Кортес заручился поддержкой нового касика важного города Текскоко на правом берегу озера Мехико. В течение марта и апреля 1521 года по серпантину горной дороги из Тласкалы в Текскоко, пересекающей сьерру, не прекращалось оживленное движение. Носильщики-тласкальтеки на гигантских носилках перенесли все тринадцать десантных судов для атаки столицы ацтеков с воды. Пока тласкальтеки занимались доставкой снаряжения, в Текскоко развернулись другие титанические работы: по распоряжению Кортеса там возводился искусственный порт, совмещавший в себе формы сухого дока и широкого канала для спуска на воду тринадцати судов.

В течение всего этого времени войска Кортеса готовились к осаде Мехико, захватив постепенно все города по берегам залива. Сначала испанцы стали хозяевами восточного берега от Теотигуакана до Чалько, позже, после другой экспедиции, под их контроль перешли северный и западный берега. За города Ацкапоцалько и Тлакопан конкистадорам пришлось вести исключительно жестокие бои. В марте главнокомандующий удерживал всю южную часть бассейна Мехико, подумывая уже о привлечении на свою сторону людей Куаутнауака (Куэрнавака) и Оакстепека, чтобы исключить и малейшую вероятность нападения с тыла. Развязка драмы приближается, в конце апреля Кортес готовит большой поход на саму столицу ацтеков, так что там мне делать сейчас точно нечего.

Подкреплений же Кортесу и так хватает, еще в прошлом году к нему прибыло много новых кораблей с людьми, лошадьми и военными припасами. Глупый губернатор Кубы Веласкес не поверит краху экспедиции Нарваэса и отправит к нему два корабля с подкреплением. Похоже, что Куба уже окончательно обезлюдела, так как на этот раз экспедицию будет возглавлять мой хороший знакомый градоначальник моего города Гаваны Педро Барба. Наш доблестный мэр привез с собой 13 солдат, 2 лошадей и большое количество писем на имя Нарваэса. Диего Веласкес в твердой уверенности, что Нарваэс овладел всей Мексикой, просил его прислать ему Кортеса, если он жив, и наиболее видных его сподвижников, чтоб он мог их переправить дальше, в Испанию, как то ему предписал дон Хуан Родригес де Фонсека — епископ Бургоса, архиепископ де Росано, президент Королевского Совета по делам Индий.

Адмирал бывшего флота Нарваэса, перешедший на сторону Кортеса, Педро Кабальеро, заметил знакомый корабль, сейчас же сел в шлюпку, чтобы приветствовать вновь прибывших, и взял с собой значительное количество людей, хорошо вооруженных. На вопрос Педро Барбы о Нарваэсе и Кортесе он ответил: "Сеньор Панфило де Нарваэс здоров и в отличном виде, он богат и всеми почитаем; а вот Кортес с шайкой из двух десятков людей шатается по всей стране". Тут бы нашему мэру и воскликнуть: "Побожись!" Клятву бы Кабальеро не посмел нарушить, но наш градоначальник никогда не был слишком умным человеком. Затем Кабальеро пригласил Барбу высадиться на берег и поселиться неподалеку в прекрасных условиях. Тот с удовольствием согласился, но, как только они пристали, они были окружены, и Педро Кабальеро объявил: "Сеньор, Вы арестованы по повелению генерал-капитана Кортеса!" Прибывших разоружили, с корабля сняли паруса, руль, компас, и все это было послано в Тепеаку, где находилось войско с Кортесом. Также был захвачен и другой небольшой корабль с Кубы, снаряженный Диего Веласкесом, с кассавой и другими съестными припасами, капитаном его был идальго Родриго Морехон де Лобера, уроженец Медины дель Кампо.

Не отставал от Веласкеса и губернатор Ямайки Гарай. С Ямайки Франсиско де Гараем была отправлена флотилия для устройства колонии в районе Пануко. Командовал ею все тот же Алонсо Альварес де Пинеда, некоторых из его людей Кортес, уже в свое время перехватили. Один корабль под командой Диего Камарго пристал в Вера Крусе с 60 больными солдатами. Пинеде не повезло: индейцы убили его и многих его людей и сожгли корабли, кроме одного, на котором спасся Камарго, не успевший даже захватить припасов. Больных этих постепенно переправили в глубь страны, где климат был здоровее, в Вилью де Сегуру де ла Фронтеру, и Кортес сейчас же поручил их попечениям лекаря; вид их был ужасен — животы вспухли, а сами худые, как смерть. Многие из них, между прочим и сам Камарго, так и не оправились и умерли. Тут поясню, для того чтобы создать удобную базу и обеспечить связь между Тласкалой и Веракрусом, Кортес приказал построить второй испанский город на территории империи ацтеков — пограничное укрепление Сегура-де-ла-Фронтера.

