Внешне Софочка тоже стремилась выглядеть моложе (и настояла на том, чтобы мы все величали ее не иначе, как по имени), экспериментируя с прическами и одеяниями, которые иногда превосходили все наши ожидания. А точнее, в совершенно неожидаемом виде она шокировала нас не один раз, и даже не два и не три. Невысокого роста, как и Ирина, Софочка могла напялить на себя все что угодно, считая себя великим кутюрье, а нас недалекими плебеями, с полным отсутствием вкуса. О чем она, так же, не раз заявляла лично мне в глаза. Но немного попривыкнув, мы стали относиться к ней, как к чему-то неизбежному, как к каре, року или кресту, который нам предстояло нести до скончания века (надежда теплилась: ее века).
– Этого не может быть. Чтобы я и Ирину? – в то время, пока я углубилась в свои мысли, Софочка перешла на блеяние послушной овцы.– Да, мы просто телефоны перепутали. Они у нас одинаковые. Мы же их по акции «два по цене одного» покупали. Ирина, наверное, взяла мой, а мне достался ее. Вот, ведь, дура, перепутала, а я страдаю. У меня давление. Разве она не знает? Совсем не жалеет мать. Я у нее одна-одинешенька. За что она так со мной?
Догадавшись, что жалость Софочки и сострадание повернули в русло, направленное на себя любимую, я, по-английски, без предупреждения, вышла из диалога, быстро нажав кнопку отключения.
Глава 2.
Понимая, что до Ирины мне сегодня уже не дозвониться, я решила предпринять попытку завтра, с утра, уверенная, что к тому времени Софочка уже спеет произвести обмен аппаратами. Но я, как всегда, недооценила активности Ирининой мамы. Звонок раздался гораздо раньше.
– Ты чего там маме наговорила?– разбавил ночную тишину моей спальни злой голос Ирины.– С чего это взяла, что меня избил Сережа?
Не проснувшись до конца, я никак не могла сообразить, чего от меня добивается подруга.
– Я все от тебя ожидала, но то, что ты не уважаешь и Сережу,– продолжала возмущаться подруга.– Это же, ни в какие дырки.
– Ворота,– поправила я ее на автомате, забыв спросонья о «таланте» Ирины переиначивать народную мудрость на свой лад.
– Не уходи от темы,– добавила она децибел в свой тон.– Как ты могла?
– Ирина,– стараясь перекричать, перебила я ее.– Рядом с тобой есть сейчас мудрый и взрослый человек по имени Сергей Анатольевич? Дай мне его.
– А зачем он тебе?– стихла подруга, перейдя почем-то на шепот и не заострив внимания (слава Всевышнему) на прилагательные «мудрый» и «взрослый».
Объясняться с ней еще и по этому поводу, ночью, в самый разгар сновидений, ни силами, ни желаниями я не обладала.
– Просто дай мне Сергея Анатольевича.
– Привет,– тут же перехватил инициативу следователь.
– Привет,– поздоровалась в ответ и я.– Я не поняла, о чем глаголит Ирина? Может, ты мне объяснишь. Внятно. Потому, что ни о чем таком я речи с Софочкой не вела.
Я услышала, как Сергей Анатольевич усмехнулся.
– Да, я догадался. Но Софочка так орала, когда принесла телефон, что я и сам толком не понял: кто кого и за что убил или побил? Не заморачивайся. Утром все пройдет. А ты чего ей звонила-то? Знаешь, ведь, что с Софочкой лучше разговаривать лицо в лицо, чтобы она не только слышала, но и читала по губам. Так наверняка будет.
– Я, вообще-то, Ирине звонила,– промелькнула у меня мысль о всеобщей тупости, поселившейся в квартире друзей и распространяющейся, как инфекция.
– Ах, да. Чего это я?– заговорил сам с собой следователь.– А чего звонила?
– Ну, наконец-то,– облегченно выдохнула я.– Я уж думала, до сути и не дойдем.
– Ладно тебе,– не видя лица Сергея Анатольевича, я поняла, что он смутился (не удивлюсь, если и покраснел).– Ты же знаешь, если мне пришлось пообщаться с Софочкой, то часть моего мозга изрядно потрепана или, того хуже, напрочь убита. Ну, не сообразил. С каждым бывает.
– Верю и по собственному опыту, знаю,– засмеялась я.– Только мне от этого не легче. И почему ты не отговорил Ирину брать Софочку с собой?
