В XVIII – начале XIX века на льду Невы устраивались на Масленой неделе народные гулянья, на которые собирался весь город. Возводился (чаще всего напротив Петропавловской крепости) увеселительный городок: две огромные катальные горы, деревянные театры (балаганы), карусели и другие постройки. Этот праздник привлекал петербуржцев обилием зрелищ и развлечений, атмосферой игровой активности и непринужденного веселья. Светская публика и состоятельные горожане выезжали на гулянье, чтобы продемонстрировать новые экипажи и моды, а также посмотреть на забавы народа, который, в свою очередь, с любопытством взирал на множество карет и саней, опоясывающих толпу и постройки. Место, где проходило празднество, превращалось в своеобразную сцену («театр в театре»), а участники «русского карнавала» были одновременно и зрителями, и действующими лицами.

Ежегодно 6 января29 отмечалось Богоявление (Крещение). «Праздник Богоявления обыкновенно сопровождается большим воинским парадом, для которого собираются почти все находящиеся в столице и ее окрестностях войска, – сообщает Павел Свиньин. – Для совершения сего празднества воздвигается на Неве, против Эрмитажа, великолепный решетчатый храм. Сей храм снаружи украшается осмью вызолоченными изображениями ангелов и четырью живописными картинами, представляющими: крещение спасителя Иоанна, проповедующего в пустыне; переход израильтян чрез Чермное море и избрание апостолов Петра и Андрея. Сверх того, сей храм вокруг обносится широкою террасою и открытою галереею; в первой совершается молебен, а во второй помещаются знамена всех гвардейских полков, приносимые для окропления их святою водою.

Божественную службу обыкновенно совершает митрополит с многочисленным собором духовенства. Минута величественная! При появлении церковного хода, спускающегося по набережной из дворца, тысячи голов вдруг обнажаются и поклонением святым образам представляют море, внезапно всколыхавшееся. Процессия шествует на Иордан в сопровождении всей царской фамилии; гром артиллерии и перекатный огонь ружей возвещают погружение в реку святого креста, и сие мгновение не менее разительно и живописно! Народ, коим бывает устлана вся Нева, мгновенно стремится к прорубам и отверстиям, сделанным на льду реки: тот, стоя на коленах, пьет из горсти воду, другой черпает ее чашечкою, третий наполняет ею бутылку, четвертый умывается, всеми движет одна мысль – исполнить сей священный обычай. Во весь сей день и следующие народ толпится на Иордане, который для сего нарочно оставляется на трое суток»30.

Вторым праздником, о котором говорил Свиньин, был день Преполовения (вскрытие реки ото льда). В этот день открывались навигация и переправа через Неву.

И. А. Иванов. Нева у Петропавловской крепости в день Преполовения. Офорт, акварель. 1815

До появления постоянных мостов через реку обитатели Петербургской стороны и Васильевского острова, ожидая, пока на Неве образуется прочный лед, отмечали свой праздник. «Большинство публики на Петербургской стороне, состоящее из чиновников, служащих в сенате, в губернских местах и т. п., имеет свой праздник, продолжающийся несколько дней, растягивающийся или укорачивающийся, смотря по силе мороза; этот праздник – рекостав. <…> В это время начинаются у жителей Петербургской стороны визиты, вечеринки, дружеский преферанчик, танцы и разные удовольствия»32.

В 1830‐х годах модное светское гулянье перешло с Невского проспекта на набережные, и «взгляд на Неву» невольно стал атрибутом летнего фланёра. «На Невском проспекте гуляют только зимою и весной, – отмечал Александр Башуцкий в 1834 году, – с приближением лета толпы редеют и начинают переливаться отсюда на Адмиралтейский бульвар, Дворцовую и Английскую набережные и в Летний сад. Гулянье хорошей публики продолжается до четвертого часа»33.

Не в силах был соперничать с коварной Невой парадный и деловой Невский. «С 1836 года Невский проспект, этот шумный, вечно шевелящийся, хлопотливый и толкающийся Невский проспект упал совершенно: гулянье перенесено на Английскую набережную, – писал Гоголь. – Когда Адмиралтейским бульваром достиг я пристани, перед которою блестят две яшмовые вазы, когда открылась перед мною Нева, когда розовый цвет неба дымился с Выборгской стороны голубым туманом, строения стороны Петербургской оделись почти лиловым цветом… и в этой лилово-голубой мгле блестел один только шпиц Петропавловской колокольни, отражаясь в бесконечном зеркале Невы, – мне казалось, будто я был не в Петербурге. Мне казалось, будто я переехал в какой-нибудь другой город, где уже я бывал, где все знаю и где то, чего нет в Петербурге»34.

Нева была и непременным атрибутом белых ночей.

В 1922 году Николай Анциферов ввел понятие «душа города»: «В каком смысле можно говорить о душе города? Исторически проявляющееся единство всех сторон его жизни (сил природы, быта населения, его роста и характера его архитектурного пейзажа, его участие в общей жизни страны, духовное бытие его граждан) и составляет душу города», отмечая при этом, что «через познание внешнего облика города» – путь «к постижению его души»35.

Ставя на первое место фактор «сил природы», исследователь утверждает:

«Город мы воспринимаем в связи с природой, которая кладет на него свой отпечаток… <…> Большое значение для одухотворения города имеет природа. Смена дня и ночи заставляет чувствовать органическое участие города в жизни природы. Утро убирает его часто перламутровой тканью туманов, пронизанных солнечными лучами. Вечер набрасывает на него кроваво-блещущий покров… И белая ночь наполняет его своими чарами, делает Петербург самым фантастическим из всех городов мира (Достоевский). Мистерия времен года, породившая мифы всех народов, превращает самый город в какое-то мифическое существо»36.