Вскоре, впрочем, прибыл и еще корабль с Ямайки. Послали его на выручку Пинеде; но так как на реке Пануко уже не было ни одного испанца, то Мигель Диас де Аус, капитан корабля, направился в Вера Крус, следуя рассказам индейцев. С ним прибыло 50 человек и 7 лошадей — великолепное подкрепление, самое лучшее за все это время! Наконец, тоже с Ямайки, и тоже для поддержки экспедиции в Пануко, вскоре пришел еще и третий корабль с 40 солдатами, 10 лошадьми и всяческими военными припасами; капитаном его был Рамирес по прозвищу "Старый". У Кортеса уже было достаточно судов, и он даже как я уже упоминал раньше отправит из Вера-Круса два корабля. Один на Ямайку тайком купить там лошадей, а один на Гаити с посланцами Ордасом и Авилой. Последние из Санто Доминго поехали дальше в Испанию, чтобы представлять дело Кортеса против представителей Диего Веласкеса.

ГЛАВА 16.

В это время в Медельине два неразлучных друга Алваро Боканегро и Мигель Родригес отдыхали вечером после проведенных днем тяжелых занятий по военной подготовке. Большой каменный дуб защищал своей зеленой листвой их от вечерних солнечных лучей и перед их взором простирался пыльный остывающий опустевший плац. Дальше виднелись серые каменные дома города. Парням предстояло скоро ехать к дальнему родственнику в далекую сказочную страну Мексику. Альваро был среднего роста смуглый красивый юноша, с вьющимися иссиня-черными кудряшками на голове и пушком на загорелых щеках, ему было только 17 лет и он был молод и горяч. Мигель имел более крепкую приземленную крестьянскую фигуру, темно русые волосы и румяные деревенские щеки, характер у него был степенный и основательный. Рост его на пару пальцем был меньше чем у его смуглого товарища, но был он на год старше. Оба друга были лишние люди в Испании. Альваро был младшим сыном крестьянина, Мигель средним сыном мельника, все имущество должны были унаследовать старшие сыновья в их семьях, а им предстояло попытать счастья за океаном.

— Вот жук, этот Рамирес, после его занятий еле ноги передвигаю, от всех этих стройся, к ноге, вперед, коли- голова кругом идет, к концу дня ничего не соображаю- жаловался Мигель своему более молодому другу на отставного сержанта Ордена Алькантары, сурового ветерана, гонявшего три десятка молодых солдат и в хвост и в гриву- я в пеоны (слуги) никому не нанимался!

Его более молодой товарищ слушал его сетования только краем уха. Действительно, Рамирес с товарищами усердствовали, гоняя юнцов, обучая сражаться строем, он время от времени и сам брал в руки длинное копье и показывал им наиболее удобные приемы обращения с этим оружием. Сейчас же Альваро размышлял о своей собственной судьбе, а она была незавидной. Мало того, что он был младшим сыном крестьянина и в будущем ему приходилось выбирать между карьерой свинопаса, пастуха или солдата, так еще кто-то из его предков, издавна живущих в Эстремадуре, в период господства мавров еще и смешал свою чистую кровь с мавританской. Теперь же в моду входили понятия о чистоте крови, и на остающихся на полуострове мавров-христиан и даже полукровок смотрели косо, люди поговаривали, что пора изгнать их с христианских земель, все равно они тут чужие и предадут при первой возможности. Сотни лет зажатые в своих горных твердынях христиане ненавидели чужаков неверных, захвативших лучшие земли страны и разжигали в себе яростный религиозный пыл, который теперь трудно было загнать в рамки. Далее угадывалось, что потом, когда разберутся с этими категориями, сполна достанется и испанцам с небольшой примесью мавританской крови, как морально не стойким субъектам. Уже сейчас Альваро часто дразнили — "Моурос" (Черный). Так что ехать туда, где он будет белым, было лучшим выходом, пусть даже там будет край дикарей и людоедов. Но Альваро не мог долго грустить, характер у него был веселый и озорной, поэтому он улыбнулся своему товарищу и произнес: