уверенно стал идти на поправку. Он прожил в ее старом доме около двух месяцев, споро помогая по хозяйству, а потом уехал на родные берега.

Впрочем, мама по нему не убивалась.

В жизни настоящей ведьмы не может быть постоянного мужчины – так гласит кодекс, так что она просто стала жить дальше. И даже то, что я появилась на свет, ее нисколько не опечалило. Наоборот, я была долгожданным ребенком.

Ведьмы всегда сами воспитывали дочерей – так гласил все тот же кодекс, а мальчики у них просто не рождались. Мужчины же чаще всего про то, что у них есть дети, даже не догадывались, но то обычные человеческие мужчины. Потому ведьмы их и выбирали, избегая даже просто знакомиться с ушлыми магами.

Маме же на пути попался именно маг, и об этом она узнала только шесть лет спустя. Когда это осознание настигло ее, она попыталась защитить меня, но была тут же закована в хищные щупальца растения, что пробило окно, рассыпая по полу осколки.

Маг оказался неплохим стихийником.

Я хорошо помнила, как мама кричала, что у меня нет магического дара. К тому времени ведьмовская сила уже проснулась во мне. Если бы я тогда не испугалась творившегося кошмара. Если бы не разозлилась на человека, который делал моей маме больно, он бы просто ушел.

Навсегда ушел, оставшись ни с чем, потому что маленькая ведьма ему была не нужна.

Но я испугалась. Разозлилась. Разозлилась настолько сильно, что, не выговаривая нескольких букв, сумела произнести ведьмино слово, щедро сдобрив его внезапно проснувшейся силой. Бесформенный сгусток чистой магии врезался в мужчину, не ожидавшего отпора, а ведьмино слово заставило эту силу стать защитой.

Понятное дело, что с матерым магом я бы не справилась. Мне на руку сыграло то, что он не ожидал от меня нападения, а так я была для него не опаснее мухи. Но мое нападение дало моей маме время.

Ведьмы всегда умели договариваться с растениями, животными и всем тем, что было принято считать творениями природы. Вот и она сумела договориться с удерживающими ее отростками и высвободилась из их захвата.

Взяв метлу и меня в охапку, она вылетела прямо в разбитое окно, уже тогда понимая, что нам придется скрываться до тех пор, пока я не смогу пройти инициацию и не войду в полную ведьмовскую силу.

Значительно позже мы осознали, что наши прятки не оставляли нам, а точнее моей маме, никакой возможности жить – лично меня это сильно удручало. Примерно в это же время стало понятно, что без посторонней помощи и необходимых знаний со своим магическим даром я не справлюсь. Так мы пришли к потребности с прятками заканчивать и искать решение проблем, которое, к слову, нашли.

Хочешь что-нибудь спрятать? Положи на видное место. Так под поддельными документами я и оказалась на другом материке в Академии Шепота, в нескольких часах от столицы, в которой жил тот, от кого скрываться мне предстояло еще чуть меньше года.

Так вот к чему я это вспомнила? То, что у меня от страха вся жизнь перед глазами промелькнула, – это очень мягко сказано, но вспомнила я все-таки о метле, которой именно сейчас мне отчаянно не хватало, потому что, как и в тот раз, улепетывать нужно было безотлагательно.

Только призывать метлу на глазах у такого количества магов равнялось самоубийству. Перед взором так и маячил костер. Это на землях ведьм нас боялись, уважали и почитали, а здесь инквизиторский костер разжигался с огромным энтузиазмом.

Ну не признавали маги конкуренцию.

С земли я все-таки поднялась. Ведьма я или кто? Гордости у меня было хоть отбавляй – по кодексу положена, так что я не только поднялась и отряхнула ученическую мантию, но еще и гордо вздернула подбородок, разумно не глядя в сторону своего злейшего врага и его прихвостней.

Проверив, как там Копер в кармане, невозмутимо сложила руки на груди, намереваясь вот прямо сейчас отказаться от участия в сомнительном мероприятии.

Сбоку от меня неопределенно хмыкнули, и я сделала ма-а-аленький шажочек в сторону. Исключительно на всякий случай, потому как всякие хмыкающие в моей гордости явно сомневались и не дай верховная ведьма прямо сейчас проверять полезут. Шрам-то на половину лица у него до сих пор красовался.

– Итак… – преподаватель по магическим тварям окинул наше разношерстное сборище недобрым взглядом. Я тоже осмотрелась, отмечая, что таких, как я – забывших вовремя спрятаться, – набралось немало. В нестройных рядах топтались и первокурсники, и выпускники, и всякие мерзкие типы без совести. – Девятнадцать. Ладно, позже найду еще одного добровольца. Поздравля…

– Простите! – перебила я, набравшись смелости.

Перебивать преподавателей вообще не входило у меня в привычку, все-таки жить еще хотелось, и желательно счастливо, но тут был особый случай.

– Вы что-то хотели, студентка? – недобро зыркнув на меня из-под пушистых ресниц, недовольно поинтересовался мейстер.

– Простите, мейстер Карстар, но я не буду участвовать в «Последнем отборе». Спасибо, за приглашение. – Подняв с земли свой саквояж, я скинула с него прилипшую травинку и повернулась, намереваясь покинуть территорию загонов.

Но самым неожиданным образом в спину мне донеслось насмешливое:

– Студе-е-ентка… – И вот мне бы зарубить себе на носу, что с преподавателями лучше не спорить, но ведьмина самоуверенность и сегодня вышла мне боком. – Кто вам сказал, что вы можете отказаться? Нет, вы, конечно, можете попробовать, но я тоже могу. Могу, например, обвинить вас в убийстве редкого экземпляра насекомого из моей личной коллекции.