– Ка-а-а-к?– прогремел голос следователя, как мне почудилось, сразу в обоих ушах.– Она едет с нами?
«Что я наделала?– испугалась я за Ирину.– Похоже, ночка у друзей будет не из легких. Прости, подруга! Но, впрочем, предупреждать надо. Я же не знала, что присутствие Софочки в наших рядах, это тайна, кое для кого!».
– Я не уверена,– попыталась я проблеять, исправляя ситуацию.– Может, она и не едет. Может, она просто в гости к Ирине зашла, как раз в тот момент, когда и мы заглянули.
– Хорошо. Я понял,– Сергей Анатольевич смолк.
Я зачем-то из всех способов проверить обратную связь, выбрала свист. Посвистев в трубку и услышав в ответ тишину, я сделала вывод, что Сергей Анатольевич переключился на Ирину. Перед глазами проплыла картина допроса подруги с пристрастием и, может, даже пытками. В качестве пытки, я представила стул, и привязанную к нему Ирину с кляпом во рту и выпученными глазами. Она интенсивно вертит головой, чтобы вырваться из плена тесных веревок. И не только головой, но и нижней, хлебобулочной частью тела, которая, чего уж скрывать, иногда выполняет у Ирины функцию: «думать» (и такое случается нередко). А, впрочем, кляп, это лишнее. Должна же она как-то отвечать на поставленные перед ней следователем вопросы.
Узнав со временем привычки подруги, я решила не ложиться спать, потому что, после проведенной Сергеем Анатольевичем с ней беседы, она, невзирая на стрелки часов (указывающих, что на дворе ночь), обязательно перезвонит, чтобы выразить мне свое, так сказать, «почтение» за излишнюю словоохотливость. Покинув теплую постель, я пошла на кухню и включила чайник. Сыпанув в кружку большую ложку кофе, чтобы не уснуть прямо за столом, я села на табурет и уставилась в окно.
Свет от фонаря, освещавший улицу, был настолько слаб, что казалось, что кто-то просто вылил возле столба воду, которая образовала небольшую лужицу желтого цвета. Ночь, подсмеиваясь над стремлением людей экономить, все больше нависала над бедным светильником, который дрожал не от порыва ветра, а от страха быть поглощенным тьмой. Закипел чайник, возвестив меня, что кипяток приготовлен, щелчком автоматического выключателя. Звук от него прозвучал так громко, что я, вздрогнув, тут же перескочила на другую тему, обдумывая, от чего ночью обычный скрип звучит так, как будто по наковальне ударили молотом.
Но закончить с этим философским отступлением мне не дала, естественно, Ирина, ради звонка которой я сейчас и сидела, поглощенная раздумьями.
– И чего ты добилась?– подруга сразу же пошла в наступление, оглушив меня не криком, а ором.– Он с нами не едет. Ну, кто тебя просил говорить о маме?
– Я не думала, что это секрет,– вполне уверенная в себе, ответила я на ее выпад.– Это раз. А два, предупреждать надо. И когда ты, вообще, собиралась сказать Сергею Анатольевичу, что Софочка «осчастливит» нас своим пребыванием?
– Это тебя не касается,– не сбавляла оборотов Ирина.– Как-нибудь решила. Потом. Попозже.
– Понятно,– громко зевнула я прямо в трубку, не заботясь о прикрытии ее ладошкой.– Только, подруга, если и дальше будешь себя вести грубо и неприветливо, поедите с Софочкой вдвоем. Так и знай. И ей передай то же самое.
Я, лишив подругу права на ответ, бросила телефон на стол, не забыв его отключить. Совсем. Посидев еще ровно столько времени, которого мне потребовалось для испития одной чашечки кофе, я, наконец, с чувством выполненного долга, вернулась в постель. Повертевшись с намерением благоустроить свое «гнездовье» и принять удобную позу, я, незаметно провалилась в забытье под названием «сон».
Разбудило меня само утро, призвав для этой цели птиц со всей округи, которые ворвались в поле моей слышимости оглушающим гомоном щебетания по голосам. Часы показывали шесть утра, а это означало, что у меня был в запасе еще час для пробуждения и подготовке к трудовой деятельности. На работу не хотелось, но хотелось кушать (каждый день) и одеваться, поэтому я, потянувшись, спустила ноги на пол.