Не случайно балаган под номером 1 (самое престижное место189) занимал «Амфитеатр Турниера», успешно гастролировавший в столице с 1824 года. Огромная популярность труппы «конных балансеров» Жака Турниера способствовала появлению стационарного цирка, открытого в 1827 году. Турниер внес половину суммы на постройку деревянного здания у Симеоновского моста (ныне Белинского), за что получил от города право пользоваться «Олимпическим цирком» на пять лет «для представления в нем искусства верховой езды, вольтижирования и пантомим»190.
Особое место в истории петербургских балаганов принадлежит Христиану Леману191. Его имя появляется на страницах газет в 1826 году (ранее он выступал на народных гуляньях в Москве), когда «Северная пчела» рекомендует посетить балаган «балансера-гротеска» Лемана и его зверинец192. Уже в следующем году он был поставлен в обозрении праздника «под качелями» в один ряд с Турниером. «Леман – артист вроде паяцев. Он, кроме ловкости во всех гимнастических упражнениях, одарен особенным искусством переменять физиономию и смешить мнимою своею простотою»193.
На Пасхальной неделе 1830 года Леман впервые показал петербуржцам серию пантомим-арлекинад. «Пантомимы будут переменяться каждый день, – сообщала газета. – В первый – представлен будет Пьеро бомбардир; во второй день – Арлекин в плену; в третий – комическое путешествие по морю. Пантомимы сии сопровождаемы будут забавными превращениями, например, управителя в осла, крестьянской избы в модную лавку, Арлекина в книги; камень превратится в Пегаса, на котором Арлекин полетит на воздух; Арлекином зарядят мортиру и выстрелят его в окно модной лавки; Пьеро раздвоится и обе части его пойдут в противные стороны; сильным ветром из мехов Пьеро в ванне поднимется на воздух»194. «Превращения составляют одну из важнейших частей представления, – отмечалось в статье „Пантомима г. Лемана и компании“, – и все производится в действо так быстро, так ловко, что глаз не успевает следовать за движениями, и не примечаешь обмана. <…> Такого классического паяца, как г. Леман, мы отроду не видывали»195,196. При этом Леману ставили в упрек, что в его арлекинаде «множество перемен декораций и превращений, но – нет сюжета»197.
Именно эти превращения и принесли славу пантомиме, ставшей навсегда самым популярным театральным зрелищем народных праздников. «Более всего впечатления производил на нас эпизод, когда непокорного Арлекина разрезали на восемь равных частей, и он через мгновение оживал на горе врагам и нашу общую радость, – вспоминает посетитель балагана Вильгельма Берга. – Хотя эту сцену мы видели десятки раз, но она неизменно вызывала общий взрыв восторга»198.
Леман не только играл в пантомимах, но и сам оформлял постановки и рекламные вывески для своих балаганов199, а также был «весьма искусен в механике и увеселительной физике»200, успешно соперничая с императорскими театрами. «Леман имеет чудесный дар предупреждать наших драматургов. Все, что теперь влечет нас в театр, все это мы давно уже видели у Лемана в балагане. Вам нравится извержение Везувия в „Фенелле“ – Леман показывал его за два года прежде; вас ужасает скелет в „Игроках“ – Леман выставлял его в 1830 году; вы восхищаетесь красным огнем в “„Волшебном стрелке“ – но это изобретение Лемана»201.
В первый день Масленой недели 1836 года случилась самая большая трагедия в истории гуляний – во время представления загорелся огромный балаган Лемана, в пожаре погибло 127 зрителей202,203. Леман вместе с труппой перебрался в цирк у Симеоновского моста, который арендовал с 1835 года, где поставил пантомиму-арлекинаду204, вошедшую в состав многожанрового циркового искусства. Однако, оказавшись «несостоятельным к платежу аренды за цирк», в конце 1836‐го «иностранец» Леман «из столицы скрылся»205.
От Лемана – «Виктора Гюго начальных штукмейстеров» (как назвала его «Северная пчела») – пошла плеяда балаганных «маэстро»: его ученики братья Легат, семейство Берга, Абрам Лейферт206,207, Алексей Алексеев-Яковлев208,209. В своих арлекинадах все они совершенствовали приемы «превращений» и «перемен».
С начала 1830‐х в столице выступала шведская пантомимная труппа Легат (родоначальник балаганной и актерской династии), сохраняя первенство на гуляньях. В обозрениях праздников всегда отмечалось: братья Легат «дают пантомимы с прекрасными декорациями, с блестящими костюмами, с волшебными превращениями… <…> Коломбина их грациозна, Пьеро забавен, Арлекин ловок, превращения быстры»210,211. Балаган Легат привлекал внимание публики не только арлекинадой212, но и огромными размерами самой постройки213,214 и ее убранством. «Невозможно поверить, чтоб за дощатыми стенами балагана скрывалась такая великолепная палатка; чтоб сальные свечи, прикрепленные к простым обручам, заменялись роскошными люстрами! Скамейки обиты яркою материей; оркестр не висит над зрителями на прозрачном балконе, а расположен перед сценою и скрыт от публики наклонным щитом; авансцена расписана искусною кистью; завеса право не дурна; декорации очень хороши: превращения, перемены чрезвычайно удачны… <…> Пантомима забавная, разнообразная»215.
В конце 1850‐х годов на гуляньях появляется уроженец Гамбурга Вильгельм Берг216, продолживший традицию былой арлекинады. В театре Берга декорации «были написаны условно, но тщательно, – в тех тонах, что преобладали в восемнадцатом веке в живописи. И все перемены делались так чисто, так скоро, что им мог позавидовать бы любой казенный театр. Плотник уцеплялся по свистку за веревку и увлекал своей тяжестью ее вниз, поднимая кверху нужную декорацию. Всякие трюки и превращения производились по старым традициям»217. «Арлекинада всегда кончалась сценой в аду, причем неизбежно показывался огромный, во всю сцену, голый до пояса сатана, – вспоминает писатель Петр Гнедич представление в балагане Берга. – Кроме этого неизбежного финала, были постоянные трюки, как бы ни менялось содержание пантомимы – разрезание Арлекина на куски и стреляние им из пушки в цель. Все делалось быстро, судорожно, как потом практиковалось в кинематографе»218,219.
Арлекинаду с превращениями можно было увидеть только в двух-трех площадных театрах (каждый вмещал более тысячи зрителей), куда устремлялось не только простонародье, но наведывалась и светская публика, а временами – императорская фамилия, которая в 1830 году посетила балаган Лемана. В этих театрах пантомиме всегда предшествовал небольшой дивертисмент из эстрадно-цирковых номеров. Леман, например, проделывал фарсы (глотал яйцо и вытаскивал утку) и «разные акробатические игры на тугом канате и на полу»220. В остальных балаганах шла короткая по времени арлекинада в составе многожанровой программы. «Представления Пациани начинаются акробатами. Сначала танцует на веревке ребенок, потом забавный паяцо, наконец Каролина Пациани. Она делает трудные экзерциции со стулом и присоединяет к ним еще другие, делаемые ею без шеста. После этого отделения следуют опыты силы. После силачей тирольцы поют свои национальные песни. За тирольцами показывается несгораемая англичанка, которая кует руками раскаленное железо, глотает огонь, ходит по раскаленному железу и становится в жаровню, наполненную горячими угольями. Для окончания представления дают небольшую пантомиму „Арлекин-скелет“, без декораций, без особых приготовлений, как арлекинады даются в Италии»221.
